Отрицание

 

Отрицание Я завтракаю мета-колбасойОбедаю пост-ироничным супом Авангардизма восхищаюсь глубиной Ноктюрном, сыгранным на водосточных трубах Таинственный и томный, я дремать Ложусь в

Я завтракаю мета-колбасой
Обедаю пост-ироничным супом
Авангардизма восхищаюсь глубиной
Ноктюрном, сыгранным на водосточных трубах
Таинственный и томный, я дремать
Ложусь в постмодернистскую кровать.
Малыш Берси был вхож в богемные круги. Он предпочитал жить ярко, являя широту своей души и взглядов, забывая, правда, о том, что ночует он в крохотной квартирке на окраине. Берси называл себя художником и, подобно всякому молодому творцу, уверял других, что он «всего лишь увлекается». Так уж получалось, что каждое дело, за которое брался Малыш Берси было увлечением, но не какой-то конструктивной работой. Мужчина перебивался случайными заработками, которых еле хватало на жизнь. Он стал завсегдатаем «Белой сирени», где обсуждал со своими многочисленными знакомыми новые веяния в мире живописи, литературы и даже политики.
Берси вообще-то звали Борис, но друзья (с молчаливого согласия нашего героя) создали легенду о выходце из-за океана для придания фигуре Берси ореола таинственности. Новое прозвище понравилось и самому художнику словами id Bersey он начал подписывать свои многочисленные картины. Так будем звать его и мы. А «малыш» он, конечно, был солидный высокий и полный.
Хотя ему совсем недавно перемахнуло за тридцать, следы облысения уже были заметны на шевелюре. У Берси были чуть блеклые зелёные глаза и кожа розоватого оттенка. Можно было заметить также мягкие и вяловатые руки, не знавшие тяжёлого труда. «Малыш» еле влезал в свой единственный и дорогой костюм. Он не подпоясывался ремнём, но и подтяжек не использовал, до сих пор считая это уделом то ли фашистов, то ли «белых воротничков». До блеска он чистил единственные сапоги по собственному признанию, это было самым полезным навыком, приобретённым во время службы в армии. Берси не надевал часы, зато носил несколько разных галстуков. Их было не семь, а всего лишь пять оранжевый и голубой цвета в одежде Берси вежливо игнорировал.
Если быть честным, одежда была одной из немногих вещей, которые Берси не отрицал. Вообще это слово было ключевым в жизни нашего героя. Отрицал он страстно, неистово и так он думал оригинально. Он мог ходить с неопрятной щетиной пару недель, отрицая общество потребления и капиталистов-производителей лезвий, а затем бриться каждый день, отрицая неопрятность и «первобытную лохматость». Рисовал он тоже по-разному: отрицая то свет, то цвет, то традиционную форму холста. Его закадычный приятель как-то пошутил, что вскоре Берси, во имя принципов отрицания, придётся в своих картинах отказаться от кистей с красками. Молодой и перспективный артист не оценил идею товарища, обиделся. Но экспериментировать не перестал.
Порой люди искусства оказываются очень узко мыслящими личностями, рассуждающими исключительно в плоскости своей стези. Берси к таким не принадлежал он был, пожалуй, вогнутым, а не узким. Благодаря частым ужинам и обедам в «Белой сирени» он много и плодотворно общался с поэтами, композиторами, политиками такими же гениальными, как и он. Вместе с ними он начал отрицать классическую литературу с музыкой и, конечно, привычные всем идеологические конструкции. «Это всё устарело, это наскальные рисунки для нашей современности!», спорил он с литератором в душе и химиком по работе Бозонским. Он даже пытался заучивать «заумные» стихи, то есть сочетания букв и цифр, сложенные в таинственный ключ, однако решил оставить поэзию поэтам. Традиционную симфоническую музыку он тоже отрицал, как-то даже прилюдно порвав накануне купленный билет в филармонию. Атональные шедевры своих знакомых композиторов он, правда, не переслушивал. Не хотелось.
В отрицании Берси видел свою жизнь и своё призвание: он, тридцатитрёхлетний мужчина, уже представлял хвалебные некрологи о себе, как о борце с системой, проникнувшей даже в искусство, убивающей всякую художественную мысль среди молодых авторов. Нередко он использовал словечки, вычитанные в модных журналах по литературе и живописи, не до конца, правда, осознавая их значение. Но Берси не унывал из-за этого, а, напротив, старался придать им своё, особенное и неповторимое. Кому, в сущности, какая разница «Наш мир одна затянувшаяся шутка, да и живём мы играючи. Чистый постмодерн!», откровенничал он с официантом.
И не то, чтобы Малыш Берси был дурным художником. Возможно, его авангардные работы просто опережали время. Или наоборот так считали ненавистники (то есть, конечно, завистники) его творчества: уж больно похожи они то на Малевича, то на Кандинского, то на Мондриана, то на Делоне, Дюшана и Магритта вместе взятых. Картины Берси недолго красовались на заурядных выставках современного искусства, после чего продавались на сторону за бесценок. Иногда художнику удавалось договориться с молодыми театральными режиссёрами и выбить контракт на изготовление декораций к их спектаклям, но выручка была настолько же символической, насколько и редкой. Да и договоры обычно никто с ним не продлевал, даже несмотря на дешевизну «бесценных шедевров».
Спокойствие жизненного течения Малыша Берси было нарушено тёплым осенним днём. К мужчине, доедающему картофельный суп, подсел пожилой незнакомец. На вид ему было уже лет шестьдесят, но старел он красиво кипенно-белые волосы, модно подстриженные и старательно причёсанные, ясный взгляд и окладистая «эспаньолка». Одетый в простую голубую рубашку и чёрные повседневные брюки, он всё же показался художнику солидным человеком.
Дождавшись, пока мужчина доест, незнакомец обратился к Берси: «Извините, что так врываюсь и мешаю вашему обеду, но я немного спешу. Дело в том, что наш общий знакомый рассказал о вас, Берси, как об очень талантливом, но непризнанном художнике. Я бы хотел сделать коммерческий заказ.. Я знаю, вы человек очень творческий, близкий к Олимпу и всему такому, поэтому я постараюсь выражаться более образно. Я бы хотел от вас плакат с ярким и броским, но не очень вызывающим изображением. Важен лишь образ лета и красок. Он должен привлекать клиентов», деликатно произнёс господин.
Они с Берси условились встретиться через неделю у художника на квартире, где тот покажет заказчику эскиз. Взволнованный столь внезапным предложением, Берси даже не обозначил цену своей поделке. Но деньги для него были не главным с приближением встречи с тем господином, нашему герою всё больше казалось, что он договаривается с каким-то безмерно влиятельным и богатым человеком, возможно даже с крупным промышленником. А вдруг его плакат окажется на первых полосах газет, на телевидении, в кино!..
Открыв взору заказчика горизонтальный холст, Малыш Берси начал свой монолог:
Итак, уважаемый, перед вами виднейший образец мета-искусства, современное воззвание к красоте, Музе и вере, вдохновенно произнёс он, в центре композиции мы можем наблюдать обратное солнечное затмение: сверкающий диск заключён в чёрный контур, словно художник или писатель, заточённый в рамки цензуры и признания обществом. Он окружен красным и синим туманом с разных сторон. Я бы назвал это дихотомией мужское-женское, диморфизмом не только биологическим, но и художественным! Псевдоклассики вроде Рафаэля или какого-нибудь там Гогена и рядом не стояли! Это трансцендентальное чувство света… Тут кроме «id Bersey» допустимы ещё надписи, которые вы предложите, или, может, у вас есть другие замечания
Что же, Берси, вы и вправду очень талантливы. И разбираетесь в этом… как вы сказали Мета-искусстве, верно Думаю, клиенты точно оценят ваш невероятный вкус, как это сделал я. Я готов выкупить у вас этот эскиз для плаката за хорошую сумму денег, улыбнулся господин
Прекрасно! Но позвольте узнать, чем вы занимаетесь Быть может, плакат не впишется в тематику вашего дела
О, не беспокойтесь. Я торгую фруктами на рынке. Думаю, этот шар в центре вполне сойдёт за спелый апельсин.

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *