Шансы выжить

Прислушивайся к своему страху, быть может, он твой единственный друг.
Уильям Гибсон, «Джонни-Мнемоник»

Первая часть: держу в руках старую газетную вырезку, помещенную в рамку для фотографий. Мне подарил ее отец, он по старой привычке читал бумажные газеты. Помню, я тогда спросил его: «Зачем», ведь есть масса фотографий в «цифре». Сейчас я понимаю отца, ведь где они теперь, те цифровые фото Погребены где-то в бесконечных папках в архиве компьютера и на страницах соцсетей, не долистаешь. А рамка с вырезкой из газеты вот она, у меня в руках.
«Первая экспедиция на Марс готовится к полету», гласит заголовок статьи. Далее много слов об открытиях, научных перспективах, освоении и прочее о еще одном гигантском шаге для человечества. Под заголовком – фото, на котором мы, в костюмах Космического Агентства счастливо улыбаемся в камеру. Мы тогда еще ничего не знали, ничего.

Дворник поливал дорожки из шланга. Пахло горячим мокрым асфальтом, так по-летнему. Как же мне не хватало этого запаха там, за тысячи километров от Земли. Нас было четверо. Два модификанта – Виктор, модификант по физической силе, инженер-техник, Рик – модификант-логик, мастер в программировании и компьютерах. И двое обычных людей – Ольга, биолог и психолог, и я, капитан экипажа. Двое «немодов».

Модификация плотно вошла в нашу жизнь и давно стала нормой. По внешнему виду обычного человека, «немода», от модификанта, никак не отличить. Модификация закладывается еще в период внутриутробного развития, но окончательно формируется только к совершеннолетию. Мы учимся вместе, в одних школах, до шестнадцати лет, и лишь потом, когда модификация начинает активно проявляться, модификантов переводят в специальные заведения, соответствующие их специальностям. Однако же я помню, когда мы переехали с родителями в город, и я перешел в новую школу, в восьмой класс, с каким трудом мне удалось влиться в коллектив. В новом классе кроме меня было только три немодифицированных. Я до сих пор храню маленькое каменное пресс-папье в форме оскаленного пса, добытое во время дурацкого и опасного мальчишеского испытания.

Мы вчетвером готовились к полету много месяцев, и два из них в полной изоляции в специальной капсуле, где единственной связующей ниточкой с внешним миром была радиосвязь. Из всех кандидатов мы оказались самыми квалифицированными и сплоченными. Друзьями мы не стали, но нам было комфортно и удобно друг с другом. В тот день, когда наш состав объявили экипажем номер один, и была сделана та фотография для газетной статьи.

Забавно, но я почти не помню день взлета. А сам полет прошел штатно и без нареканий. Только в самом конце, уже на подлете к планете, Виктор с Ольгой немного повздорили, но это был совершенно незначительный эпизод. Проблемы начались при посадке. Наш корабль имел две обшивки, и одна, внешняя, при приземлении раскрывалась четырьмя лепестками, создавая дополнительные опоры. Но посадка оказалась жесткой, помешала пылевая буря, и один лепесток немного заело, он открылся не с первого раза. Однако и это было не самое страшное. После проведенной диагностики Рик сообщил, что повреждена система очистки и регенерации воздуха. Мы провозились целый день, прежде чем смогли наладить ее хотя бы на минимально допустимый уровень работы.

– Я сделал, что мог, – сказал Рик. – Но автоматика упорно выдает системную ошибку. У нас будет только один выход на поверхность, мощности на продув и шлюзование недостаточно, нам просто не хватит воздуха на обратный полет. Ну, максимум, два выхода, но придется перезагружать и перезапускать систему.
– Ну, что ж, – ответил я. – Тогда постараемся сделать все за один раз.

Автоматический вездеход уже колесил вокруг корабля по спирали, собирал данные, удаляясь с каждым витком все дальше от места посадки. Ольга, сверяясь с получаемыми данными, прокладывала маршрут, по которому хотела бы пройти, посмотреть и собрать образцы вручную. Но потом началась очередная буря, мы оказались заперты на корабле еще на день, а связь с вездеходом прервалась. Когда пыль немного осела, мы споро собрались и вышли наружу. Местная погода вряд ли дала бы нам много времени.

Мы успели сделать почти все, что было запланировано. Воздух в баллонах подходил к концу, и отдал приказ по радиосвязи всем возвращаться к кораблю. Ответы пришли с помехами, это значило, что скоро снова начнется буря. Виктор и Рик подошли ко мне первыми. Ольга, скрывшаяся за скалой, задерживалась. Я на всякий случай повторил распоряжение.

– Я …няла, мне …пять минут… идите, – донеслось из динамика, – …о… в порядке… быстро… успею.

Я махнул ребятам рукой, и мы двинулись к кораблю. Издали он выглядел как удивительный, распустившийся лепестками лотос, такой чуждый этому каменному холодному миру. Подойдя к борту, я еще раз оглянулся, Ольги видно не было. Мы стояли в шлюзовой камере, Рик ковырялся во внешнем терминале.

– Капитан, надо срочно шлюзоваться, система сейчас захлебнется, – радиосвязь вблизи корабля была значительно лучше.
– Ждем.
– Капитан, у нас три минуты, не больше.
– Но мы же не сможем открыть шлюз снова, ты сам говорил.
– Да, так и есть.

Мы ждали до последнего. Я всматривался в мутную дымку и чуть ли не кричал в динамик, но Ольга все не появлялась. Я знал, что должен был сделать, но все никак не мог решиться. Единственное верное решение означало смерть для Ольги. Я стоял в проеме шлюза и ждал до того момента, пока Рик в истерике не заорал, что времени больше нет. Я выдохнул, развернулся и зашел на борт, махнув Рику рукой. Озвучить свое решение у меня не было сил, но он и без этого знал, что делать. Не сомневаясь. Шлюз за моей спиной моментально зашипел, захлопываясь.

Через две минуты из-за холма показалась фигурка в скафандре. Ольга передвигалась большими, насколько позволяла слабая сила тяжести, скачками, но даже так было видно, что она прихрамывала на левую ногу.

– Я попала в расселину, у меня застряла нога, – сказала она, когда подошла к иллюминаторному окошку.
– Нам нужно открыть шлюз, Рик, – сказал я.
– Капитан…
– Нам нужно открыть, Рик.
– Мы сможем это сделать только через три часа. Шансы на то, что мне удастся восстановить систему один из десяти.
– Кислорода в баллоне еще на пять-семь минут. Один к девяти, Рик, на жизнь члена экипажа!
– И девять к одному на жизнь всех четверых и судьбу всей экспедиции.
– Рик, давай-ка еще раз. Это Ольга, член нашего экипажа, она жива, она сейчас жива, и у нас есть шанс спасти ее. Десять процентов, если ты не ошибся, на то, чтобы сохранить жизнь одного из четверых. Считай, черт побери. Сколько, по-твоему, будет достаточно Да какие проценты, это жизнь!
– Слишком мало, капитан.
– Я приказываю открыть шлюз.
– На этот случай есть пункт в уставе, капитан… Саш. Ты прекрасно знаешь его сам. При таких расчетных шансах мы не имеем права подчиняться этому приказу.

Рик был прав. Как всегда прав. Ольга все поняла, она не спорила, не кричала, она просто стояла у входа молча. Когда до окончания кислорода в баллоне Ольги оставалось пара минут, я рванулся к отсеку и попытался его открыть. Виктор схватил мои руки и свел у меня за спиной. Он не был груб и держал меня аккуратно, лишь слегка прижав к двери. Но вырваться из хватки модификанта по физической силе было невозможно. Я прислонился щекой к иллюминаторному окошку. Ольга посмотрела на меня, странно, как будто виновато, улыбнулась, развернулась и пошла от корабля. Шагов через двадцать она легла на землю и раскинула руки, смотря в небо. Я отвернулся.

Началась буря, а через четыре часа Рик сказал, что мы можем еще раз открыть шлюз и выйти наружу. Стекло шлема Ольги полностью помутнело, и ее лица было не видно. Я был этому, признаться, рад. Пусть в моей памяти она улыбается. Через шлем и иллюминатор шлюза, виновато, но улыбается. Я поступил правильно, я знал это. Даже в том моменте, когда она попросила лишних пять минут в поле. Это было ее мнение как профессионала. Перед Уставом я был чист. А перед собой Может быть, не умея так четко рассчитывать шансы, мы бы рискнули. Может быть, мы могли бы ее спасти. И еще странная мысль вполза в мое сознание: может быть, я сумел бы убедить экипаж, если бы он состоял из немодификантов.

Мы забрали тело и отнесли к кораблю. Затем я вернулся на то место, где она лежала, и начал собирать камни, складывая их в пирамиду. Рик с Виктором подошли и начали помогать. Мы связали из двух прутов из ремнабора какое-то подобие креста и установили его на вершине. Вряд ли он продержится тут долго, с такими-то бурями, но я должен был это сделать.

Тело Ольги мы поместили в медицинский отсек, в герметичную камеру. Обратный полет прошел спокойно, без происшествий. А эпизод у шлюза мы обсудили только один раз. Мне показалось, что с точки зрения Рика и Виктора вообще не было повода что-то обсуждать. Нет, они не были черствыми и бесчувственными, они тоже переживали. Но только они были уверены, что поступили правильно. В их понимании даже не могло произойти иначе. Да и психологи нас натаскивали на все возможные ситуации, и на потерю члена экипажа тоже. И сама Ольга в том числе. Ольга…

Многочисленные комиссии на Земле, разбиравшие нашу экспедицию по косточкам, признали правильность действий экипажа, и мои действия лично, как капитана, в том числе. Даже в том моменте, когда я, опираясь на ее мнение, на стал ждать или настаивать на немедленном возвращении.

А на закрытых индивидуальных комиссиях перед непосредственным начальством я высказывал мнение, что модификанты не готовы к полноценной работе в смешанном составе экипажа. Во время очередной такой комиссии пришел какой-то независимый эксперт, модификант-логик, пролистнул еще раз папку с отчетом, хотя наверняка знал все материалы наизусть, закрыл ее и сказал:
– Что ж, на мой взгляд, дело следует считать закрытым. Я не вижу никаких поводов его продолжать, действия капитана абсолютно правильны и соответствуют уставу, а жизнь всего экипажа и миссия экспедиции, несомненно, важнее жизни одной единицы экипажа.

«Одной единицы», он так и сказал. В этот момент во мне что-то щелкнуло, сам не знаю, что на меня нашло. Но я привстал и заехал ему по физиономии. Меня отстранили и временно перевели на отдых в закрытый санаторий в пригороде, окруженный бесконечным, как казалось, парком с асфальтовыми дорожками. Напрямую со мной не говорили, но среди сотрудников санатория, врачей и подсобных рабочих, не было ни одного модификанта.

Дворник поливал дорожки из шланга. Как же мне не хватало этого запаха горячего асфальта после дождя там, за тысячи километров. Я отложил в сторону газетную вырезку, достал планшет и посмотрел на последнюю новость в ленте:
«После успеха первой экспедиции, Космическое Агентство готовит новый запуск к спутникам Юпитера. В состав экспедиции войдут четыре человека, два из которых модификанты…»

Я все обдумал, у меня было время. И кажется, мне нужно подготовить еще один доклад. Я попытаюсь доказать, что модификанты не готовы к совместной работе.

Источник