Тает мир

 

Тает мир В южном аэропорту было на удивление пусто и холодно. На улице росли каштаны.- Где мой самолёт-то - подумала я, ступая на приветливую турецкую землю. Прилетела я из города, который не

В южном аэропорту было на удивление пусто и холодно. На улице росли каштаны.

— Где мой самолёт-то — подумала я, ступая на приветливую турецкую землю. Прилетела я из города, который не каждый учитель географии сможет найти на карте, а уж обычный человек — и подавно.

Мой самолёт летел в Москву, но табло об этом молчало. Нет, остальные самолёты были на месте. А вот мой волшебным образом исчез.

Кудрявый турок, проверяя расписание, вздохнул и сказал вполголоса:
— Он улетел.
— То есть как так улетел — возмутились я. — И не обещал вернуться
— Нет, — турок поправил маску, сползшую на подбородок. — Ваш самолёт компании «Победа», который должен был лететь в шесть, вылетел в два. Все вопросы не ко мне.

Я вздохнула. Хорошо, что в городе жила моя подруга Гюля. Плохо, что самолёт улетел без меня. Совсем.
Забегая вперёд, скажу о том, что денег мне авиакомпания «Победа» не вернула. Ни цента, ни лиры. Ни копеечки.

* * *
Если честно, Стамбул не выглядел так, как должен был выглядеть Стамбул. От Босфора тянуло холодом, а со стороны гор по небу расползался розоватый закат.

«И бесстыдно розовеют обнажённые дома, — подумала я, ставя на брусчатку рюкзак и вещмешок. — А над ними неба мреет тёмно-синяя чума».

Всё было не так уж и грустно, если присмотреться. Над Босфором летали чайки. По улицам ходили патрули.
Жизнь продолжалась.

* * *
В турецкой кафане на полу лежали ковры. В турецкую кафану было можно попасть после шести часов. В остальные места — нельзя.

Рядом с нами сидела кошка повышенной пушистости. Морской ветер распушил кошку так, что она стала похожа на норковую шапку.

— Кыс-кыс-кыс, — сказала я, внутренне радуясь, что самолёт улетел без меня. Дерево во дворе кланялось в сторону гор, роняя на землю пушистые хвостики. Кошка потягивалась и на кыс-кыс откликаться не желала. В кипятке таял сахар.

Мир был безмятежный и невинный, как девятнадцать лет назад.

* * *
— Девушка, этот аэропорт называется «Домодедово», а не «Новое Суково». Да, вода стоит сто восемьдесят рублей. Да, вайфай платный.

Держите салфеточку, во время ПСР-теста у вас может пойти кровь и залить вам всё пальто. Нет, сюда нельзя класть рюкзак, наш пол от этого портится. Нет, мы не можем депортировать вас обратно в Турцию.

Я вздохнула. Позади остались Босфор, горы и кошки. Впереди были только берёзы. Прозрачные, словно бы и не настоящие.

«Берёзы по-хакасски — «хазыннар» — подумала я, не будучи уверена в этом до конца. Мне вспомнилась песня на хакасском языке про берёзы, птиц и девушку. Девушку в песне называли «подаренная судьбой», или просто — «подарёнка», совсем как в сказках Бажова.

В аэропорту продавали кофе. Грустно было невероятно.

 

* * *
В Москве, не переставая, шёл дождь. Да, в апреле. Да, со снегом.

Я пила чай у окна, с видом на белый бок двадцатиэтажки. За стеной спала тувинская семья, состоявшая из двух родителей, мальчика Вани и девочки по имени Данхая.

Иногда я выползала из подъезда и брала Данхаю с собой. Мне нравилась эта маленькая славная девчонка, нравился её розовый самокат с дребезжащими колёсами и её дутые сапожки на липучках.

— Понаехали тут! — шипел дяденька рязанской наружности, почти сталкивая Данхаю с лестницы. Я ловила девочку за капюшон и шла домой.

По небу разливался серый ливерный вечер.

* * *
— Приезжайте к нам в Таджикистан! — незнакомая тётенька улыбается. — У нас, барышня, в Таджикистане хорошо.

Я киваю. Нет никаких сомнений, что в Таджикистане хорошо. Возможно, Таджикистан — это лучшее место на свете.

Ветер во дворе разливает фонарный свет по лужам. Протяжный гудок отчётливо, почти по-человечески, выговаривает:

умерли у соседей кошки,
умер сосед,
и бабка, и дед.

Собственно, вот почему я здесь.

Незнакомая тётенька ест солёный крекер и говорит о том, что в Таджикистане только горы. Горы — розовые, высокие, как сны ребёнка, как причёска феи. Мир расплывается, становится овальным земной шар; приходят в движение материки и стираются страны, словно неудачный чей-то набросок.

* * *
Когда я уехала из Москвы, была ночь. Маленький автобус ехал по осклизкой дороге, притормаживая на въезде в сёла, попадая в ямы колесом.

В небе полыхала полоса. Жёлтым, болезненным светом.

Мы приехали в город, и я поняла, что всё закончилось.

И что, на удивление, у меня почти не осталось воспоминаний.

Тает мир В южном аэропорту было на удивление пусто и холодно. На улице росли каштаны.- Где мой самолёт-то - подумала я, ступая на приветливую турецкую землю. Прилетела я из города, который не

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *