ЛЮБОВЬ, ПОХОЖАЯ НА БРИТВУ…

 

ЛЮБОВЬ, ПОХОЖАЯ НА БРИТВУ... Наверное, в этот день у миляги - Купидона было плохое настроение - закончилось пиво в холодильнике или случилось несварение желудка, поэтому он сразил стрелами Любви

Наверное, в этот день у миляги — Купидона было плохое настроение — закончилось пиво в холодильнике или случилось несварение желудка, поэтому он сразил стрелами Любви не тех людей. Вернее, в мучительном порядке.
В деревенском клубе начались субботние танцы. Все свои, знакомые с детства. Валерий вошел, не ожидая подвоха для сердца и, как впервые, увидел Марину с соседней улочки. Глаза, улыбка, фигура! Как раз затосковал «клен над речной волной» и он, неожиданно робея, пригласил девушку на танец, не замечая, как изменился взгляд стоящей рядом с ней Нюры. Так случилось, что они полюбили одновременно. Нюра Валерия, а он — Марину. Последняя что-то такое тоже почувствовала, но купидонова стрела задела ее по касательной, обойдя глубиной чувств.
Нюра стала жить с ноющей ссадиной в юном сердечке. С Валерой они были соседями — общий забор. И теперь, если он не был с Маринкой, то вздыхал о ней с бывшей одноклассницей, не подозревая, как она его любит. Строил планы, как отслужит в армии (осенью его ждал призыв), женится на Маринке — это первым делом. Поступит на вечерний в институт, устроится на работу, выбьет для них комнату в семейном общежитии. От таких откровений в Нюрино сердце грозило остановиться.
Она стала избегать Валерия, а он недоумевал почему. Говорил, что Маринка с ним целуется, но о будущем говорить не хочет, а он так переполнен к ней чувствами, что, кажется, взорвется. «С тобой поговорю, Нюрок, и полегчает. Мы ведь друзья с первого класса. Кому, как ни тебе довериться Пацаны за такой сироп засмеют.» Нюра смотрела на его красивое лицо — глаза синие, черный чуб и, сжав зубы, чтобы не разрыдаться, кивала.
Странно, но после того, как Валеру «забрили,» Нюре полегчало. Она даже смогла воспринимать Маринку, которая вообразила ее своей верной подругой. «Валерик, конечно, классный, но так, для разминки.»- откровенничала она. Маринка загорелась мечтой стать женой офицера. Она училась в педучилище и не пропускала танцевальные вечера в военном учебном заведении, где готовили «будущих генералов.» И даже вскоре замутила с одним. В дни не частых свиданий, оставалась ночевать у городской тетки.
Валерию Марина писала редко, держа «про запас.» И он бомбил письмами Нюру, выспрашивая Маринино настроение, ждет ли его и насколько верно. Хотелось написать, как есть:»Шалава и пустышка твоя Маринка!» Но опасаясь за психику любимого, Нюра похождения и планы ветреницы скрывала. Отписывала, что по вечерам та сидит дома и из деревни только на занятия ездит. Сама Нюра училась на бухгалтера в торговом техникуме. Вот она Валерия ждала, ни на кого не смотрела.
Офицер Маринкин выпустился и увез ее к месту своего назначения за несколько месяцев до возвращения Валерки. Нюра уговорила девушку написать с десяток писем, а уж отправлять она будет сама. Страховала любимого от стресса, который и на побег из части подтолкнуть может. Марина «легко» согласилась, получив в подарок изящные белые лодочки, которые Нюра купила по случаю. Размер ноги у них совпадал. В них Маринка и кружилась в свадебном вальсе.
Афера с письмами вскрылась, когда Валерий вернулся. Узнав, что Маринка вышла замуж и давно ту-ту, сообразил, что конверты были надписаны не ее почерком. Ответ пришлось держать Нюре. Парнем овладела такая боль, что слова «гадина» и «ненавижу» были самыми мягкими в адрес… Нюры. Марину не проклинал — любил, тосковал и надеялся, что вернется.
С год не смотрел в сторону несчастной девушки. Несчастной потому, что ее любовь к парню только усиливалась. Надумала Нюра предложить себя Валерию в любовницы. Он, кстати, в институт на вечерний поступил, на работу устроился и место в общежитии получил. В деревню приезжал вечером в пятницу, чтобы помочь матери по хозяйству, которое в деревне — ого-го какое! И вот как-то летним вечером Нюра, заметив, как Валерий вышел из хлева, отодвинула доску в заборе и оказалась рядом с ним.
Господи, как он осунулся! Нюра, сама не лучше, погладила парня по плечу, волосам. И столько нежности в этом было, что он обнял девушку и, дрогнувшим от слезы голосом, выдавил:»Жить я не хочу без нее, Нюра! Тебе не понять.» «Да я тоже люблю! Люблю безответно!»- шепотом выкрикнула Нюра и тут только он заметил, что на ее милом личике остались только глаза, огнем полыхающие. Вот как! Они друзья по несчастью! Нечто общее сблизило — губы слились, объятия стали нетерпеливы.
Через час он опомнился:»Нюра, что мы натворили! Прости. И я даже не спросил, а кто тот идиот, которого так любишь Ты почти такая же красивая, как Маринка!» Девушка решилась на откровение, надеясь, что оно их приблизит друг другу окончательно. Ведь эта чертова Маринка, где-то там, а она, Нюра, рядом. Но, услышав, что идиот, этот — он, Валерка накинулся на девушку с гневным прозрением: «Давно, говоришь, любишь Так может, это ты, змеей вползла в наши отношения, оболгала меня перед Маришкой — вот она и выскочила замуж!»
И все. Крест на Нюре поставил. Даже не кивал, когда видел. А ее вскоре тошнить по утрам начало и мамиными солеными огурцами никак не могла наесться. Мать смекнула, что дело пахнет пеленками, но кто отец Дочь, закончив учебу, устроилась расчетчицей в местную школу и вся жизнь ее на виду. Ни с кем не встречается, в город одна не ездит. Чудеса! Но услышав дочкину мольбу («помоги, чтоб Валерочка на мне женился») перед ликом Богородицы смекнула с какого огорода Нюре под подол надуло.
Напрямки к Валерке обратилась. Наедине, без крика:» Девчонка моя от тебя дитя ждет, что делать думаешь» Валерий рос на глазах матери Нюры и дать задний ход не смог. Пообещав все решить, уединился с девушкой для разговора. И вскоре, счастливая, она начала собирать свои вещи. «Замуж позвал»-обрадовалась «готовая» теща. Оказалось, пока просто перейти жить в его дом. Женщине хотелось шумно заступиться за дочь, но понимала, что в деревне этого лучше не делать. И так Нюрке достанется — презрение, насмешки.
Так и случилось. Незамужним девкам матери не позволяли с Нюрой хороводиться, парни посматривали с двусмысленными улыбками. Бабки открыто плевали вслед, а замужние женщины (даже не злые) воспринимали настороженно: «Кто ее знает, сегодня к Валерке переехала, а завтра — к кому!» Нюра ходила по деревне, опустив голову. До работы и обратно. Старалась угодить Валеркиной матери, все время хлопоча по хозяйству. Ее гражданский муж приезжал по пятницам. Был немногословен, тоже без дела не сидел. Впрочем, постель у них была общей.
В положенный срок родилась дочка — Валерина копия. Подозревая, какое имя может выбрать Валера, Нюра твердо сказала: «Любое имя, кроме одного. Не позорь окончательно перед соседями.» Дернулся лицом, но кивнул. Девочку, нареченную Машей, записал на себя, но замуж Нюру не позвал. Мать Нюры жила со вторым мужем и общим сыном-школьником. Махнула рукой на дочь, считая пристроенной.
Маше исполнился год. Вовсю топала и радовала первыми словами. Валерка приехал, а она ему навстречу со звонким «папа!» побежала. Подхватил малышку, прижал, чуть ли не впервые и, вместе с нежным молочным запахом, вошла в него отцовская нежность. Ночью буркнул Нюре, что пора расписаться. Уснул, а она до утра лежала счастливая, думая, что по шажочку, но все у них налаживается.
Статус жены дал Нюре многое и ничего. То есть деревенские к ней смягчились, а вскоре и вовсе забыли «про стыд.» А вот Валерий еще много лет оставался «выходным мужем.» Говорил, что жить в общаге, даже семейной не сахар. И домой он приходит поздно, некогда женой и дочкой заниматься. Но, как Маше в первый класс идти, приехал довольный: «Собирайтесь! Ордер на двухкомнатную квартиру получил.» Надо сказать, что диплом он к тому времени защитил и в строительном управлении считался перспективным специалистом.
Казалось, самое время объявить прошлое черновиком. Нюра теперь работала в бухгалтерии машиностроительного завода. В нее постепенно вошло понимание, что она нравится мужчинам. Но, как заколдованная, жила лишь Валерием, не позволяя лишней улыбки на сторону. Влюбить в себя мужа не пыталась, подозревая, что и он обречен на такую же безответную муку по отношению к Марине.
Валерий не был груб или криклив. Он казался замороженным. Оживал только, когда с дочкой общался. К бытовым заботам относился с презрением деревенского мужика — стиральная машина с центрифугой, все удобства под рукой, ни кур, ни коровы. Поэтому даже посуду за собой не мыл. А каждую субботу — добро пожаловать к его маме в деревню и там пахали на равных на 15-ти соточках.
Когда появилась возможность переехать в трехкомнатную квартиру, Валерий объявил, что ему необходим кабинет. Он был уже солидным начальником. Действительно, часто приносил домой сметы, чертежи. Ложился за полночь. Но поставив в кабинете диван, так и стал на нем спать, призывая к себе Нюру в нужные дни. Это было невероятно обидно, но она помнила, что не он первым шаг сделал, а она продралась сквозь забор да на шею кинулась. По сути женила Нюра на себе Валеру.
Подбадривала себя тем, что муж не пьет, верен (она это чувствовала), на дочь не надышится, дом полная чаша. И ни разу не обмолвился о разводе — значит она ему нужна. На самом деле, если не Маринка, то Валерию было все едино, кто создает уют в доме, кто дочь родил, обед готовит да обеспечивает ему мужские радости.
Так почему не Нюра Не дурна собой, хозяйственная и не требует того, чего нет — любви. Он испытывал нежность к дочери, не мыслил себя без любимого дела, регулярной физической помощи материнскому хозяйству и все это вполне заполняло его, выветрив разочарование и боль.
И все-таки был момент, когда Нюра, вспомнив адрес чертовой матери, хотела послать к ней Валерия. В тот год дочь закончила школу и поступила в институт. Валерий премировал ее путевкой в Болгарию. А ему с Нюрой предстоял отпуск в деревне: наняли бригаду, которая обновляла дом. Вот приехали. Вышли из «жигуленка» и, нате вам — Маринка! А вернее Марина Ивановна. Ничего от прежней беспечной и яркой девчонки не осталось. Оно понятно — троих детей родила своему майору.
В деревню Марина приехала за болеющей матерью да дом продать. Встреча с Валерой ей была без надобности. А у него взгляд вспыхнул. Забыл, что жена рядом. Заторопился с воспоминаниями-обидами. Марина опешила, а потом усмехнулась:»Валер, 20 лет прошло — амнистия!» И пошла немного усталая женщина, а для мужа Нюры — сердечная боль.
И в Нюру вошла оскорбленность, а понимания-оправдания ушли. Не было сил тратить отпуск рядом с мужем в деревне. Ей на работе профком, вымирающий, предлагал путевку в областной санаторий на 24 дня и теперь это стало спасением. Дочь в Болгарии, муж в деревне. Никто без нее не пропадет, а если она — может кто-то даже обрадуется. С таким настроением прибыла Нюра в санаторий, который встретил ее видом на Волгу, ухоженными аллеями, процедурами, укрепляющими здоровье и развлечениями для души.
Интересная женщина с какой-то девичьей застенчивостью, была обласкана взглядами и комплиментами мужчин из отдыхающих. Казалось бы, вот возможность отомстить мужу за его равнодушие, а может и попытка кардинально изменить жизнь.
С раздражением на себя, Нюра обнаружила, что ей неприятны ухаживания, а все, что предлагает санаторий, тяготит. Похоже, она была обречена на любовь-муку к Валерию, а он — к Марине. Вот такой противный треугольник. В нем больно и травматично для души, а вне — пресно и тошно.
Вернулась, смирившаяся. Собрала в горсть то, что поддержать может — муж не пьет, зарабатывает, дочку любит, вроде верен… Набралось не так мало, а что до любви… Ну, что — ей 20 лет что ли, чтоб этой глупостью жить!
… От любви до иного чувства сколько шагов — кто-то считал Нюра, почитай жизнь с любовью, острой, как бритва, протопала. Ранила она женщину мелкими порезами при каждом вздохе. И вроде даже в привычку вошла. Выдали Валерий с Нюрой дочь замуж. А следом схоронили его мать. И потянуло их в родную деревню.
Квартиру городскую отписали дочери, а сами поселились в доме Валериного детства. Он уже мало напоминал прежний — кирпичом красным обложен, веранда просторная. Вкладывался в него, неустанно, муж Нюры. И что-то стало происходить с неприступным Валерием. То поговорить о том, о сем хочет, то на закат солнца — «такой потрясающий.» ее внимание обращает. Ну. просто тает лед в человеке, того и гляди, паводок начнется!
Валерий завтракал, когда Нюра, остановившись в дверном проеме замерла, его рассматривая. Со спины. Муж с аппетитом ел, работая челюстями. Уши у него двигались — смешно и… противно. «А ведь, пожалуй, он всегда был таким — лопоухим,»- с усмешливостью подумала Нюра.
Трон из ее любви под мужем скрипнул, дал трещину и начал рассыпаться. В Нюре что-то выключилось. Произошла замена одного чувства другим. Любое окончание означает начало чего-то иного. Часто антиподного. Спокойное безразличие, вошедшее в Нюру, затупило любовную бритву. Это лучше, чем ненависть. Это позволяет дышать.
Под недоумевающим взглядом мужа, Нюра доставила из супермаркета приглянувшиеся обои и обклеила ими две, выбранных для себя лично, комнаты в доме. Попросила без стука не входить. В одной устроила гостиную, в другой — спаленку. Места Валерию досталось достаточно, но счастлив он не был.
Топтался возле нее растерянный, сам на себя не похожий. Нюра его успокоила, что обед будет готовить, как раньше — на двоих. А остальное — собственное обихаживание, уборка своей территории, уж будь сам любезен. И с душевными разговорами опоздал. Не привыкла к ним Нюра. Это не было местью за нелюбовь.
Просто раскаленный уголек заменила ледышка. Разные ощущения. Похоже, с Валерием происходило похожее. Но в отношении Марины. Может возраст ослабил остроту памяти, может головой ударился. Необъяснимо, но стрелы любви в супругах истлели одновременно. И, кажется, освободившийся муж был готов к любви-дружбе с женой. Но ее больше не магнитило….
Источник:

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *