Перекрестье выбора

Алое солнце торопится на свидание с чернильной темнотой кромки леса. Сумерки сгущаются. Нелегко им летними ночами: лишь только расплетёшь серые паутины, украдёшь тени у всего сущего, заклубишь туманы над полями, как вдруг сгустится резко тьма ночная, отвоюет себе времени у бога солнечного, а тут и рассвет наступит.
Лёгкие сандалии пыль дорожную тревожат, торопливые шаги вот-вот сорвутся на бег, спешит Димай, желаниями тайными подгоняемый. Волосы цвета льна постепенно краски в сумраке теряют, глаза серые темнеют, словно небо перед штормом. Тропинка послушная под ноги стелется, повороты указывает да от ям уводит.
Впереди перекрёсток показался. Остановился Димай, дух перевёл успел, стало быть. Огляделся по сторонам, словно беду чуя за каждым поворотом, кулаки сжал да решительно в самое перекрестье дорог шагнул. Тут и сумерки серое покрывало своё встряхнули да весь мир от края до края им укрыли.
Звезда зажглась первая, верно своим положением указывая, что середина лета сегодня, не иначе. Ещё вчера рано было бы, а назавтра поздно будет. Та ночь нынче, что отворяет врата времени, пропускает тех, кто цену заплатить готов.
Заклубились туманы у ног Димая, сгустились тени чернильные, закрыли собой всё вкруг него, а через четыре удара сердца исчезли, будто и не было их. Оглянулся парень: всё, как прежде, только земля влажная, словно успел за те мгновения дождь пролиться, да исчезнуть с небосвода.
Развернулся Димай в сторону тропинки, по которой на перекрестье пришёл, заторопился, на бег сорвался. К большому селу выбежал аккурат к первым петухам. Небо на востоке розовым ободком украсилось.
Перед добротным деревянным домом Димай остановился, дух перевёл, облокотился на перила у крыльца и замер. Спустя пол-лучины дверь при входе отворилась, выпуская в рассветный час Димая.
Этот новый Димай ничем не отличался от того, кто сейчас у крыльца замер: лицо, волосы, рост. Вот только, если вглядеться внимательнее, то не обнаружишь на втором парне ни угрюмых морщин возле рта, ни серебристых паутинок в волосах, да и блеск в глаз не потух: горит, кипит кровь молодецкая, разносит по телу энергию живительную.
Смотрит старый Димай на нового, а во взгляде тоска плещется, кулаки до хруста сжимаются. Стремительный рассвет подарил краски всему сущему, смешал акварели да разбрызнул во все стороны. Огласили мир трели птичьи, влились в утреннюю мелодию стрёкоты цикад, день новый встречая.
Без движения просидел гость незваный у крыльца все часы утренние, полудень пропустил, внимания не обращая. Поднялся на ноги, лишь увидев, что молодой Димай к калитке направился. Незримой тенью шёл за двойником своим, ни на людей не глядя, ни по сторонам не смотря.
Остановился, как вкопанный, когда перед глазами платье жёлтое мелькнуло. Вскинул голову резко да взглядом впился в красавицу темноволосую. А та с молодым Димаем воркует, под руку его взяла, голову на плечо склонила да шепчет что-то на ухо, краснея мило при этом.
На свободной руке у девушки корзина висит, на дне платок шёлковый с узорами вышитыми. А на уголке ткани алыми нитями имя красуется, всё в вензелях, Бажена. Отошла красавица от парня, рукой в сторону леса махнула, хихикнула премило и ушла лёгким шагом.
Долго не мог оторвать взор Димай от девушки, боль и тоска во взгляде соперничали. С мукой на лице отвернулся от Бажены, замечая, что подошёл к ним с другой стороны юноша. Тёмные волосы на солнце блестят, словно мех соболиный, голубые глаза, что весело искриться должны, сейчас тревоги полны.
После короткого разговора, пошли все вместе в сторону полей вспаханных, туда, откуда свежестью да прохладой тянет. Река — кормилица села — раскинула перед пришедшими свои воды, журчит, да на солнце бликами играет, окунуться в самую глубину зазывает.
Да только не за этим пришли к реке Димай и его спутники: в двух верстах от села русло реки камни прегородили, сдерживают бурные потоки, что выше по течению с гор стекали. Только вот сейчас сквозь камни эти вода просачивается — где по капле течёт, а где и вовсе пробить плотину пытается.
Собрались у камней мужчины с села, переговариваются, спорят, да только дело-то ясное кому-то в горы идти, да камни новые к плотине доставлять, а кому в воду лезть, да укрощать своенравную реку.
Вызвался Димай-млолодой ко второй группе примкнуть. Час трудились, другой, когда прежний Димай нахмурился, на солнце поглядывает да губами беззвучно шевелит, словно высчитывает что-то. Подошёл он к двойнику своему, за руку схватил и за собой тащит. Силы у него явно недостаточно, вмешиваться в ход времени непросто.
Но почуял видимо молодой Димай, что тянет его что-то, нахмурился и, не оглядываясь на оклики друзей, в сторону леса пошёл за силой неведомой. Оставили они за собой первые кустарники мелкие, за одежду цепляющие, берёзкам поклонились, а уж под ветками сосен вековых спокойно прошли.
Так и шли: один за собой тянет, другой идёт, словно в полусне. Вышли они к обрыву. Стоит на нём Бажена-красавица и травы редкие в корзину собирает. Улыбается мыслям своим, от солнца глаза отворачивает. Один куст под руку попался, второй за ним следом в корзину отправился, за третьим потянулась, как вдруг земля под ногами сползать стала: размокла глина на краю обрыва после дождя, податливой стала.
Вскрикнула Бажена, руками замахала, удержаться на краю пытается. Очнулся Димай от полусна, головой затряс. Увидел девушку, подскочил к ней, успел за руку дёрнуть и от беды спасти. С шумом комья глины и земли в обрыв упали, встретились на дне с камнями да рассыпались от удара на части.
Посмотрел Димай на молодых, что от ужаса пережитого на траве бок о бок сидели, прояснилось лицо его, словно груз неподъёмный с плеч спал. Постоял молча и к выходу из леса развернулся. Ждало его перекрестье дорог, что прошлой ночью дверь во времени ему отворило.
И вновь сумерки, и вновь туман да тьма непроглядная. Встряхнулся Димай, теперь уж точно единственный в своём времени, улыбка шальная на губах заиграла. Бросился он бежать к селу, торопясь наверстать то, что судьба-злодейка отняла у него в прошлом.
Подбежал к околице и остановился, как вкопанный. Дома, что прежде глаз радовали крепкими стенами и узорами ставен, теперь тёмными выглядят, мрачными, словно и нет в нём людей. Паутина из окон выглядывает.
Прислушался Димай: петухи славу утренней заре не поют, не мычат коровы в хлевах, хозяйки печей не растапливают. От одного дома к другому переходит юноша и везде картина одна и та же. Остановился, глаза прикрыл, верно думает о чём-то важном. Потом с места сорвался, к полям побежал, туда, где реку плотина перегораживает.
Трети пути не дошёл, встала перед ним река там, где ещё недавно поля вспаханные были, разлила свои воды, расширила берега, уютно устроилась. Дошёл Димай вдоль берега до места, где плотину с друзьями укрепляли, да только не нашёл её. То здесь, то там к берегу валуны каменные водами пригнанные. Нет больше плотины, разрушилась. Стёрла река все заслоны, людьми выставленные, освободилась.

Источник