Христос воскрес

— Где же твоя пара, тварь — беззлобно пробормотал он, резко выдернутый из сна громким петушиным криком. — Лучше бы познал жену свою, или как она там у тебя зовётся, или поспал.
Подняться с кровати у него не вышло. Потеряв равновесие, он снова очутился в горизонтальном положении. Голова гудела. Каждый вдох давался с трудом. К горлу подкатывала тошнота. Даже моргать было больно.

— Что ж так плохо-то, Господи
— Не поминай всуе! — раздался, словно гром, зычный голос, заставивший его скривиться в гримасе боли.
— Да-да, — пробормотал он. — Прости, пап.
— То-то! — снова грянул голос, огрев его по голове всей своей мощью.
— Ты мог бы так не делать — взмолился он. — Пожалуйста.
— Ну а как с тобой ещё, сын мой — дверь в комнату отворилась, и в проеме показалось суровое лицо. Седая шевелюра падала на плечи, густая длинная борода скрывала искажённый недовольством рот, а пышные брови придавали и без того хмурому лицу ещё более угрожающий вид.
— О, Гос… отец! — вовремя исправился он. — Ты теперь всегда мне будешь это припоминать
Тот ответить не успел, потому что в разговор вклинился мягкий женский голос:
— Мальчики, Хватит вам ругаться. Идемте лучше завтракать.
Перечить никто не стал.

— Это что — спросил он, осушив литровый кувшин.
— Святая вода. — буркнул отец.
— Какой кошмар, — сухость в горле вроде бы на время прошла, а вот голова… Гул сменялся невнятными голосами и обратно. — Это же невозможно пить!
Он прикоснулся левой рукой к кувшину, и тот снова наполнился водой. Затем прикоснулся правой — и вода стала рубинового цвета.

— Вот так-то лучше! — на выдохе сказал он, осушив кувшин до, и снова повторил процедуру.
— Ты… — от такой наглой выходки у отца перехватило дыхание. — Да как ты…
— Перестань, — мягким, но не терпящим возражений тоном осекла его мать. — Ты как себя чувствуешь, сынок
— Не всего. — так же на выдохе после очередного кувшина уже с вином сказал тот.
— Это как — удивился отец.
— Я себя не всего чувствую.
— Батюшки! — охнула мать.
— Ну-ну! — сурово молвил отец. — Ещё бы. Столько пить!
— Ой, отец! — словно отмахнулся он тоном избалованного ребёнка, не ведающего ничего зазорного в том, что он где-то там в чём-то провинился. — Будто ты в моем возрасте был другим.
— Я! — то ли голос старика прозвучал с такой силой, то ли за окном и вправду грянул гром. В любом случае, подпрыгнувшая от неожиданности супруга принялась его спешно успокаивать. — Послушай, Йося…
— Не называй меня так, — обиженно бросил тот. — Как младенца.
— А ты своими выходками взрослого имени пока не заслужил, — снова громыхнул отец, а мать лишь снисходительно улыбнулась. — Я в твоём возрасте не творил и половину того, что ты сейчас! Чего только стоит эта твоя выходка тогда, в…
— Опять! Да сколько можно!
— А сколько нужно! — не унимался отец. Его останавливать уже было бесполезно. — Это надо же было так набраться со своими дружками вина, чтобы уснуть висящими на кресте! Висящими! В мертвецки пьяном состоянии! Да как вы туда забрались вообще!
— Го… отец! — взмолился он. — Ну это было почти две тысячи лет назад!
— Вот именно! — старик был непреклонен. — Прошло столько времени, а люди до сих пор шоке и думают, что ты восстал из мертвых! Где, кстати, твои дружки Не важно! Сын божий! Тьфу! Позор!

На кухне повисла гнетущая, звенящая тишина. Хотя, возможно, звенело просто у него в голове. Тем не менее, поднять глаза на отца он не решался. Его мать, Мария, тоже не нашлась, что сказать.
На столе стоял кувшин с вином, снова полный, поднос с крашеными яйцами и то от большой кекс, то ли какое-то подобие пирога с разноцветной посыпкой, который смертные называли куличом. Ещё была тарелка с густой светлой массой и какими-то коричневыми вкраплениями, но отец не помнил, как она зовётся у мирян, хоть ему Мария говорит это каждый год.

— Ну, свят наш отче, — наконец промолвила мать, нежно поглаживая старика по руке. — Ну он же ещё ребёнок. Ему только двадцать.
— Двадцать сотен! — отрезал отец.
— Да полно тебе! Сотней больше, сотней меньше.
— Женщины, — только и смог прошептать старик. — А может и правда, отправить тебя на землю Чтобы ты там грехи людские искупил, как твои поклонники напридумывали
— Да что ты такое, ирод, глаголишь! — ужаснулась Мария и посмотрела на мертвенно-бледное лицо сына.
— Ну а что — широко и ехидно улыбнулся отец, радуясь реакции, которую вызвала его шутка. — Ведь как-то же он умудряется из года в год, в одно и то же время, на протяжении почти двух тысяч лет, творить такую дичь, что на следующее утро ему даже глаза открыть больно
— Отец… Я… — занервничал Йося. — Да я больше…
— Ладно, — хохотнул старик. — Расслабься. Скажи спасибо, что все твои выходки я ещё могу замять, именуя своей волей и замыслом моим. А пути мои неисповедимы, как твердят нижние. Так что пока прокатывает. Но помни, сын, что может прийти тот день, когда прикрыть твой зад я не смогу.
— Да, пап. — в голосе слышалось смирение.

— Ну как ты, сынок — после завтрака Мария заглянула в его комнату. Выглядел он не ахти, но, по крайней мере, не лежал пластом, охая и ахая.
— Вроде неплохо.
— А состояние Оклемался
— Ага. — лукаво улыбнулся он. — Воскрес.
— Ну вот и замечательно! — за спиной Марии показался отец. — Тогда дуй вот сюда, название я не выговорю, и сотвори чудо.
— Какое — по голу было ясно, что это вырывалась наружу лень.
— Как какое — нарочито удивился отец, протягивая ему бумажку с названием города. — Ниспошли им огонь. Как его там А! Благодатный. Вот.
— Ну а Прометей это сделать не может — взмолился сын. — Он же у нас спец по огню.
— Нет. — резко оборвал отец. — Ты эту кашу заварил, ты и расхлебывай. Тем более, что фокусы у тебя получше Прометея. Все. В путь.

Со вздохом полной безнадежности он стал собираться. Могло быть и хуже. Он с содроганием вспомнил наказания после той выходки с крестом. Да и предложение отца за завтраком, хоть и шуточное, вызывало у него холодный пот.

А тем временем, на Земле, верующие всего мира готовились к празднику. Красили яйца, пекли и святили кулич, готовили пасху — та творожная праздничная масса с изюмом, название которой никак не мог запомнить отец.

Люди не сильно удивились, когда с совершенно светлого и безоблачного неба прогремели несколько раскатов грома. Как всегда все сошлись во мнении, что это надо Богу, его воля, и ничего тут сверхъестественного нет.

А когда вечером в Иерусалиме на людей снизошёл благодатный огонь, все последователи христианства начали радостно кричать: «Христос воскрес!»

Если бы они только знали…

Earing

Источник