Красная линия

Дыша духами и туманами, Елена Викторовна, заслуженный учитель литературы и русского языка, томно проплыла на свое рабочее место. Рабочий стол больно впился в грушеобразную фигуру, напоминавшую школьным острякам Фрекен Бок. Из миров Блока и Гумилева Елене Викторовне пришлось вернуться на грешную землю, к опостылевшей работе.
Перламутровые ноготки нервно по­стукивали по обложке классного журнала, а подведенные густыми стрелками глаза с презрением скользили по головам безмозглых бездарных бездельников из девятого «В». Как известно, в школьной иерархии «Б» классы стоят ниже «А», а уж буква «В» ставит на учениках крест тяжелее могильного. Из «В» класса путь только в ПТУ или дворники, а зачем, позвольте спросить, дворникам великая русская литература
Единственным утешением бедного учителя при встречах со своим извечным противником оставалась возможность тонкого интеллектуального унижения учеников. Достаточно едкого, чтобы школяр чувствовал свою полную никчемность, и при этом не переходя тонкую грань, за которой следуют разборки с родителями, директором и проверяющими из роно. Однако этого удовольствия Елена Викторовна была лишена по причине тяжеловесности чувства юмора и некой ограниченности кругозора, не выходившего за рамки литературных образов. Ее первые попытки вступить в пикировку с учениками старших классов заканчивались полным провалом. Поэтому долгие годы ее уроки проходили под знаком жесткого террора.
Елена Викторовна в очередной раз почувствовала усталость от созерцания этой серой и малоинтеллектуальной массы. Ей хотелось громко хлопнуть дверью и послать все к чертям, но, увы, позволить себе такую роскошь она не имела возможности. Даже до пенсии оставалось еще целых восемь лет. «Восемь лет каторги!» как пафосно восклицали ее подруги, такие же замученные от бесконечного круговорота детей учительницы. Разве за этим они все шли в институт Разве эти недоверчивые, остроглазые и безразличные к поэзии жизни лица надеялась видеть Елена Викторовна на своем уроке
К доске пойдет Пойдет к доске, угрожающе бормотала Елена Викторовна страшное учительское заклинание, обводя глазами класс. И осеклась, наткнувшись взглядом на нечто новое, выбивающееся из привычной картины мира.
Лицо скромной и застенчивой Оли Тихомировой пересекала ярко-красная блестящая линия, сверкающая на том самом месте, где у девушек обычно случаются губы.
Тихомирова! Немедленно смой эту гадость!
Голос заслуженного педагога не превысил допустимых децибел, но в воздухе отчетливо промелькнули искры зарождающегося школьного происшествия.
Елена Викторовна считала себя человеком справедливым. И ничего не имела против декоративной косметики, разумеется, не так неумело наложенной, не в таком юном возрасте и не в школьном помещении. Безвкусица! «Да-да, повторила она про себя, без-вку-си-ца». Куда этой бледно-зеленоватой коже с голубыми прожилками и синеватыми кругами под глазами такая яркость
Тихомирова, худенькая и низенькая девочка, на фоне одноклассников выглядела значительно младше остальных. Сейчас, беспомощно моргая бесцветными, прозрачными, как вода, глазами, она еле сдерживалась, чтобы не заплакать. Это было видно и понятно даже тихим двоечникам с последней парты.
Елена Викторовна готовилась нанести последний решающий удар и уже строила полную сарказма фразу с использованием словосочетания «легкомысленная женщина», дабы пресечь попытки нарушений школьной дисциплины на будущее.
Но обычно незаметные задние парты впервые в истории школы решили пойти на открытый конфликт. Федоров, вечно витающий в облаках и получивший репутацию неисправимого растяпы, встал во весь свой мизерный рост и принял позу Ленина на броневике.
А почему это в «Б» классе девочки красятся, а нашим нельзя
Вокруг зашумели, подтверждая его правоту.
Федоров! Ты меньше смотри на других! Другие пойдут со скалы прыгать, ты тоже пойдешь Садись и не мешай! — Елена Викторовна понимала, что аргумент неудачный и банальный. Федоров это тоже понимал, потому и не сел.
«Интересно, почему он так взвился» Елена Викторовна оглядела нескладные фигуры и детские лица соучастников бунта. И, кажется, поняла.
Первая любо-о-овь! ехидно прокомментировала она ситуацию, заставив Тихомирову покраснеть и сжаться. Но Федоров не смутился.
Дело не в любви, а в справедливости, Елена Викторовна!
Про справедливость это к Горькому. Напомни, что у тебя было по теме
Два было. Но это не важно!
Важно, Федоров, важно. Не тебе рассуждать о справедливости, не освоив соответствующий литературный материал! Кстати, раз уж ты стоишь, можешь прочитать нам Блока, из заданного.
Не выучил, буркнул Федоров.
Какое совпадение! Садись, два. А ты, Тихомирова, не хлопай ресницами, а стирай помаду немедленно.
Тихомирова молча провела по губам тыльной стороной руки. Перед учителем стояла прежняя невзрачная девочка, но в ее водянистых глазах читались уже не слезы, а невысказанное презрение и смешная детская гордость. Пожалуй, она даже была красива посвоему сейчас.
Впрочем, Елена Викторовна этого не оценила. Она с грустью смотрела в окно на опадающие желтые деревья и думала о том, что аристократическая бледность хороша лишь в литературе. А в жизни гораздо предпочтительнее здоровый румянец и золотистый загар, как у девушек в ее родном Ставрополье.
Машинально она вынула пудреницу и подкрасила пухлые губы ярко-красной помадой, точно такой же, как у опальной ученицы.
Несомненно, этот цвет предназначался лишь для взрослых женщин.

Источник