Взгляд старухи в багровом наряде

 

Взгляд старухи в багровом наряде Гудбранн заплутал. Вот уже три десятка зим провел он в знакомом лесу, хаживал знакомыми тропами и охотился за медведями: шкур да мяса добыть. Уж зима скоро. А

Гудбранн заплутал. Вот уже три десятка зим провел он в знакомом лесу, хаживал знакомыми тропами и охотился за медведями: шкур да мяса добыть. Уж зима скоро. А тут свернул не на ту дорожку и не узнал привычные места. Да то бес, верно, попутал Гудбранна!

Ходит-бродит Гудбранн кругами. То туда пойдет, то обратно, а назад никак не воротится. И следы видит свои на траве, а толку нет. Сплюнул в сердцах на землю холодную да махнул рукой.

Ох и дремучий же бор раскинулся во все стороны! Ельник — черный, что ночь зимняя. Крона к кроне, ствол к стволу, и похожи все. И думает про себя Гудбранн: «Что же ты охотник делать станешь» Успокоился вскоре и продолжил думу: «Рано или поздно покажется дорога. Негоже чертыхаться да с ума сходить».

Только время-то идет, а лес дремучий не уступает. Ни просвета, ни тропинки. Ни зверя не видать, ни птицы не слыхать. Да не тут то было. Должно быть, помогли молитвы Гудбранну, и лес расступился. Перед самым носом поляна открылась. А на поляне той избы стоят. Большущие да чудные. Стены из огромных бревен сложены. Покосились да почернели от времени. А меж изб тех уже и ели поросли. На крышах мох блестит и березки молодые корнями цепляются.

Гудбранну страшно стало. А он не из пугливых. Уж скольких медведей выследил. Сколько шкур добыл. «Неужто хюльдра меня заманила!» — думает Гудбранн да клятву себе дает, что не возьмет у хюльдры никаких даров: пусть хоть мед подносит, хоть мешок с пряниками. Огляделся охотник. Прислушался. Ни шороха, ни звука не услышал. Да и хюльдры не видать ни в окошке, ни в дверях.

Тут к избе подошел Гудбранн и схватился за засов. Отворил скрипучую дверь. И обдало его зловонием, спертым воздухом. Пыль закружилась. С балок паутина свисает да по стенам ползет. В углу хомут поломанный лежит, а под ним рубаха истлевшая, молью поеденная. На плите медный чайник аж позеленел от времени. На лавках покосившихся и столах рухлядь разбросана.

 

Откашлялся Гудбранн: пыль горло дерет. И присмотрелся к лестнице, приставленной к лазу на чердак. Любопытство овладело охотником — и вот он наверх лезет. Скрипят ступени ветхие от времени. Ох, не упасть бы! Тут же пожалел Гудбранн, что на чердаке оказался. Зубы от страха застучали. На лавках кости человеческие лежат да смотрят на него пустыми глазницами! Всякие то кости были: и взрослых, и детей…

Кубарем скатился вниз охотник. Встал да отряхнулся. Собрался было уходить, да так и в дверях замер: в окно старуха смотрит. Одежка багровая, рваная. Сама страшная: лицо морщинистое, с кожей дряблой, изжелта-серой. В одной руке метлу, а в другой грабли держит. Глядит на Гудбранна и не моргает глазами. А те, будто кошачьи, блестят.

Не выдержал взгляда старухи охотник да и выбежал на поляну. Помчался в чащу, аж пятки засверкали. Только вот не знал Гудбранн, что старуха за ним следом пошла…

Долго еще блуждал охотник по ельнику и — хвала Создателю! — выбрался на знакомую тропу, да так и дошел до родных земель. Следом и старуха заявилась.

А старуху ту звали Черной смертью.

Взгляд старухи в багровом наряде Гудбранн заплутал. Вот уже три десятка зим провел он в знакомом лесу, хаживал знакомыми тропами и охотился за медведями: шкур да мяса добыть. Уж зима скоро. А

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *