КУХАРКИ

 

КУХАРКИ Инка и кулинария тот еще пердимонокль. Коронным блюдом ее был клейстер из макарон, которым она изредка баловала свою вечно голодную болонку Сильву больше никто это есть не отваживался.

Инка и кулинария тот еще пердимонокль. Коронным блюдом ее был клейстер из макарон, которым она изредка баловала свою вечно голодную болонку Сильву больше никто это есть не отваживался. Но она не унывала, уверяя, что в готовке ничего трудного нет, и стоит ей только взяться
Накануне своего 16-летия, выпавшего на первую субботу февраля, Инка внезапно решила, что пора ей блеснуть на кулинарном поприще. Уже были званы гости, и ради самого желанного из них пир был задуман ой-ё-ёй: оливье, консоме с профитролями, и шоколадный торт с орехами.
Подпирать Инкино реноме «хозяюшки» предстояло мне, кому ж еще! Заморское консоме (рецепт Инка сыскала в декабрьской «Работнице»), оказалось всего лишь куриным бульоном. Но слово-то, какое! С таким названием хоть вареную подметку подай! Силь ву пле, дорогие гости! А насчет профитролей мы решили ну их нафиг. Нажарим лучше хвороста, дешево и сердито. Вот шоколадный торт это не хухры-мухры…
У бабушки твоей спросим, сказала Инка.
Воздушный бабулин торт, искусно задрапированный матовым шелком растопленного шоколада, Инка не могла забыть с тех пор, как отведала его в новогоднюю ночь. Рецепт бабушка дала, все честь по чести, но, проводив гостью, вздохнула:
Гляди, кабы она сдуру стирального порошка в тесто не сыпанула. С нее станется
Инкины родители тоже все понимали. Посему в пятницу, оставив дочке курицу и две бутылки шампанского, свалили от греха подальше на турбазу, рассудив, что в тундре оно безопаснее.
Субботним утром ни свет ни заря я поспешила к Инке. Она была уж на ногах, с раздувшейся от бигудей головой, покрытой вафельным полотенцем.
План был таков: сперва оливье и крем для торта. Затем я отлучусь по секретному делу, а она займется бисквитом. Потом пожарим хворост и напоследок сварим бульон, чтоб не остыл перед подачей.
С салатом управились быстро и почти без потерь, если не считать покромсанных вместе со шматом «Докторской» Инкиных пальцев. Третий порез оказался глубоким кровь хлынула, пятная невинную колбасу, раненая заплясала с ножом у стола, грозя увеличить число пострадавших. Пришлось отобрать у нее опасный предмет и перевязать раны: «Ничего, до вечера заживет»
С окровавленными бинтами и замотанной башкой Инка выглядела как жертва контузии. Но сбивать крем это не мешало. Вывалив на тарелку желтую рыночную сметану и притрусив ее сверху песочком, она погрузила туда рожки миксера и храбро нажала кнопку.
Нас будто залпом из зенитки накрыло! Мне почудилось: крышу снесло, и снег повалил белыми хлопьями. К счастью радиус поражения сметаной ограничили стены кухни, не то пришлось бы облизывать всю квартиру.
Салат можно не заправлять, обозрев живописно заляпанные миски с картошкой и солеными огурцами, вздохнула я. А полы мыть придется
Зачем мыть отерев физиономию, возразила Инка и открыла дверь в прихожую:
Сильва! Сильва!
Что-что, а сожрать сметану этот живой пылесос всегда был готов.
Когда сквозь замороженное стекло просочился серый зимний свет, я засобиралась. Подарок: черная коробочка с прозрачной крышкой, где на ложе из синего велюра сияли электронные часики, был уже куплен. Не хватало букета.
Цветы в Норильск доставляли с материка самолетами. Нынче к обеду, если погода не подведет, обещали розы. А чего, -48 летать не мешает.
После колючего, забившего инеем нос мороза, в «Цветах» было чудо, как хорошо: журчала вода в керамических чашах, посвистывали в клетках изумрудные попугайчики, свежо и тонко пахли влажные стебли наваленных на прилавки роз. Продавцы в модных бежевых сафари разбирали их по сортам и расставляли в высокие вазоны.
Две красных, две розовых и три белых, я вынула из-за пазухи бабушкин пуховый платок. Хрупкие лишенные аромата розы завернули в целлофан, потом в два слоя газет. Обернув длинный сверток платком, я спрятала его под шубой, которую могла теперь застегнуть только на нижнюю пуговицу.
Обратно неслась бегом, боясь спалить лютым холодом атласные лепестки, и пар от меня валил, как от паровоза. Ничего не видя из-за слипшихся от мороза ресниц, ввалилась в подъезд и только там перевела дух.
Дома вкусно пахло супом. Бабушка звякала на кухне поварешкой. В кастрюльке на плите что-то булькало, в сковородке аппетитно постреливало субботний обед поспевал своим чередом без суеты и печали. Бабушкины руки не торопясь помешивали, подсаливали, подливали.
Как это у нее ничего не валяется ни очисток, ни вымазанных ложек, ни мокрых тряпок неужто и я так научусь Тем часом в соседнем подъезде небось гремела посудой и чертыхалась бедная Инка
Нет, она сидела на диване и красила ногти.
Ну как именинница сунула мне под нос отливающую розовым перламутром ручку.
Только целовать, сказала я, принюхиваясь. Где бисквит
В духовке, не без гордости сообщила Инка, любуясь маникюром. Сейчас хворо
Что это! перебила я.
В кухне затрещало, оттуда повалил синий чад. Мы ворвались туда вместе, и с перепугу заорали в один голос. На плите, отбрасывая зловещие огненные блики, пылала сковорода, полная раскаленного масла, валил удушливый дым, и воняло горелыми семечками. Голося пожарной сиреной, Инка схватила чапельник и попыталась спихнуть этот костер в мойку.
Не смей!! не своим голосом рявкнула я и, цапнув со стола противень, с размаху прихлопнула им бушующее пламя. Увы, мигом прекратить нагрев на электроплите нельзя.
Снегу! вопила я, Скорей!!
Ошалевшая Инка, кинулась к окну, рванула форточку и стала вслепую хватать с подоконника сухой, как слежавшийся песок, снег. Я сунула ей миску:
Зачерпни!
Посудина раз-другой прыгнула в ее трясущихся лапах и ухнула с третьего этажа в заоконные сугробы. Поданная следом тарелка улетела туда же.
Латку дай, прохрипела Инка, ткнув пальцем в гусятницу на плите.
Я вообразила полет чугунной кастрюли:
На нарах праздновать хочешь! Не хватало еще зашибить кого! Нашарила половник и подставила ей подол: «Нагребай сюда!»
Снег, кинутый на противень, зашипел и потек, остужая каленую железяку. В дверь отчаянно замолотили, на лестнице гудели тревожные голоса.
Не открывай, взмолилась я. Соседи нас убьют. Я бы на их месте убила
Они или сами дверь высадят или вызовут для этого пожарных, обреченно выдохнула Инка.
Кухня была как после бомбежки. Все что могло упасть валялось, пол в грязных лужах и ошметках теста, так и не ставшего хворостом, сковорода в жирной саже и закопченный потолок над ней.
Ничего, сказала Инка, родители все равно ремонт затевают.
Выпроводив соседей, мы напустили в дом арктической стужи, надеясь выветрить гарь. Оставив Инку убираться, я спустилась во двор. Не то, найдя тарелки под нашими окнами, гости решат, что ужин сервирован в сугробе.
Пока я ныряла в снегу, наверху разыгралась новая драма.
Ты куда куру дела встретила меня Инка.
Я!
Весь день птица смирно лежала на краю стола. Оно конечно, от нашего содома и дохлая курица сбежит, но все же
Пропала! ахнула Инка.
Может, завалилась куда..
Мы обшарили всё: выпотрошили кухонные шкафчики, сунулись даже в духовку, где остывала румяная шайба бисквита а вдруг
Инка страшно ругалась, грохоча тазами и кастрюлями.
А где Сильва осенило меня.
У, зараза! Инка шваркнула об пол какой-то горшок, и он покатился, брякая.
Болонки нигде не было видно, но ее хозяйку не проведешь. Она эту школу лохматую наизусть знала.
Швабру неси! велела она, врываясь в комнату, и могучим толчком своротила с места стоявший у стены диван.
Я подала швабру. Инка принялась шуровать ею в деревянном коробе под сиденьем. Злое урчание и скулеж были ответом. Бах! из под дивана, едва не сбив меня с ног, вылетела Сильва и, визжа, заметалась по дому, ища безопасный угол. Бух! на пол шмякнулись изглоданные останки курицы, в пыли и собачьей шерсти. Инка бросила швабру и заревела.
До прихода гостей осталось всего ничего. Посреди развороченной дымной квартиры бурно рыдала именинница.
Инка! я тряхнула ее за плечи, У тебя соль есть
А! поперхнулась она.
Вставай! командовала я. Найди пачку соли, высыпи ее на противень и жди меня.
Не одеваясь, я ссыпалась с лестницы, единым духом промчала по двору и забарабанила в родные двери:
Ба, дай скорей курицу!
Дома царил покой и витали ароматы. В мою зачумленную дурью и смрадом голову проникли запахи сдобы, ванили и распустившихся в тепле роз.
Из кухни, вытирая липкие пальцы, выплыла бабуля. Точно ли мне нужна курица Может валерьянки Нет Ну ладно. И она вынесла французскую, затянутую в красно-синий «мундир» тушку. Через минуту я вручила ее опухшей от слез Инке:
Вот: курица, соль и духовка. Кладешь первое на второе и ставишь в третье. Не консоме конечно, но Сильва-то как
Лопнет, надеюсь, буркнула Инка.
Она заметно ободрилась, выложив на стол плотный золотисто-коричневый корж. Нож вонзился в его пористый бок: раздался странный тележный звук, и лезвие увязло. Нутро пирога оказалось сухим и скрипучим, нож из него не выдирался.
Ты чего туда намешала помня предостережение бабули, подозрительно спросила я.
Все по рецепту: мука, сахар, яйца, заверила Инка и сунула в рот отвалившийся кусочек.
Я тоже попробовала: побелка вроде Сладкая. Ну хоть не стиральный порошок.
Дай-ка сюда эту «муку»
Она бухнула на стол грузно скрипнувший пакет. Я сунула туда палец. Так и есть мел.
Ремонт, говоришь ну-ну.
Инка плюхнулась на табурет и уронила голову на руки. Все было кончено. В духовке подгорала курица, с минуты на минуту должны пожаловать гости, слез больше не осталось.
Слушай, я выключила плиту и смела бисквит в мусорное ведро, пойду домой, испеку печенье. Десерт у нас будет, обещаю. Иди умойся и причешись.
Инка покорно встала, махнула раз-другой щеткой, возвращая кудрям боевой задор. Я помогла ей застегнуть длинную молнию на узком крепдешиновом платье. И тут грянул первый звонок.
Иди, я подтолкнула замершую Инку в спину, может это тот, кого ты ждешь.
Но то был не герой девичьих грез. На пороге стояла моя бабушка с поздравлениями и подарком: на стеклянном блюде под запотевшим колпаком истекал густым шоколадом и искрился ореховой крошкой несравненный бабулин торт!
Автор:

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *