«Еды осталось недели на две всего

 

«Еды осталось недели на две всего Воды... меньше. Медикаментов нет», вещает Батя. Уголок рта подергивается, вокруг глаз мешки и морщины. Пытаюсь вникнуть в смысл сказанного, но головокружение не

Воды… меньше. Медикаментов нет», вещает Батя. Уголок рта подергивается, вокруг глаз мешки и морщины. Пытаюсь вникнуть в смысл сказанного, но головокружение не дает сосредоточиться. Знаю, что еды мало! Все знают! И про воду тоже: об этом напоминает жажда. Нервно чешусь, пальцами раздираю колтун на голове.
«Граница ближе с каждым днем!» я вздрагиваю, оглядываюсь. «Сегодня мы потеряли Ангар. Все, ночевавшие за Чертой, как обычно»
Да, это тоже известно. Прошлым вечером (или утром кому теперь какая разница до времени суток) я как раз ходила в Ангар, поискать еды, топлива. У ворот меня вывернуло наизнанку. От голода, скрипа гофрированного железа, воспоминаний. Как мы все оказались в этом дерьме
Оказывается, лежа на грязном асфальте удобно думать.
Запахи соляры и резины. Маленькая девочка играет в прятки между шасси. Мелькают рыжие косички… Вот-вот папка крикнет: «Поймал!» и они будут хохотать до упаду. Не будут. Ведь он жил в соседнем доме, и однажды появилась Черта. Серым маревом тумана отрезала реальность, ровно по моей улице. Отец остался там, я здесь. Так что в Ангаре только пыльные иллюминаторы напоминают о былом, смотрят с укоризной. Слепые и жалкие. Точнее, вчера смотрели. А сегодня и Ангар потерян. Да уж Наш мир сжимается. Конвульсивно, неумолимо. Граница движется, поглощает пространство и людей. Любой может пройти сквозь нее. И сгинуть навсегда: никто еще не вернулся, оттуда не доносится ни звука, ни света, ни запаха. Ничего. Прямо метафора смерти доступна каждому и окончательна.
Сидя на холодном бетоне посадочной полосы, я слушаю, как Батя толкает речь. Только благодаря командиру мы до сих пор живы. Вся чертова дюжина.
Нет, нас уже одиннадцать. Фил и Аська ушли, один за другим. Он не выдержал, свалил в туман. А она, дура, бросила «укорот», разрыдалась, крикнула и рванула за ним. Что еще сказать Их поглотила Черта. Вместе сгинули. В прошлой жизни я сочла бы это дико романтичным. Но в последние месяцы я вижу кругом лишь тени да кошмары и категорически отказываюсь впечатляться чем-то другим.
Ванек повесился, Оттар пропал (тоже сбежал за Черту, говорит Батя), Рин сначала свихнулась, а потом тихо умерла во сне. Выходит, нас восемь Лялечку можно не считать, она только ест, когда дают, и хнычет. Мелкая. А меня, меня считаем
«Ни одной тачки на нашей территории не осталось, но вертушку сберегли. Топлива на полет. Куда Да подальше, сколько протянем. Семерых поднимем легко. Лялечку можно не считать», Батя повторяет мои слова. Да, недолго девчонке осталось. А мне Как давно я голодаю
«Подумайте! Сидеть на месте смерть! Если Черта не сожрет, мы загнемся от обезвоживания! Граница сжимается. Ресурсов нет, а враги есть. Нас либо перестрелят завтра, либо сожрут! Думаете, за Стеной нет шансов Неизвестность дает шанс! А здесь гарантирован только конец!»
О чем он говорит Перед моими глазами расцветают жирные «мушки», и попытка сосредоточиться проваливается. Надо взять себя в руки! Ну не ела два дня! Или три Я должна думать, действовать! Нельзя превратиться в коматозную обузу, как Светка. Маринка Нинка Пофиг, соберись, тряпка!
«Я не предлагаю лететь всем. Кто-то может остаться и пробовать по-другому. Но самые сильные обязаны! Черта надвигается. Что за ней Ведь никто еще не вернулся! Вдруг там тепло и светло Прикиньте, вдруг просто забили на нас, болезных!»
Батя убедителен. За что и любим. Хотя красиво говорить да размахивать харизмой мало. Попробуй не ошибаться в условиях Апокалипсиса, и люди потянутся!
Именно Батя всех и каждого здесь спас. Кормил и помогал каждый сраный день. Из его рук ко мне попала тяжелая тушка автомата, его разгрузка впитывала мои слезы и заглушала истерику отходняк от первого убийства в бою, руки командира лечили мои раны, пока те не сменились розоватыми шрамами. И вот, сейчас, я смотрю на него и вижу пепельную кожу, тени усталости, заострившиеся скулы, испарину и безумие во взгляде. Понятно, мужик на пределе. И с этим ничего не поделаешь, хоть головой об асфальт стучись.
Идея валить заводит людей. Мои соратники делятся на два лагеря. Одни загораются, розовеют щеками, чуть заметно подаются вперед. Другие мертвеют, глубже прячут головы в плечи, хмурятся и опускают глаза. Ведь невозможно, немыслимо!..
Реальность сюрреалистична. Давно. Однажды мы все оказались за Чертой. Например, я: проснулась, потянулась, выглянула в окно А там серое нечто. Я словно окаменела: стояла и смотрела, как опасливо уходит в туман соседка. Как ее муж просит вернуться. Как тянутся минуты тишины. Как он встряхивается, хватает монтировку из машины и бежит следом. Их было много таких. За родными, от любопытства или храбрости, из-за напряжения. Ни один не вернулся. Власть исчезла. Остался кусок города, со всех сторон огороженный стеной тумана. Ресурсов мало, людей много.
Вскоре, началось Паника, мародерство, насилие, хаос. Мы сбивались в группки, искали убежища, оборонялись от вчерашних друзей. Воевали за блага, контроль, территорию. Надеялись и верили: кошмар закончится. Придет мужик в сером костюме, покажет корочку ФСБ, или там, ЦРУ. Заявит: «На вас поставили эксперимент, вы молодцы, всем спасибо, пожизненная пенсия и домик на Гавайях». Правда, Лазаревское меня бы тоже устроило.
Я мечтала об этом эфэсбэшнике. Жаркими девичьими фантазиями, каких жениху не досталось. Но грезы таяли. Ни тебе дядьки в костюме, ни инопланетян, ни Матрицы… Только Черта сужается. И люди, люди самоаннигилируются дружными рядами. Загибаются от болезней, несчастных случаев, убийств и самоубийств. Сходят с ума. Слабеют, сдаются.
В итоге нас осталось восемь (или семь), вокруг около ста чужих, несколько километров территории и сжимающийся капкан. Фиаско. Небытие лыбится из печального завтра.
«Я пойду! И возьму тех, кто готов и может. Я вижу вас всех, бойцы, я вас чую, я не дам своих в обиду! Но и балласт на плечах не потащу!» Срывается на крик наш рулевой. Кого «всех» Нас семеро, Батя!..
Есть ли у меня силы идти Оглядываюсь по сторонам. Мусорный ветер заметает пыль на камуфло. Возле берца трепещет мятая бумажка. Под ладонью выкуренный до фильтра хабарик. Мне не ясно, чего ждать от ребят. Они вообще хотят жить Или кроме меня здесь никто не собирается бороться!
Я вот борюсь, как могу. Намедни крысу съела. В животе даже не урчало, видимо, желудок прилип к позвоночнику. Я сидела на паллетах, созерцала разводы плесени. Оптимистичненько же: в этой жути чему-то хорошо! Рядом зашевелился хлам. В голову ударил адреналин, сознание, бессознательное и рефлексы сжались в кулак. Из-под кучи газет высунулась серая тушка. Хотела пересечь проулок, зараза. Я подобралась. Животина тронулась, и я прыгнула, как-то помимо собственной воли. Болезненно упала на колени. Руки ухватили тощее тельце. Тварь пищала и кусалась, острые зубки разодрали мои ладони, закапала кровь. Минута, я сдавила сильнее, две Крыса конвульсивно дернулась и обмякла. Еда!
Прекрасно, скажу я вам! Я рвала зубами настоящее мясо! Теплое, сытное. Плевать мне на все и всех, я хочу жить и я выживу!
«Придурок», шепчет Лизка, трудно встает, бредет, шатается, скрывается за углом. Я порываюсь бежать за ней, но поздно. Оттуда раздается пистолетный выстрел. Минус один. Народ встряхивается, переглядывается, словно выныривая из страшного сна. Засаленным рукавом Батя смахивает пот, капельки выглядят липкими даже на расстоянии.
Ну, раз уж все равно поднялась
Я пойду с тобой, хотела сказать уверенно. Даже сделала целеустремленное лицо. Но голос противно дрожит. Иллюзия бодрости разбивается об этот отвратительно-слабый писк.
Кто еще сипло интересуется командир. Звучит как старик.
Еще двое уходят.
«Нас осталось пятеро. Я смогу поднять и посадить вертолет, выдает Батя расклад. Яна умеет стрелять, Макс драться, а у Баяна руки растут откуда надо. Лялечка Да, Лялечку можно не считать. Пошли, глянем».
Идти сложно. Голова кружится, подташнивает, ноги просят пощады. Мне бы лечь, расслабиться… Да пошла я в задницу! Наоотдыхалась уже, свихнуться пора от такого релакса!
Наверное, и правда свихнулась. Куда я прусь Но Батя прав: ждать больше нечего. Надо собрать силы, пока есть, сесть на вертушку и лететь воевать с Чертой. На раз топлива хватит. Батя пилотирует машину как Бог проверено! Хватаем стволы, готовимся к бою или смерти. Вперед, штурмовать Черту!
Берцы топают (топают, не шаркают победа будет за нами!) по бетону. Яркая раскраска вертолета колет глаз на контрасте с вездесущей плесенью. Баян педантично раскладывает снарягу по рюкзакам и разгрузкам. Учхоз, блин, нашелся Влезаем в громоздкий обвес; оружие заряжено, поставлено на предохранители; полезные в драке приблуды не звенят и не трут, заточены под битву и разведку.
Мотор рычит. Ребята грузятся, я тоже закидываю сумки, оглядываюсь напоследок Лялечка, мать ее, стоит в сторонке и ноет, глазки руками трет, сопли размазывает.
«Брось ее», обрекает девчонку Баян.
А меня, меня вы тоже бросите, когда ослабею
Лялька, дура, ко мне! у меня аж голос прорезался командирский. Она улыбается вспомнили! но с места не двигает. По моему организму разливается злость. Ощущение, как после стопки, выпитой на голодный желудок. И откуда силы взялись Думала-то все уже, лечь и сдохнуть. А вот ведь бегу, хватаю ребенка на руки, тащу к вертолету. Лопасти разгоняются, Батя коротко оглядывается и поддает оборотов.
Не-не-не, товарищи, так дела не делаются! Мы с мелкой успеваем, вныриваем в брюхо машины.
Сссуки шепчу я тихо, чтоб никто не услышал, и обнимаю девчонку. Хорошо Вроде я снова живу. Баян поворачивается к нам, пересекаемся взглядом. Его наглая морда выражает целую гамму чувств: возмущение-осознание-стыд-гнев. Преувеличенно отвлекается на разруху за бортом.
Черта, Стена, Последняя Грань, Хэппи Энд, Жирный Песец. Мы дали границе реальности эти и массу иных наименований. И прямо сейчас она приближается с неумолимостью алкогольной комы после ведра крепкого. Макс мычит, держится за голову, раскачивается со все увеличивающейся амплитудой. Глаза Бати не вижу, но вертолет шатает. Лялька уткнулась мне в грудь. Я тискаю лихорадочно-горячую, бесполезную, не принимаемую в расчет кроху, впиваюсь пальцами. Закусываю губы до крови главное, не визжать! Баян, будто загипнотизированный, уставился на край мира. Его трясет. Смирение отражается в побелевших зрачках. В них я и наблюдаю грядущий звездец: не могу, не смею взглянуть прямо.
Вспышка, машину кидает вверх-вниз. Лопасти месят туман. Я все-таки визжу. А может, и не я Какофония вокруг достигает пиковой точки, а потом все обрывается.
Окончательно прихожу в себя, когда разбитый вертолет остается далеко позади. Я жива. Более того, мы куда-то идем, поддерживая друг друга на сложных участках. Вокруг неизвестный высокогорный район. Города как не бывало. Справа курумник, слева скальный выступ, внизу волнуется горная река. Холодно, тихо, дико.
Макс оступается. Я вижу летящий из-под ботинка камень, взмах руками. Парень резко бледнеет, заваливается. Как раз туда, где в глубоком узком русле вода бьется о валуны. Что я думаю в этот момент А нихрена не думаю. Эти люди моя команда, почти семья. Так что сомнений не возникает, я просто прыгаю следом, цепляюсь за шиворот разгрузки, распластываюсь на склоне, стараясь удержаться. Камешки катятся из-под нас, радостно скачут вниз. Сжимаю зубы. Скользим
Сверху раздается детский визг и мою щиколотку хватает маленькая рука. Движение в бездну замедляется. А потом место крохотных пальчиков занимает мужская ладонь.
В голове мелькает мысль о кипящем бульоне. Отбрасываю ее за ненадобностью, держу, тащу. Камрад елозит на камнях, пытается уцепиться. Как могу я подтаскиваю тяжелое тело, пыхчу. Еще чуть-чуть Толчок, и Макс на тропе. Я отпускаю его, стираю испарину со лба и тут чувствую, как камни подо мной приходят в движение.
Хочется завопить. Успеваю вдохнуть, но потом тело сводит от ледяной воды. Орать уже не получается. Удар! Спиной меня протаскивает по камням, швыряет дальше. Круговерть, дезориентация, жжение в легких и онемение во всем теле. Я барахтаюсь, кое-как всплываю, делаю вдох и снова оказываюсь под водой. Но я хочу жить, а значит, буду бороться до последнего! Не просто же так я выживала все эти бесконечные месяцы А сейчас мы почти выбрались!
Впечатываюсь в валун. Цепляюсь за скользкий «лоб», ползу в сторону берега. Пару раз река дергает за ноги, швыряет, пытается сбить с цели. Но с каждым движением сопротивление меньше. Я оказываюсь в относительно тихой заводи, щупаю дно. Спасена! По-пластунски забираюсь на берег. Утыкаюсь лицом в заиндевевший песок, дышу. Какое счастье просто дышать!
Чуть позже через ватную одурь прорываются голоса товарищей. С трудом приподнимаю голову. Они бегут ко мне, торопятся, поскальзываются на камнях. Всем составом! И ведь не бросили!.. Всхлипываю. Чтобы позорно не разреветься, смотрю по сторонам.
Здесь русло расширяется, берега становятся пологими. Снежный наст разрывают зазубренные клыки камней. Клочки прошлогодней травы тоскливо шуршат на ветру. Небо хмурится облаками, сгущаются сумерки. Впереди какая-то неправильность, которая тревожит. Слишком резко и внезапно обрывается пейзаж, река будто исчезает. Вот здесь есть, а тут раз, и нету! Но это невозможно!
Беспомощно оглядываюсь на товарищей и впадаю в ступор. Как будто несколько кадров видео поставили на бесконечный повтор. Движение, стоп, возврат, движение, стоп Даже «белый шум» можно различить, если долго вглядываться. А я вглядываюсь, конечно. Мне уже не больно и не холодно, только в ушах пищит и по подбородку течет что-то теплое.
Что Стираю рукой эту тонкую струйку и обнаруживаю кровь на пальцах. Из носа потекло Или губу прокусила Это отрезвляет. Я же сейчас замерзну насмерть, почти уже! Нельзя, вдруг я еще могу помочь ребятам! Больше ведь некому!..
Кряхчу, не сдерживаю стоны и мат, но встаю. Одежду успело прихватить слоем льда, она скрипит и местами ломается. В общем-то, в унисон со мной. Но воля моя крепка, и я поднимаюсь. Непонятное впереди ближе, чем люди. Значит, сначала проверим, нельзя оставлять угрозу за спиной!
С трудом делаю первый шаг, второй, третий. Дальше проще, расхаживаюсь. Я стреляла из автомата, ела крыс и спала в мусорном баке, мне все по плечу! А сейчас-то какая мелочь! надо просто идти!
Впереди обрыв. Медленно и аккуратно приближаюсь. Тяну шею, заглядываю за край
В ушах звон, подкатывает тошнота. Сглатываю, всматриваюсь. Я таки свихнулась Но вижу ясно, как одна реальность под неправильным углом упирается в другую. А та в следующую. Этакой калейдоскоп разнонаправленных каменистых пустырей. И во всех трава растет вверх. Местный верх, который никак ко мне и моей гравитации не относится.
Помехи усиливаются. Белый шум складывается в кривоватую надпись: «Вы достигли границы карты».
Ну все, это уже слишком! Где мое Лазаревское, блять!
Снова оглядываюсь на товарищей и вижу, как зависшая Лялечка шепчет:
Давай… пока не пойдем туда
Автор: кофейня
Источник: Проигрыватель

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *