БУДУ ЖДАТЬ

Нога болела так сильно, что не только кричать, выть хотелось от дикой боли. Врач спокойно объяснил: «Потерпеть придётся, ведь такие осколки вытащили, да так трудно было их достать, уж очень глубоко сидели, порой казалось, что придётся ногу ампутировать. До последнего боролись, бог молитву услышал, ногу удалось спасти. Пусть нога стала уродливой, пусть икра стесана, пусть шрамы останутся, но из неё тебе не стрелять, главное, что её сохранили. Закончится война, будешь где-нибудь бригадиром и все будет ладненько, ну а теперь покричи, поплачь, повой, другого выхода нет».
Молоденькая нянечка прибегала на крики, старалась отвлечь от боли разговорами, но этим только злила Василия. Нога горела, ныла, казалось, что кто-то из ноги тянет жилы и они вот-вот лопнут. Ни согнуть, ни повернуть ногу было невозможно, чтобы встать и сделать малую нужду и речи нет. И чтобы не просить судно, Василий отказался пить, и есть. Уж очень он стеснялся Веры и всякий раз старался не смотреть ей в глаза. А Вера понимала его и как могла успокаивала. А ему казалось, как будто специально долго возится с ним, долго не уходит, пока не расправит все складочки, пока не подотрет насухо, пока не пожалеет, пока не поправит одеяло, как в детстве мама, пока не перекрестит не уйдёт.
Вера всякий раз говорила: «Не надо стеснятся, все мы люди и понимаем вас, и наша работа вам помочь, разве вам легко воевать, под пули лесть, разве легко смерти в глаза смотреть, разве легко кровью истекать на поле боя Мы ведь здесь под крышей, в тепле, нам за радость вам героям помочь, так, что Вася не отворачивай лицо, и не стыдись, а то я главврачу пожалуюсь, что ты не ешь и не пьёшь, быстро тебе он холку натрет. Ещё раз откажешься от еды, я насильно запихну в рот, уж в каком ты положении, с тобой я справлюсь».
Перевязки были очень болезненными и долгими. Василию казалось, что молодую кожу сдирают вместе с бинтами, и после перевязки боль долго не утихала, казалось, что не наступит тот день, когда не будет адских болей, когда можно встать и пойти. По выражению лица врача Василий догадывался, как у него дела с ногой, вообще то Василий был очень терпеливым, раньше было ранение в руку, и он стойко перенёс операцию без наркоза, стакан вонючей самогонки дали и вытащили пулю, ну слава богу опять в строй встал, подлатали и опять пошёл бить лютого врага. А с ногой сложней, и глядя на врача Василий понял, строя ему не видать, комиссуют, как пить дать.
Вера с утра до вечера сбиваясь с ног бегала то к одному, то к другому раненому, ещё и письма писала родным солдат, которые не могли держать перо, а ещё она своей рукой многих кормила. Но больше всех она привязалась к Василию. Вера каждый вечер перед сном всем поправляла одеяла, подушки, перекрестит, иногда споет, иногда почитает книгу, а Василию она уделяла больше времени и как-то смотрела по-другому, ласково, во взгляде был знак особого внимания, она смотрела влюблёнными глазами, даже голос менялся при разговоре, дыхание у неё учащалось и сердечко билось часто-часто. Только слепой не мог заметить, что Вера в Василия влюблена, но никогда во взгляде Веры не было жалости, она смотрела с улыбкой, с надеждой, с уверенностью на быстрое выздоровления, поддерживала, подбадривала.
Постепенно раны зарубцевались и с костылем Василий спокойно стал выходить из палаты и мог даже лежащим оказать помощь. Однажды вышел на улицу посидеть на скамье, вспомнил село, вспомнил родных, вспомнил невесту, вспомнил обещания жениться, но сам испугался признаться себе, что хотел бы жениться только на красавице Вере, в мыслях её целовал, обнимал. Она по-прежнему подходила к Василию, могла так посмотреть ласково, с такой любовью, что Василий забывал, что кругом люди, брал её руку в свою руку и целовал каждый пальчик. Пришёл врач и обрадовал Василия, что его скоро выписывают и комиссуют, так-как без тросточки он ходить не сможет, будет всегда прихрамывать, но должен понимать, что в тылу его ждут и его голова, и руки там на вес мира.
Василий вспоминал Анну, но не было к ней трепетного чувства. Он больше тяготился предстоящей встречи, он боялся потерять Веру. Да, мама велела жениться, скорее она выбрала невесту по своему замыслу, чтобы работящей была, скромной, бережливой, чтобы мужа почитала, да свекровь уважала, чтобы хозяйкой была рукастой, как старые люди скажут, чтобы людям показать не стыдно было, и чтобы самому мила была. Василий то и успел недели три поухажориться с Нюрой, не было того чувство, какое он испытывал, глядя в глаза Вере. Аж пот пробивал Василия при нежных прикосновениях Вериных рук, голова кружилась от её взглядов и от её тихого голоса. Анну он видел, как хорошею хозяйку, но любить, он не любил, да и она, наверное, не испытывала к нему, что испытывала Вера. Но когда провожала на фронт, то обещала ждать, он в свою очередь обещал вернуться к ней.
Два брата погибли на фронте, мама ждала Василия как последнюю надежду, ждала поддержки, он для неё опора, радость, надежда, да и можно сказать невеста на пороге сидит ждет, все готово для счастливой жизни, осталось только живым вернуться с фронта. Мама знала, что он в госпитале и знала, что скоро он приедет навсегда домой. Утром стоя на коленях в красном углу перед иконами, мама благодарила бога за Василия. Она не могла скрыть своей радости и скрыть свою мечту от Нюры. Они вдвоём представляли его приезд, они строили планы и надеялись, что он того же желает, что и они. Василий понимал маму, понимал Анну, только не мог понять, как ему жить без Веры, как можно жить без её глаз, рук, без её голоса, без её запаха, без её улыбки, как можно оставить её здесь, если он, не видя её ночь начинает скучать до боли в груди. Как ему поступить, как ему не ранить маму, как сказать ей, что женится только на Вере, которая согласно с ним уехать хоть в глушь, хоть в степь, хоть в город, главное с ним.
Василий решил рассказать Вере о своих переживаниях, все как есть, все до мелочей рассказал. Вера заплакала, обняла его и потом вдруг строго, как-то не по-девичьи, а по-матерински сказала: «Василий, у меня не было мамы, и я все бы отдала, чтобы её хоть раз увидеть, прижаться к груди, обнять, я бы никогда не сделала ей плохо, разве твоя мама мало пережила, разве она виновата, что я тебя полюбила, разве она не хочет тебе счастья, ведь ты обещал и Анне, и маме, так что же ты их решил предать Я не поеду с тобой, но ждать буду, а ты откройся им, кто знает Может Анна и не любит тебя, может её сердце подскажет и найдёт правильное решение, ты должен быть честным, искренним, порядочным. Так, что твоё дело решать, моё дело ждать».
Василий уехал, сердце заныло, он забыл про боли в ноге, шёл и перед глазами мелькали образы Веры, тут же мамы, тут же отца, братьев, образ Анны. Все перемешалось в голове, была бы воля завыл бы как раненый волк, но понимал, что вой, не вой, а решать задачу надо. Он жив, его ждёт мама, его любят, на его надеются.
Василий понимал, что он один за всех должен жить, работать, любить, помогать. За братьев, за отца, за друзей, он должен быть сильным, справедливым, честным. Мама так плакала, так обнимала, так голосила, что Василий не смог её успокоить, да и не хотел, решил дать волю её слезам и за одно своим. Неделю молчал, а потом все рассказал матери, все так же, как и Вере. Мама опешила, опять заплакала, сначала его заругала, а потом вдруг замолчала и велела позвать Анну. Красивая стройная, скромная Анна почувствовала, что-то неладное. Да она сразу почувствовала холод от Василия при первой же встречи. Мог быть рядом, а мыслями далеко, если улыбался, то только губами, в глазах была тоска и грусть. Только Анна списывала на отголоски ранений, на боль. Василий долго не мучил сомнениями, все сказал, все объяснил и попросил прощения за то, что предал их. Анна подняла гордо голову и сказала: «С каких это пор за любовь надо просить прощения Ты полюбил, тебя полюбили, а почему ты решил, что я не полюблю никого или меня не полюбят Я не глупая, я понимаю, что ты меня не любил, да и я тоже, у нас ведь родительское слово, надо, на первом месте, а любовь в деревни на последнем. Так, что я зла не держу, езжай, забирай невесту, люби и живи».
Анна ушла, и мама побежала вслед за ней, она попросила Анну остановиться и объяснить смысл своих речей. Анна, проглотив комок в горле сказала: «Я сказала так, потому что его очень сильно люблю, и желаю им счастья, не для того он столько пережил, не для того выжил, что быть не счастливым, я не хочу, чтобы, находясь со мной, он думал о ней, я не хочу быть жалкой, я хочу быть любимой, я буду ждать своего счастья, хотя я уже счастлива тем, что Василий жив».
Автор:

Источник