Рана

 

Рана Ваня, стой! кричит Енотова, наклонившись над телом худого парня и повернув ко мне голову. Я продолжаю идти вперед, не внемля ее крикам. Ерохин, вернись! Но я не вернусь. Я продолжаю идти

Ваня, стой! кричит Енотова, наклонившись над телом худого парня и повернув ко мне голову.
Я продолжаю идти вперед, не внемля ее крикам.
Ерохин, вернись!
Но я не вернусь. Я продолжаю идти вперед. Через пять минут мимо меня проедет машина скорой помощи. Гул сирены на мгновение ударит по моему слуху. Нет, я не вернусь в тот переулок, не буду смотреть, как тело парня с разбитой головой погружают на носилки, как рыдает, извиняется перед ним Таня Енотова, как она корит меня. Я не буду жалеть их, особенно его. Нет. Он заслужил то, что получил. И, если окажется достаточно умен, то не заявит на меня. Нет. Все так, как должно быть.
Я не могу сказать, чем заработал его ненависть. Наверное, тем, что когда-то попался ему на глаза. Маленький мальчик, Слава Сычев, мой одноклассник… О, бедный Слава! Ты всегда считал меня своим соперником, хотя я мог стать твоим другом! Ты сам ставил преграды меж нами! Ты обвинял меня! Но разве я мог стерпеть это..
Я иду по улице, глядя далеко вперед. Пешеходный проспект имени некой Лисовской одного небольшого городка под Питером безлюден. Холодный ветер касается моего лица, но не приносит боли. В голове начинают всплывать воспоминания последних десяти лет…
***
В пустой класс, украшенный цветами и воздушными шарами, заходили дети. Первоклассники. Их сопровождали родители, указывали места, рассаживали. Мама, держа за руку своего маленького сына, вела его к месту. Вот она, та самая парта! На ней стояла белая карточка, сложенная «домиком», а на ней надпись: «Иван Ерохин».
Я.
Сынок сел за маленькую парту. Как раз. К спинке стульчика был привязан на веревочке гелиевый шарик.
Ваня, смотри, шарик! сказала мама, улыбаясь. Она едва сдерживает слезы. Ваня, ее сынок, ее будущая опора и поддержка, единственный член ее крохотной семьи сегодня пошел в первый класс!
Ваня посмотрел на шарик, высоко задрав голову, окинул взглядом кабинет. Вокруг кружились такие же дети и их родители. А справа Кто это, девчонка Почему к нему посадили девчонку, а не такого же мальчишку, как он
Ваня посмотрел на свою соседку. Девочка с огромными, с голову, бантами, в сарафанчике, с белым воротничком, вся аккуратная и прилежная. И красивая. Ваня сразу отметил это.
Вдруг девочка повернула голову. Ваня тут же перевел взгляд. Она начала разговор первой:
Привет, я Таня.
Мальчик, вероятно испугавшись, даже не посмотрел на нее. Его мама тут же сказала:
Ваня! С тобой знакомятся! Ну-ка, представься!
Он повернулся направо.
Я Ваня. Ваня Ерохин.
Таня Енотова, еще раз произнесла девочка.
Вот и познакомились.
Вдруг на задней парте кто-то захныкал. Ребята повернулись. Мальчик, рядом с котором стояла карточка «Вячеслав Сычев», окруженный как-то нелепо одетым отцом и полной матерью, тер глаза и говорил, что устал.
Ваня встал и подошел к мальчику. Протянув руку, как взрослый, он сказал:
Здравствуй! Иван Ерохин. А ты
Слава поднял зеленые глаза, полные гнева.
Ваня! Не разговаривай с ним! Он плачет! Он еще маленький! крикнула Таня, но тут же была одернута родителями.
Мальчик вернулся за свою парту и посмотрел на девочку. Она улыбнулась. Удивительно красивая, милая, очаровательная, кажущаяся такой доброй и приветливой! Если бы она всегда была такой!..
Мне 12. Волею судеб, я остался на дежурство в кабинете вместе со Славой.
Ну что Веники в руки и подметать!
Трудно проявлять какую-то радость и бодрость духа в окружении полного уныния. Но надо быть тем лучом солнца, что прорезает тучи! Надо пытаться им быть!
Я тебе, что, девчонка, чтобы подметать огрызнулся Слава. Бери и сам подметай!
Сложно ли мне Ничуть. Я и так все время убирался дома. Мать на работе круглые сутки, не жить же в грязи, как свиньи!
Тогда держи тряпку и вытри доску, произнес я, протянув Славе ведро с водой. Он оттолкнул его рукой.
Что ты раскомандовался Все время ты командуешь! Тебе только это и нужно! Плевал ты на остальных лишь приказывай! Скотина ты!
Я
Ты! А еще ты!.. Ты!.. Выпендрежник! Вечно первый, вечно лучший! Образцово-показательный! Как я тебя ненавижу! «Ванечка то, Ванечка сё»! Идеал мира! Бог!
Так вот в чем дело… зависть.
Тише, Слава, не кричи. Уроки же идут…
Плевал я! крикнул он и пнул только поставленное мною ведерко с водой. На полу вмиг образовалась лужа. Сычев выскочил в коридор.
Слава! Вернись! Слава! Сыч!
Иди к чертовой матери! прокричал он. Из кабинетов повысовывались учителя. Один из них подошел ко мне.
Ответите за это, молодой человек, произнес он.
И ведь меня чуть не исключили! Но как-то все это ушло, забылось, улеглось. Кроме ненависти Славы ко мне. Она лишь росла, копилась, будто снежный ком. Его попытки противостоять мне, напакостить, навредить заканчивались лишь вредом ему самому. Однако виноват все равно был я. Его обвинения ко мне поначалу раздражали, но затем я закрыл на них глаза. Чего они стоят Пустословие, не более.
Прошло три года. Немалый срок, чтобы изменить что-то. Но ничего не менялось. Как правило, отношения, заложенные в начале учебных лет, остаются таковыми до самого конца. Так уж устроено, не изменишь. Особенно, если даже не пытаешься изменить.
Но пока Сыч строил мне козни, я стал объектом обожания Тани. Да, она была все так же красива, все так же мила, но уж очень выделялась ее неэрудированность, ее глупость, ее поверхностные знания, мнения, принадлежащие обществу, а не ее собственные, отсутствие какой-то утонченности вкуса. Будто штампованная кукла, она была прекрасна снаружи, но совершенно пуста внутри. Но пустота не самое страшное, как потом понял я.
Как-то раз мы гуляли по парку, что был около нашей школы. О чем-то увлеченно рассказывая, я ненароком завел ее в безлюдную часть большого парка.
Ваня, где мы спросила вдруг Таня.
К северной части вышли, к безлюдной. Чуешь Не слышно ничего.
Тут никого нет
Ни души, как видишь.
Она потупила взгляд, а затем, засмущавшись, спросила:
Ваня, а как ты думаешь, во сколько лет может человек влюбиться
Странный вопрос. Хотя… Нет. Вполне свойственный человеку.
«Любви все возрасты покорны», сама знаешь…
Вань, а ты любишь кого-нибудь перебила она меня.
Что это Смущение Я никого не допускал к своей душе. Тем более не стоит этого делать с такой болтливой девушкой, как Таня.
Не знаю.
Неужели тебе никто не интересен
Стоит ли говорить, что я сам порой задавался этим вопросом. Была одна девушка. Света Василькова. Мы случайно встретились в магазине, разговорились и подружились. Она была не особенно красивой. Да, симпатичной. Но не красивой. Однако тогда она мне казалась краше всех на свете. И умней. Разговаривать с ней было чрезвычайно интересно. Не то что с пустышкой Таней.
Знаешь, наверное, все-таки есть человек, которого я люблю.
Она красивая тут же спросила Енотова.
О, да. Она прекрасна. Она милая, добрая. Будто бы свет излучает.
Вдруг Таня прошептала: «Я тоже тебя люблю, Ванечка!» и ринулась целовать меня.
Кто ж знал, что завсегдатаем безлюдного уголка был Слава Сычев…
Летело время. Мы с Таней стали парой после того случая. Нехорошо было ее обманывать, но еще хуже бросать одну. Отчего-то мне не хотелось подвергать душевным мукам мою старую знакомую.
О Свете она узнала почти сразу. Таня следила за мной, подсылала подруг, залезала в телефон. Была ли у меня личная жизнь Если Вы имеете в виду отношения то да. Если Вы имеете свободу то нет. Енотова, обвив руками мою шею в тот день в парке, накинула на нее петлю и стала затягивать. Я задыхался.
Лишь волею случая мне и Свете удавалось видеться. Это были удивительные встречи, полные бесед о светлом будущем, о захватывающем прошлом, безрадостном настоящем, ее тоске и моем отчаянии, о том, как несправедлива могла быть жизнь. О том, как ошибаются люди, считая кого-то более удачливыми, более успешными, чем себя.
От Тани же я слышал лишь угрозы, оскорбления. Сквозь красивую внешность хрустальной куклы проступала только черная гниль души.
И пусть, пусть бы она так себя вела, если бы в один прекрасный день не изменила мне.
Так получилось, сказала она свою излюбленную фразу и, смахнув волосы с плеч, развернувшись, ушла.
Потаскуха! Да чтоб ты сдохла! крикнул я вслед. Хоть я и не любил ее, это не уменьшило моей боли от предательства. Девушка подошла ко мне и, наставив на меня палец, проскрипела:
Ты еще пожалеешь об этом, Ерохин! Слышишь меня Пожалеешь!
Не чувствуя ничего, кроме досады, боли и, отчего-то, удивительной тоски по Свете, я шел по улице. SMS-сообщение отразилось на экране: «Лисовской, 46. Повернешь в переулок. Я буду ждать тебя. Сыч». Сычев Его мне только не хватало. Эта стерва достаточно испортила день. Нет, маленький и глупый Сыч наконец перестанет меня донимать! Он поймет, кто все-таки сильнее! Он будет просить у меня прощения за все годы! Я размажу его по земле!
Улица, другая… Кварталы сменяются один за другим. Я иду к проспекту Лисовской, к дому 46, к тому самому переулку, где разрешится не одна судьба.
А вот и начало проспекта. Вот огромный плакат, посвященный какой-то славянке, Анастасии или Александре Лисовской, что стала турецкой султаншей пятьсот лет назад. Зачем в ее честь называть улицу
Нет, сейчас моя голова должна быть занята другим, не этими глупыми вопросами. Я прохожу дом за домом. Вон там, за поворотом и скрывается закоулок, где меня ждет Сыч.
В темноте меж домами, несмотря на светлое время суток, ничего нельзя было различить.
Ваня, милый, что ты встал там раздался такой знакомый мелодичный голос. Таня Енотова Она здесь
Так ты изменила мне с… Сычом едва проговорил я.
Представляешь, Вань! В этот раз победил не ты! Не ты, а я! В этот раз я оказался первым!
Хриплый неприятный голос раздался из темноты. А вот и его обладатель. Такой же худой, как всегда. Такой же бледный, невзрачный, в неизменных очках. Единственное он стал выше. А в руках… бита Где он ее только достал..
Замах! Я увернулся. Еще один замах. Я выхватил эту биту.
Честно ли идти с оружием на безоружного спросил я.
Не строй из себя благородного, Ерохин! Ты такой же скот!..
Как и ты перебил я его. О, да, это задевает. Особенно таких, как Слава еще не вышедших из подросткового состояния людей. Будь мужчиной! Хочешь драки будет. Но без использования чего-либо!
Сыч хотел было отступить, но тут сладостно-приторный голос из темноты пропел:
Слава, ты хочешь показать свою слабость Ты хочешь сказать, я ошиблась, выбрав тебя
Он закатал рукава. Мы сошлись. Его удары были достаточно сильны, он готовился, но мои все равно были сильнее. Я схватил его за куртку. Рука Сыча скользнула в его карман. Что-то щелкнуло в тишине, а затем дало слабый отблеск. «Нож!» мелькнуло в мыслях, но было уже поздно. Лезвие пронзило куртку, разрезало ткань, я почувствовал холод металла, а затем тепло жгучей крови.
Я попятился, прислонился к стене и опустился.
Ваня.. испуганно произнесла Таня. Неужто в ней, в этих полутора метрах корысти и злобы, утихла та гниль, заполнившая пустоту души, и проступила любовь
Девушка подскочила к Сычу, он задержал ее рукой и сам подошел ко мне. Его зеленые глаза, полные гнева, не отходили от меня.
«Вооружен, значит, да.. Тогда уравняем возможности! Если ты не хочешь лишиться оружия, то я обрету его!», подумал я, нащупав рукоять биты. Замах!
Удар!
Тело парня с грохотом упало на землю.
Наконец-то ты отстанешь от меня!
Я с силой ударил его ногой по животу. Он еле скорчился. Я ударил еще и еще. Я не понимал, что делал. Вид его мук будто пьянил. Понимание же того, что с ним мне изменила Таня, лишь добавляло масла в огонь.
Последний удар пришелся Сычу в лицо. Он тут же прижал к носу, из которого потекла кровь, руку, издал какой-то хрип и… заплакал. Ноги его были поджаты к животу. Ему было страшно.
И запомни, Сыч! Я победитель! Я твой кошмар! Я! Я! А ты никто! Я первый!
Развернувшись, я сделал пару шагов к выходу из переулка.
Таня, чуть прошуршав, подлетела к парню, нагнулась над ним.
Слава! Слава, ты слышишь меня
Слезы стекали из ее глаз.
А ты!.. я посмотрел на нее. Шалава! Сколько времени, сколько нервов я убил на тебя!
Ноги сами поднесли меня к ней, рука приготовились к удару. Но Таня не закрыла лицо. Она подняла его выше, показала мне. Из закрытых глаз текли слезы.
Нет, не могу. Девушка, беззащитная… Нет! Какой бы тварью она не была, я не могу так сделать!
Вдруг резкая, щемящая боль пронзила рану, нанесенную Славой. Я ушел.
***
Холодный ветер дует в лицо, не принося боли. Я выхожу к шумной, оживленной улице, сажусь в транспорт. Сейчас, когда во мне не кипит та буря, острее чувствуется боль в ране.
Проехав пару остановок, я выхожу и направляюсь к небольшому трехэтажному дому. Поднявшись наверх, звоню в квартиру.
Невысокая девушка с копной пепельных кудрей открывает мне и удивленно смотрит.
Здравствуй, Ваня.
Здравствуй, Света.
Большой Проигрыватель
Другие работы авторов:

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *