Небеса без края

 

Небеса без края Подойди ко мне, моя красавица Даська. Вижу, что ты замёрзла и дрожишь, и прячешь озябшие руки в рукава. Немудрено - ноябрь на дворе, а ты, дурочка, в одном пальто.Даська, милая

Подойди ко мне, моя красавица Даська. Вижу, что ты замёрзла и дрожишь, и прячешь озябшие руки в рукава. Немудрено — ноябрь на дворе, а ты, дурочка, в одном пальто.

Даська, милая Даська. Где же твои длинные густые косы Остригли, говоришь Не волнуйся, Даська, я и лысую тебя люблю.

Знаешь, Дася, мне на небе привольно живётся. Знаешь, отчего так красны облака поутру Это на небесах растёт костяника, а ребята бегут её собирать. Все, кого ты помнишь, родная моя — Мишка, Лена, Таюська, все. У них сейчас всего вдоволь.

И собака наша с нами. Я сперва удивился, когда увидел Лайку на облаках. А потом понял, что ничего удивительного в этом нет: ведь на облаках ей самое место. Облака белые, и Лайка белая, только нос чёрный. И вот бежит ко мне наша Лайка, словно бы и не накормили её в городе потрохами с мышьяком, и ластится, и прыгает, как щенок.

Иногда мы с облаков глядим вниз — на долину, на овраг, на озеро Старое. Мишка и Ханина дочка не хотят вниз смотреть: боязно им. А вот мы с Таюськой ходим по самой кромке и насмотреться не можем. И Лайка с нами.

Там, где раньше моё село стояло, теперь рельсы проложили. Рельсы блестят на солнце, а по ним поезд ходит. И вода в озере Старом тоже блестит, как рыбья чешуя. А может, и в самом деле рыбьи спины горят на солнце: рыбы в этом озере много, но никто её не ловит. Все знают, отчего эта рыба жир нагуляла. И ты, Даська, тоже знаешь.

Нам с Таюськой нравится смотреть, как поезд едет. Едут и едут грузовые поезда, лес везут, мешки, скотину. И людей тоже везут.

И нас везли. Это со стороны кажется, что поезд быстро мчится и ветер обгоняет. А когда ты внутри, то дорога всё тянется и тянется, и в прорехе между досками видно только степь без единой травинки. А в затылок тебе люди с хрипом дышат.

В вагоне нас было много, милая Даська. Я всё искал тебя глазами — вдруг ты с нами едешь И Хана с Татьяной тоже искали тебя. Татьяна, правда, никак не могла угомониться, всю дорогу выла по своей Таюське. Потом пришёл солдат и прикладом её треснул со всей дури. Больше Татьяна не выла и не говорила ничего.

Знаешь, душа моя: я уже привыкший был. Ко всему привык: к боли, к голодухе, к потным обмоткам на ногах. А вот Хана не привыкла. Всё говорила, что дышать не может и что ей надо помыть голову, а то неделю не мыта. Татьяна поначалу всё смеялась над ней: чем ты голову-то мыть будешь, Хана Талым снегом

Под конец пути умишком повредилась Хана. Упала навзничь, а как её подняли, петь начала. Пела и пела на своём языке, всех блох распугала. И смех, и грех. Татьяна эту песню для меня перевела, забавы ради:

«Ждёт меня доченька, девочка,
зовут её Леночка, Леночка.
Ты меня к ней отпусти, отпусти,
руки мне развяжи, развяжи».

Лену я первой встретил, а затем и Мишку. Кто их, как и за что, не знаю — маленькие они ещё, не могут рассказать. А Ханина дочка хорошая, только ростом невеличка — жаль, что ей уже не вырасти. Сначала не хотела со мной жить, по матери скучала. А потом увидела брата, увидела Лайку снова — и не захотела уходить.

 

Да. Детей больше всех жалко. Вот Таюська была весёлая, как весенняя пташка, и двенадцатой своей весны не пережила. Когда Татьяну увозили, девчонка-то всё спрашивала: хайда, мама, хайда Куда, мол. А мы бы и сами рады узнать, куда. Нам ведь не сказали ничего.

А весной Таюську вдова машиниста забрала в город, кормила гнилятиной и била по голове. Один раз покрепче ударила и убила. И ничего никому за это не было.

Даська, Даська. Говорили тебе, Даська — не реви на морозе, а то будет рожа. Станешь совсем как Хана: харя красная, глаза узкие. А ты же городская, ты никого не слушаешь.

Когда ребята спят, ко мне сон не идёт. Я всё думаю: за что тебя так Нас-то всегда били: и раньше били, и ещё побьют. Вот у Ханы ни отца, ни матери: их покрепче связали и живыми под лёд спустили, чтобы пули зря не тратить. Ты тогда ещё и на свет не родилась, а нас уже били — веришь ли, нет. И стали мы привыкшие.

А ты, золотце моё Отчего такая тихая, словно бы и тоже привыкла Ответь мне, Даська, только правду ответь. Даже Таюська из соседкиных рук вырывалась, «пусти» кричала. Почему же ты ничего не кричала Наши и те бы шум подняли напоследок.

Я всё думаю, думаю про тебя. Ты ведь городская, молодая: на что тебе я был нужен Для чего ты за меня пошла Жила бы в городе, ела бы вдоволь и одевалась тепло, а с нами бы не водилась. Потому что судьба у нас такая — либо рыбы нам лица объедят, либо солдаты наши головы проломят.

И вот теперь ты сидишь и плачешь, лысая, на лысой выжженной земле, где никого и ничего не осталось, и не видишь меня. Почему, Даська, ты меня не видишь Нет, не потому, что ты ослепла два года назад, и не потому, что у тебя на глазах мокрая жёлтая корка. Ты бы всё равно поняла, ты почуяла бы, что я тут.

Просто я умер, Даська. А до этого меня долго рвало кровью, и надзиратель — высокий поджарый парень — тыкал меня лицом в поганое ведро. Мне сломали нос и зубы выбили, но уже ничего не болит.

Я-то умер, а вот ты ещё живёшь. Живёшь из последних сил, цепляешься за жизнь скрюченными красными пальцами, и думаешь: только бы не умереть. Только бы не так умереть.

Знаешь, милая Даська: пойдём-ка лучше со мной. Не хочу, чтобы ты мёрзла тут одна. Я и шаль принёс тебе: Таюська дала свою. Согреешься, наберёшься сил, а потом пойдёшь к нам.

С нами будешь жить.

Небеса без края Подойди ко мне, моя красавица Даська. Вижу, что ты замёрзла и дрожишь, и прячешь озябшие руки в рукава. Немудрено - ноябрь на дворе, а ты, дурочка, в одном пальто.Даська, милая

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *