Бенджамин счастлив

Бенджамин находился на работе с восьми утра до шести часов вечера. Ингрид работала до трех, после чего готовила ужин и прибиралась дома. Когда Бен возвращался из офиса, то включал пластинку из коллекции, что собирал с детства. Пара всегда ужинала под музыку.

Завтракал Бен один, потому что Ингрид уходила в шесть утра и никогда не будила любимого. Таким образом совместным приёмом пищи был только ужин. В выходные дни Бен завтракал после утренней пробежки в кофейне неподалёку от дома. Ингрид чаще уезжала в пригород к матери. Бен часто водил девушку в ресторан, но и там всегда звучала музыка. Эта информация на первый взгляд кажется бессмысленной, но только на первый взгляд. Пара прожила друг с другом полгода, прежде чем обстоятельства сложились так, что ужин прошёл в тишине.

Бенджамин пришёл с работы, оставил туфли у входа. Целый день крапал дождь, мужчина повесил закрытый зонт на вешалку и перед тем, как подойти к патефону, решил переодеться. Вот эта информация действительно является бесполезной, можно было сразу перейти к главному. Патефон не включился. «Joseph and the amazing technicolor dreamcoat» призывно блестел винилом, но неподвижная игла игнорировала изгибы дорожек. Будучи только слушателем, но не хозяином, способным устранить неполадку или хотя бы её выявить, Бенджамин решил завтра же отвезти патефон в мастерскую.

Ингрид приготовила жаркое, дивный запах от которого заполнил дом, и Бен поспешил к столу. Мужчина приступил к ужину, но уже спустя пару минут почувствовал раздражение. Бенджамин не придал этому значения, ибо все вокруг, кроме отсутствия музыки, было прекрасно. Пока он доносил до рта горошины на вилке, даже успел подумать о зависимости от постоянной музыки и сравнить её с зависимостью от кофе.

Бенджамин давно заметил, что чувствует аромат сильно желаемого объекта, но по каким-то причинам на данный момент недоступного. Когда он бросал привычку выпивать по четыре кружечки кофе в день, всё вокруг пахло кофе. Спустя два дня наваждение прошло вместе с тягой. Пока мужчина жевал горошек, он осознал, что музыка пахнет раздражением и даже яростью, раз он сейчас чувствует именно это.

Тщательно пережевывая, Бен вилкой настучал по фарфоровой тарелке вступление Венгерской рапсодии. Но тут же одернул себя, как бросающий курить сначала стоит в курилке и вдыхает дым, а потом сбегает, терзаемый муками совести. Бенджамин отправил в рот кусок жаркого и решил отделить все звуки, похожие на музыку. Ингрид водила ножом по тарелке в ритм одной из песен Брайана Адамса. Бен заглушил этот звук, усмехнувшись выбору любимой женщины. За ним в бездну тишины отправились и стук часов, и ветер за окном, и даже биение собственного сердца. Бен убрал всё и злость закипела в нём настолько сильно, что мужчина аккуратно взял салфетку и положил в неё пережёванный кусок жаркого. Бенджамин просто не нашёл в себе силы проглотить еду, пока слышал оставшийся шум.

Ингрид пережевывала спаржу, и челюсть девушки издавала ужасные звуки. Бен замер от неожиданного открытия, он уставился на женское лицо и не мог поверить, что его ярость действительно вызвана звуками издаваемыми челюстью.
— Дорогой, ты в порядке — спросила И, при разговоре челюсть двигалась бесшумно. Бенджамин подумал, что ошибся.
— Я любуюсь тобой, — ответил мужчина. Ингрид бесшумно улыбнулась, открылся рот так же бесшумно, женщина отправила в него кусочек спаржи. И опять чудовищный звук прошёлся по мозгу Бена. Бенджамину казалось, что в его голове стеклянная беззубая утка мяла огромными губами пенопласт. Что-то скрипело, одновременно шуршало и лязгало. Звук наполнил голову Бенджамина и вылился в чёткую команду: «Ударь!»

Бенджамин встал из-за стола, поблагодарил Ингрид и быстрым шагом направился в ванную комнату, где тут же умылся холодной водой. Злость не утихала, мужчина набрал стакан воды и выпил мелкими глотками, потом повторил. После одиннадцатого глотка из второго стакана Бен почувствовал себя значительно лучше.

Бенджамин оторвал шесть зубных нитей и сел на пол. Первая нить легла на кафель — первый месяц после знакомства был май. Ингрид в голубом сарафане сидела напротив Бена и аккуратно ела мороженое из вазочки ложкой. Никаких раздражающих звуков. Первый кофе в постель, девушка откусывала кусочек круассана, девушка счастлива — Бен спокоен.

Бенджамин поднял нить — изначально такого не было, а значит это не являлось недостатком И, который Бен не заметил. Он положил в карман нити, а ночью вместе с энциклопедией поставил себе диагноз мизофония. Причём Бенджамина раздражал только тот звук, который издают челюсти во время пережевывания.

Бенджамин положил одну нить на тумбочку. Ингрид была из тех идеальных женщин в белом пальто, которым сначала пытаешься соответствовать, но позже понимаешь невозможность допрыгнуть до заданной планки. Бенджамин это понимал, но пока ещё был на стадии гордости, что такая женщина рядом с ним. Первые страдания по поводу своего несовершенства ожидались только через полгода — после первой годовщины. Бен убрал нить в карман.

В офисе Бен продолжал обдумывать сложившуюся ситуацию. Он вытаскивал нить, придумывал теорию, разбивал её вдребезги и убирал нить. Последний раз нитка пролежала на столе целых два часа. Бен и Ингрид были не готовы к совместному проживанию. Этой теорией Бен объяснил всё, вот только оказалось, что мужчину раздражают все рядом находящиеся челюсти, а не только Ингрид. Нить отправилась в карман, а Бенджамин загрустил.

Днём он обедал в парке, но сегодня решил послушать, как жуют другие люди. Бен не заметил появление этой особенности ранее, потому что, как подсказывала память, долгое время не присутствовал при жующих людях. Но пока «эту особенность» Бенджамин решил называть именно так. Слово «аномалия» по логике Бена подходило больше, но он планировал во всем разобраться сам, а значит и преувеличивать серьёзность проблемы не следовало.

Бен заехал в мастерскую, где всего за десять минут починили патефон, в чем мужчина увидел знамение свыше. Им можно было пренебречь, если бы патефон починить не удалось. А пустяковая поломка, приведшая к подобным глобальным последствиям являлась именно знамением.

Дома Бен включил музыку перед тем, как сесть за стол, но злость вновь наполнила его и стучала в висках требованием «Ударь!» Мужчина хоть и не слышал раздражающий звук, но было достаточно знания, что он есть.
— Я сегодня неважно себя чувствую, есть не буду, — сказал Бенджамин и буквально сбежал из гостиной.

Музыка доносилась сквозь шум воды. Бен повернул кран, чтобы струя воды била громче об эмалированную поверхность ванны. Но даже это не спасло, совсем рядом лязгала челюсть Ингрид. Руки потряхивало, мужчина нервно хрустнул пальцами и замер. Новый звук навёл его на удивительную мысль.
— У меня нет мизофонии, — прошептал Бенджамин пальцам. — На самом деле у меня идеальный слух.

Аномалия скукожилась и трансформировалась в причину гордости. Бен взял зубные щётки и начал подыгрывать, стуча о раковину, в такт воспоминаниям о ненавистном шуме. Руки перестала бить дрожь.

Бенджамин был счастлив. Он заново изобрёл джаз.

Фотограф Том Чемберс

Источник