Ловушка

 

Ловушка Вы когда-нибудь боялись темноты Этого липкого, отчаянного до тошноты, страха, что там, среди теней, шорохов и неясных звуков, таится что-то опасное, страшное, желающее убить тебя,

Вы когда-нибудь боялись темноты Этого липкого, отчаянного до тошноты, страха, что там, среди теней, шорохов и неясных звуков, таится что-то опасное, страшное, желающее убить тебя, разорвать на мелкие кусочки

Я не боюсь темноты. Много лет, начиная с того дня, когда я осознал, что в ней можно спрятаться. Так я обрел свободу. Прятаться, утаиваться, выжидать удобного случая для удара — тьма дарила мне силы и веру в себя.

О, я умею ждать, как никто другой не умеет. Секунды складываются для меня в минуты, минуты — в часы, часы превращаются в дни. Дни ожидания, дни предвкушения, когда тонкая полоска металла коснётся кожи, покрытой холодным, липким потом. Когда такие знакомые глаза будут стекленеть от ужаса и осознания того, что я наконец-то достиг своей цели. О, я наслажусь сполна этим мгновением.

Знай, Эмми, я иду за тобой. Твой час уже близко.

* * *
— Здравствуйте, Томас. Как вы сегодня Как ваше самочувствие
— Добрый день, доктор Девис. Неважное. Эта чертова книга не даëт мне покоя. Порой мне кажется, что если я не буду печатать — то просто сойду с ума. Эта история… Я обязан её дописать, если хочу выздороветь…
— Я думаю, что вы правы, Томас. Вы должны освободиться. Как бы ни было трудно — вы должны дописать до конца. Только так вы сможете получить долгожданное успокоение.
— Это… Трудно. Труднее, чем я мог себе представить.
— Никто не обещал, что будет легко, Томас. Когда вы обратились в нашу клинику, мы предупредили вас обо всех возможных трудностях.
— Иногда я думаю, что, возможно, мне не стоило начинать писать…
— Это сожрало бы вас изнутри. Вы не смогли бы оставить это в себе.
— Возможно…
— Посмотрите на меня, Томас. Вы сможете. У вас все получится.

* * *
Ненавижу звук закрывющейся входной двери. За ним всегда приходит боль.

Страх опутывает липкими щупальцами. Уютную темноту разрезает яркая вспышка света, и на пороге я снова вижу его — пьяного, озлобленного, еле стоящего на ногах.
— Где ты, мелкий паршивец Выходи. Поговорим, как мужик с мужиком. — Я знаю, что мне не спрятаться, но все равно сижу в темноте. — Вылезай.

Он тащит меня за воротник, который сдавливает горло до обжигающей боли. Удар под рёбра, потом ещё один, сильнее. Я уже не могу дышать. Зверь даже не утруждает себя объяснениями, за что бьёт меня в этот раз.

Лёжа на полу, я точно знаю, что ты в соседней комнате, Эмми. И ты не поможешь, не остановишь этот кошмар, в который он превращает мою жизнь.

Прошло много лет, прежде чем я смог избавиться от него. Я ждал долго… Очень-очень долго, Эмми. Я не отвечал на его удары, хотя уже достаточно повзрослел и мог бы ответить. Я ждал. Бутылка палëной выпивки — такова официальная версия.

Но нет. Его смерть — моих рук дело. Он мучился, я это точно знаю. И ты знаешь, что это моих рук дело. Иначе не сплавила бы меня в этот гребаный интернат при первой же возможности.

Меня били каждый день, Эмми. Глупо было бы думать, что меня ждёт лучшая жизнь, когда его не станет. Ты не оставила мне ни единого шанса. Что я тебе сделал

Но твой час уже близко, Эмми. Я нашёл тебя.

* * *
— Здравствуйте, Томас. Как вы
— Не знаю. Кажется, мне не становится лучше.
— Почему вы так думаете
— Мой герой… Я перестал спать по ночам. Мне снится какой-то старый обветшалый дом, кучка подростков с озверевшими лицами… Все, о чем я пишу, приходит ко мне во снах.
— Это пройдет, Томас, поверьте мне. Как только вы допишете — станет легче.
— Я больше не верю в это.
— Я обещаю. Станет легче.

* * *
Ты сменила имя и город. Надеялась сбежать Надеялась, что я не найду тебя Не потребую объяснений за всё, что ты сделала Ошибаешься. Я потратил многие годы на поиски, но я знаю, что я уже близко.

Чувствуешь Пульс учащается, дыхание становится прерывистым, все остальные эмоции тонут в поглощающем тебя ужасе. Твое тело натянуто, как струна. Ты ждёшь, я знаю, что ты ждёшь меня, Эмми.

 

Скрип входной двери прорезает тишину, как нож масло. Яркий луч света распугивает тени по углам.

Я вижу страх в твоих карих глазах. Даже не страх — ужас. Я улыбаюсь тихой, победной улыбкой. Я здесь, Эмми.

* * *
— Томас
— Я не хочу разговаривать, уходите.
— Нам нужно поговорить, Том. Это часть терапии.
— Ваша терапия не работает! Мне становится только хуже!
— Сядьте, Том. Нет смысла кричать. Здесь только вы и я. А я и так вас прекрасно слышу.
— Я больше не буду писать. Я хочу завершить терапию. Она не помогает.
— Вы не можете, Томас. И вы это знаете. Пока книга не будет завершена — вас не выпустят отсюда.
— Я… Не могу её дописать.
— Чего вы боитесь, Том
— Сойти с ума. Она приснилась мне, доктор Девис.
— Кто
— Эмми. Впервые с тех пор, как я начал писать о ней.
— И вы решили, что больше не сможете писать
— Я не могу. Вы не понимаете. Она… Словно я её знаю, понимаете Я не могу…
— Вы сможете, Том. Вы знаете, что больны. И что вылечиться сможете, только после терапии. Вы должны писать.

* * *
Я ждал этого долгих десять лет. Я искал тебя в таких местах, где не место нормальному человеку. Но разве меня можно считать нормальным Я сломан. Вы разрушили мою жизнь. Зверь своё уже получил. Ты — следующая.

Впервые он ударил меня, когда мне было десять. За оставленную на столе кружку. Ногой. В живот. С тех пор это стало регулярным развлечением для зверя. Я больше никогда не считал вас теми, кем вы фактически были для меня — родителями. Я больше ни разу не произнес эти два слова «папа и мама». Вы не заслуживаете их. С этого дня вы стали просто «Он» и «Эмми». Ты бесилась, когда я звал тебя так. Но ничего не могла с этим сделать. Впрочем, ты никогда меня не любила.

Ты сидишь прямо передо мной. Руки прочно связаны верёвкой. Тебя трясёт. Я ощущаю этот липкий ужас в воздухе.

Темнота окутывает тебя, забирает последние остатки сил. Тишину нарушает лишь звук часов. Тик-так. Тик-так. Тик-так.

Я не жду от тебя каких-либо слов. Ты не можешь сказать ничего, что мне хотелось бы услышать.

Я улыбаюсь. Тонкая полоска металла скользит по твоей холодной коже. Я вижу, как пульсирует жилка на твоей шее. Думаешь, я буду мучить тебя О нет.

Всего один удар. Хрупкое равновесие между жизнью и смертью. И я рушу его. Я вижу тонкую полоску алой крови на твоей шее. Вот и всё, Эмми.

* * *
— Здравствуйте, Томас. Как вы
— Я закончил.
— Правда — доктор Девис сняла очки и положила их на стол.
— Вы соврали. Мне стало хуже. Я не спал уже двое суток.
— Вы знаете, зачем вы здесь, Томас
— Я болен.
— Чем вы больны, Томас Вы знаете свой диагноз
— Я… Я не могу вспомнить…
— Вы и не сможете, — на лице доктора появилась хищная улыбка. — Вы не больны, Том. Точнее, — не совсем больны.
— О чем вы
— Это не обычная больница, Том. А вы — не рядовой пациент. Вас поместили сюда специально. Вам вкололи сыворотку N1Z13. Так называемый «Вирус признания». Вы убили Эмми, Томас. Но не хотели давать чистосердечное признание. Эта сыворотка помогает нам получить показания. И они будут признаны судом. Мы выполнили свою работу.

* * *
Темнота. Она обволакивает меня, прячет от окружающего мира.

Это все ложь. Чудовищная ложь. Меня зовут Томас. Я писатель, который лег в клинику, чтобы вылечиться от депрессии…

Подхожу к висящему на стене зеркалу. Кажется, его повесили только сегодня… Первое что я вижу — глаза. Карие, точь-в-точь как те, что я видел в своих снах. Её глаза.

Резкая вспышка боли сдавливает голову. Мысли, образы, воспоминания складываются из кусочков, как огромный кошмарный пазл.

Меня зовут Томас. Томас Джонсон. Две недели назад я убил женщину по имени Эмми. Жалею ли я об этом..

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *