Истории из жизни реальных людей
В наш городок в Подмосковье переехали в голодных 90-х, когда в большом городе неприспособленной интеллигенции жить стало просто невыносимо. Продали свою коммуналку в дореволюционном здании, и купили деревянный домик с палисадником и небольшим огородиком. Там и сейчас живут. Муж мой доучился уже в нашей школе, где мы и познакомились. Его мама, по образованию архивариус, работала у нас завучем, а отец, инженер, завхозом. В университет я поступила через четыре года после него, а поженились мы после его диплома. Я была на третьем курсе. Так что, получается, я и его, и его семью знаю почти всю свою взрослую жизнь. Прекрасные высокообразованные люди, тонко понимающие искусство, ценители хорошей еды и вина о застольях моей свекрови в нашем городке слагают легенды. Однако есть и одно «но». В доме родителей мужа никогда не выбрасывают еду. Если со стола осталось, то гостям завернут или в холодильник, на завтра. Собачкам, кошечкам, птичкам да хоть бомжам, но не в мусорку. И еще обязательно доедают. Вот даже если не лезет, сиди, давись, иначе рискуешь обидеть радушных хозяев, причем сильно. Я довольно быстро приучилась накладывать себе по капельке, ведь просить добавку приветствуется, а оставлять на тарелке табу. Я думала всегда, что это просто привычка, которая часто бывают у людей их возраста. Но с возрастом свекры стали сентиментальными, и однажды я узнала, откуда на самом деле ноги растут у такого рачительного отношения к еде.
Случилось это на очередном семейном ужине, когда наша 14-летняя дочь отодвинула от себя почти полную тарелку и сообщила, что больше не может. — Я хочу рассказать историю, чтобы ты, дорогая, поняла, насколько важна еда, почему нужно уважать каждый кусочек хлеба и даже стручковую фасоль, которая осталась у тебя на тарелке. Что доедать это не прихоть твоей старой полубезумной бабки, а часть культурного кода цивилизованного человека. Особенного нашего человека. Свекровь сделала упор на слове «нашего», и мягко забрала у внучки из рук телефон. Ксения нахмурилась, но бабушка взяла ее за руку. — Давным-давно, я была даже младше тебя, мне довелось познакомиться кое с кем… Мы называли его голодным духом. Свекровь выросла в старом пятиэтажном доме в самом центре Питера, тогда еще Ленинграда. Высокие потолки, каменные лестницы, черный ход, одна кухня на весь блок комнат это все про них.
Их дом пережил все перипетии нелегкой истории Ленинграда, почти не пострадал от военных действий. — Все вокруг знали, что в нашем парадном живет призрак. Кто-то его даже видел, но все описывали по-разному. Чаще всего, правда, речь шла о ребенке, который, сжавшись в комочек, лежал то под лестницей, то возле высоких окон на пролетах. Ксения подвинулась ближе к бабушке и прижалась к ней плечом. Свекровь ласково погладила ее по голове. — Понимаешь, дорогая. Я хоть и родилась намного позже блокады, и мои родители тогда не жили в Ленинграде, но дом, сам дом все помнил, даже его камни были пропитаны тем старым ужасом.
На самом верхнем этаже у нас жила старуха, очень неприятная женщина, мы ее боялись. Так вот, она единственная из всех жителей парадного жила в этом доме во время блокады. Она рассказывала, что в 43 году из жильцов уже осталось человек десять, поэтому власти решили в подвале и фойе сделать временный пункт — Женщина запнулась, на глаза навернулись слезы. Ну, отопления все равно не было, а морозы были страшные. Вот и решили, что в этот дом, на нижний этаж, люди будут свозить своих умерших. Чтобы власти их уже централизованно забирали, по графику. На грузовике Сначала обещали заезжать раз в день, но потом раз в неделю заедут, и хорошо. Люди свозили на саночках своих покойников. Говорят, что бывали недели, когда тел было столько, что жильцам приходилось пробираться, переступать через некоторых. Очень много было детей. Мать мужа извинилась и вышла, мы услышали, как скрипнула дверь ванной.
Вернулась она нескоро, с покрасневшими глазами. Села, ровно выпрямила спину. — В общем, никто не знает, откуда он взялся, этот призрак. Может, в самом доме умер, но могли и из округи привезти, а он зацепился. Большую часть года он вел себя тихо, но в декабре-январе начинал просить еду. Тихонечко скребся в двери ночами, как мышь. Выйдешь, чтобы посмотреть, а никого нет. Заходишь, он снова скребется. Звук вроде не слишком громкий, но, знаешь, по нервам бьет. Поэтому большинство квартир заранее выставляли что-то. На блюдечке. Свекровь показала пальцами щепотку. — Много ему не надо было, совсем чуть-чуть и хватит. Конфеты он не любил. А вот кашу и простой серый хлеб, это да. Все забирал. Ксения задумчиво смотрела в свою тарелку, муж тер глаза, а мне откровенно хотелось плакать. Свекровь огляделась, виновато улыбнулась и быстро закончила: — Я видела этого духа однажды.
Он выглядел как мальчик, маленький Лет пять-шесть. Худенький оборвыш в валенках, в штанишках до колен на помочах. Я поднималась на крышу, а он как раз на верхней площадке был, прямо перед дверью наружу. Там кто-то бросил ломтик батона, видно, голубям не донес. Дух стоял на коленях и держал над этим хлебушком ладошки домиком. То ли защитить хотел, то ли почувствовать Когда меня услышал, зашипел и растворился. А я до сих пор помню, как он нежно над тем сухариком склонялся…
Автор: