ЦЕЙЛОНСКИЙ ЧАЙ

Когда Лилия вошла в гостиную, она увидела дочь, которая сидела на диване, листая старинный альбом в синей бархатной обложке. Как же давно она не листала этот гербарий воспоминаний! Последний раз прикасалась, наверное, как раз, когда родилась Машенька Шутка ли, сорок с лишним лет назад!
Она была благодарна дочери за то, что та приходила к ней раз в неделю. Каждый раз она боялась, что запах куриного бульона, пыли и старости, впитавшийся в обои, однажды надоест Машеньке. Видит Бог, она сама уставала от угнетающего стрекота настенных часов, отмеряющих каждое уплывающее в вечность мгновение. Сколько таких мгновений ей еще осталось
— Нашла что-нибудь интересное — спросила она ласково, присаживаясь рядом с дочерью.
— Свои детские фотографии, — улыбнулась Маша. — Почему ты не говорила мне, что я была такая толстая в детстве
— И ничего не толстая, — обиделась Лилия. — Это называется кровь с молоком! Такая ты была живая, подвижная
— Что у папы за прическа тут — прыснула дочка, показывая ей смазанный снимок с какого-то семейного празднества.
— Это я его стригла, — ответила женщина. — Ты только родилась, и у нас ни на что не хватало денег.
Ей нравилось смотреть на изящные руки дочери, переворачивающие страницы безмолвной летописи ее жизни. Перед ними мелькали обрывки забытых дней на даче, прогулок в васильковых полях, поездок к морю и Машиных дней рождений. Лилия собиралась было предложить дочери переместиться на кухню: соседка как раз принесла ей крепкий цейлонский чай, но тут из потайного кармана в альбоме выпал черно-белый снимок: красивая светловолосая девушка в матроске и коротких белых шортах, а по бокам двое мужчин. Один высокий, широкоплечий, с крупными квадратными зубами и смешной челкой, а вот второй Второй
— Кто это, мам — нахмурилась Машенька. — Ты сразу изменилась в лице, как увидела его.
А Лилия и не могла скрывать своих эмоций: целый океан полузабытых воспоминаний наводнил ее бедное старое сердце. Тот весенний день, эскимо на палочке, его шершавые пальцы, робко погладившие ее по щеке
— Это моя первая любовь, Митя, — ответила она неожиданно. Просто вдруг не захотелось ничего скрывать от дочери. Да и разве же это считается теперь Она тогда выбрала иной путь, выбрала своего мужа, и другое ответвление дороги скрылось в тьме так и не происшедшего.
Дочь смотрела на нее с пониманием. Лилии даже показалось, что глаза Машеньки увлажнились. Ни дать ни взять гимназистка, прочитавшая рассказ Бунина.
— А если бы Если бы у тебя был выбор: взять и вернуться в тот день — ты бы снова выбрала папу — спросила она тихо, зачем-то поворачивая туда-сюда обручальное кольцо на пальце.
Как давно Лилия запрещала себе даже подумать о том, что могла сделать другой выбор! Она закрыла глаза, и отдаваясь во власть потоку, похожему на сонный морок, переместилась на полвека назад, став персонажем с черно-белой фотографии.
В тот вечер в московском парке пахло липой и надеждами, неопределенно-сладкий запах которых чувствуешь только, когда юн. Они с Митей и ее будущим мужем сидели на лавочке и говорили о том, кем хотят стать через тридцать лет. Муж всегда знал, что будет военным. У него было доброе, сильное сердце. Даже тогда Лиля знала, что он никогда не даст ее в обиду. С ним так спокойно было молчать — каждый в своем маленьком мирке, диаграммы которых сходятся посередине.
Вот только он не писал стихи. А Митя писал. И голос его звучал так кинематографично, так бархатно, что сердце Лили под бело-синей матроской сжималось, подобно маленькой птичке.
Ее будущему мужу надо было на минуту забежать домой, и они с Митей остались одни. Лиля боялась этого момента — рядом с ним она чувствовала себя слишком уязвимой.
— Хочешь мороженого — спросил он грубовато. — Эскимо
— Давай
Когда он отдал ей это мороженое, их пальцы соприкоснулись. У нее захватило дыхание. Наверное, об этом чувстве и писали русские поэты
— Лиль, — начал он вдруг. — Ты бы вышла за меня замуж
— Что — поперхнулась она и хотела было засмеяться, но тут же увидела, что в глазах его не было ни капли иронии.
— Я знаю, что он уже сделал тебе предложение, но что, если ты выберешь меня — Лиля заметила, что слово «он» в его устах прозвучало уничижительно, будто они вовсе и не были друзьями.
— Нет, Митя, уже слишком поздно, — ответила она, понимая, что никогда не бывает слишком поздно
— Ты любишь его — усмехнулся он. Медовые лучи закатного солнца освещали его тонкий нос, черные испанские кудри: никого красивее она еще не видела.
И тут картинка начала блекнуть. Крутиться, как на картинках с оптическими иллюзиями: круг, круг, еще круг. И пока она падала обратно, в воронку реальности, где возраст уже не позволял ей носить белые шорты, она увидела все. Альтернативную реальность, которую не выбрала.
Да, Митя читал ей стихи. Митя писал ей стихи. Митя устроился работать в школу, учителем литературы. Они съездили в Сочи. Она не понравилась его маме. У Лилии случился выкидыш. Митя начал пить. У Мити потускнели глаза. Митя больше не читал стихи. Нет, он не поднимал на нее руку, но он перестал быть собой. Митя ушел от нее к своей ученице, младше его на тридцать лет. Мити больше не было в ее жизни.
Щелчок, и она снова сидит на диване рядом с дочерью. Кажется, что ее вопрос прозвучал всего несколько секунд назад. Она волнуется, ожидая ее ответа.
И тогда Лилия улыбается, чувствуя, как призраки прошлого, подспудно волновавшие ее всю жизнь, растворяются в воздухе.
— Да, дорогая. Я бы снова выбрала папу.
Машенька улыбается и тайком вытирает слезу, скатившуюся по правой щеке. А Лилия идет на кухню заваривать цейлонский чай.
Автор:

Источник