Истории из жизни реальных людей
Знаешь, мне всегда нужно было сказать тебе это, выговориться что ли, ведь ты не дала мне такой возможности. Ты оставила меня в этом мире, подарив жизнь: выбрала из десятка бьющихся за тебя парней того, кто не отговаривал, а зажег свечу у подножия, чтобы ты видела, куда лететь.
Спустя годы я понял — как это на самом деле. Я стоял ночью и смотрел вниз. Я знал, что оно там, что оно примет, но сделать этот шаг в бездну — не смог. Хотя море и было спокойное, да и плаваю я отлично.
Ты могла запросто утереть нос нескольким парням из вашей компании. «Ирэн, да брось, это опасно!» — глупцы, думающие что тебя может остановить опасность. Нырять ночью, с двадцати метров, с обрыва — такую роскошь не мог себе позволить никто. Нашёлся один, кто зажёг свечу у подножия. И ты нырнула рыбкой, нырнула «на свечу». Такого не умели даже местные. Ты стала законодателем нового пари- «нырять на свечу»…
Ты не оставила возможности, сказать, что люблю… Такие простые и важные слова, которые люди говорят только самым близким. Оставила лишь огромную дыру где-то в груди, которая затягивается из года в год…
Слишком медленно, чтобы нормально дышать…
Ты оставила обрывки воспоминаний и живешь в них, не зная, что этого недостаточно…
А я собираю эти кусочки мозаики из разных уголков памяти.
Собираю всю жизнь, по крохам…В памяти десятки историй, вплетенные в контур моего сознания навсегда. Они связаны с тобой.
Я помню, какой фантастический мир тебя окружал. Кошка Кэри, которая умела говорить. У вас с ней были чудные диалоги. Помню Мотьку — собаку, которая всё знала и понимала, хотя её никто и не учил. А Сквик Чего стоил Сквик… Откуда вообще взялось это чудо Я тогда был маленький совсем и думал, что это игрушка. Настоящая взрослая собака, размером с ладошку -она жила в кармане твоего пальто.
Помню трёхпалого, которого ты выходила, и он прилетал каждый год на наше окно в кухне и деловито заходил в гости. Кэри подкрадывалась по-кошачьи, а ты ей — просто так — говорила, что нельзя своих…
Помню, как ты декларировала наизусть поэму Фердоуси, ведь ты знала наизусть десятки стихов и хотела, чтобы я стал писателем.
Помню, как сбылась твоя мечта, и мы оказались в гостях, где был Окуджава. Ты читала его стихи, а он подарил тебе пластинку. Ты очень красиво читала всегда, словно сама проживала эти истории. Все слушали, как завороженные, а Булат Шалвович поблагодарил тебя, как-то…растроганно-удивлённо.
Когда тебя не стало, я не сразу это понял. Было больно. Прошли похороны, и я улетел обратно на Север. Там, наверное, до меня дошло. Я знал, кто виноват в твоей смерти. И стало больно вдвойне. И тогда я взвыл. Несколько месяцев пролетели, а волна моего безумия поднималась всё выше. Ненависть ко всему… Жажда мести плюс юношеский максимализм — гремучая смесь, которая устраивала мировые перевороты.
Ты этого не знаешь, а я решил, твёрдо решил, что он жить не будет. На смене выпадали длинные выходные. Я спокойно собрался, чтобы не оставлять следов, сел на грузовой борт и полетел в Москву.
Тогда можно было за красненькую бумажку летать без билетов. Не все пошло по задуманному, оно и к лучшему. Тетка его спрятала от меня, увезла куда-то за город — инвалида, как оказалось, который не может теперь ходить. Так Бог уберёг от греха, расставив все на свои места.
А потом стало очень плохо без тебя. Ты оставила меня в этом мире, совсем не оставив своего. Это оказалось трудно. Я потерялся, на долгие-долгие годы. Не представляешь, какой ад я прошёл.
Потом вынырнул. Нашёл твоих детей, своих братьев и сестёр. Дусика, только вот, похоронили. Рассказываю им о тебе. Хорошо хоть есть, что рассказывать. Память — она такая.
Девчонки похожи на тебя сильно, каждая по своему. Каждая что-то взяла от тебя. Они тебя помнят только в своих снах, маленькие ведь совсем были. Одна в зеркале тебя увидела, другая утром пишет недавно: « Мама звонила!» — у меня аж голова закружилась, не понял сначала, что это её сон…
Я так любил тебя — понял это сквозь годы. И жалею, что не сказал тебе этого, ведь мы так редко виделись. Я понял, что любовь — это некая сила, которую не может остановить даже смерть.
Говорят, мужчины не плачут, мам, хрень это всё. И плачут, бывает, и давятся слезами, когда теснится в горле, перекрывая воздух. Они воют, когда вот такое случается, воют взахлёб…