Истории из жизни реальных людей
Красный шарик рвётся улететь в синее небо. Хорошая сегодня погода, феечки такую любят. И шарик вышел чудесный — тугой, налитой, блестящий. Будто ягода спелая, готовая вот-вот радостно лопнуть на зубах, брызнув во все стороны сладким, ярко-красным. И чтобы струи по подбородку.
Я поправляю сползший ремень спортивной сумки. В ней приглушенно звякает. Подумав, ставлю сумку на нагретую солнцем скамейку, к чьей покосившейся спинке привязана приманка.
Люди бродят вокруг, не замечая шарика. Как и всегда. Как и положено.
Только феечки могут видеть шарик. Только они и летят на него. Мерзкие твари.
Сжав челюсти в приступе ярости, дергаю за плетёную веревочку. Шарик пляшет в солнечных лучах, блестя глянцево и зазывно.
Сегодня должно клюнуть, у меня предчувствие.
— Дяденька, а скажите, что это у вас за шарик Красивый такой!
Оборачиваюсь резко, запоздало кляня себя за это — так можно и спугнуть.
Она отшатывается от неожиданности. Длинные ресницы хлопают, розовые губки приоткрываются, формируя изумленное «О». Хороша… Тонкая, лёгкая, ножки голенастые в сандаликах, юбочка в клеточку, в руках пакет с продуктами, за спиной крылышки прозрачные дрожат. Самый сок! Теперь главное, не упустить.
— Тебе нравится Можешь взять!
— Ой, да что вы! Не надо! — смущается нарочито, взгляд отводит. А у самой глазищи-то блестят масляно, радостно. У-у-ух, отродье!
Выдыхаю, успокаиваясь. Рано, рано ещё. Улыбаюсь, как могу, дружелюбно. Отвязываю шарик, протягиваю ей.
Смотрит неуверенно, ресницы и крылья мельтешат туда-сюда. Ну, давай же… Тянет руку. Взяла. Взяла!
Ещё улыбается, но глаза начинает сумраком подёргивать, руки и ноги деревенеют. Оглядываюсь, не смотрит ли сюда кто. Накидываю на неё с головой свою куртку, в охапку хвать и в машину бегом! Тьфу, чёрт, чуть сумку не забыл!
Падает на землю пакет. Выскальзывает из ослабевшей руки верёвочка заговоренная, и шарик улетает. Лети, лети, помощничек! Взорвись на подлёте к краю космоса. Этому небу не помешает немного красного.
Миновав все посты, выдыхаю, оглядываюсь назад. Феечка лежит на заднем сиденье. Моя куртка укрывает её почти полностью, торчат лишь ноги. Крылышки её смялись, когда я её связывал, но ещё держатся. Недолго им осталось, мы скоро будем на месте. Улыбаюсь ей ласково, её глаза распахнуты в ужасе, слёзы пачкают обивку сиденья радужными разводами. Эх, опять всё отмывать.
Несу феечку на руках в подвал. Она дрожит и пахнет сладко — страхом.
Мне крышу сносит от этого запаха, я утыкаюсь в её макушку, втягиваю носом аромат, чувствуя, как зарождается в моей груди хищный рык.
Да, сегодня ты — моя жертва, феечка. Мы славно поиграем. Всем твоим подружкам очень понравились игры, да они просто кричали от восторга! Я очень люблю, как феечки кричат. Чувствую себя невероятно живым и сильным.
Скидываю её тело на металлический стол. Ломаясь, хрустят блестящие крылышки. Голова в облаке светлых волос подскакивает от удара о поверхность, напоминая мне пушистый мячик. Слёзы бликуют в резком свете ламп, словно драгоценные камни из подземных пещер. Слизываю слезинку. Горько-сладкая, как феечкина любовь.
Феечки любят людей, очаровывают их танцами в лунном свете. А потом вырывают влюблённые сердца своими острыми коготками и поедают, смеясь, кровь с пальчиков изящных облизывая. Они не ведают жалости и не способны любить по-настоящему. Они не люди, но так маскируются, что их трудно заметить в толпе.
Нужно чуять их и знать, на что они способны клюнуть, свет чего их манит. Только тот, кто почти умер от их когтей, знает, как их привлечь. Только тот, кому в глаза брызнуло кровью феечки, может видеть их истинный облик.
Застарелые шрамы на моей груди зудят, и я скидываю рубашку. Морозный воздух подвала щекочет обнаженную кожу. Как же здесь хорошо! Мне удивительно повезло в этот раз: не пришлось искать другое место для игры — значит, ни один ингредиент не пропадёт. А то запас глаз уже подходит к концу, да и радужная пыльца как-то потускнела с последнего раза.
Неторопливо достаю из спортивной сумки инструменты и аккуратно раскладываю их, напевая себе под нос привязчивый хит. Феечка хнычет сквозь кляп, слёзы и сопли стекают по сморщившемуся личику, марают гладкий металл.
В какой-то момент я чувствую острый укол сочувствия, мне хочется утешить её. Вот тварь! Мотаю головой, скидывая морок. Мелкая да пронырливая, чуть в голову ко мне не забралась! Грожу ей пальцем, она распахивает глаза, мычит что-то. Беру любимый скальпель с памятной зарубкой на рукоятке, оттягиваю верхнее крылышко, феечка визжит, зажмурившись…
С верхнего этажа доносится звук падения чего-то тяжёлого. Да у меня незваные гости! Я отпускаю прозрачное крылышко, оно повисает вяло. Феечка открывает глаза, смотрит неверяще.
Крадучись, поднимаюсь по лестнице наверх. Прислушиваюсь перед тем, как открыть дверь, но за ней лишь тишина. Этот дом давно наполнен тишиной и одиночеством, темнота его заброшенных комнат питает огонь моей ненависти. Если бы не та тварь, здесь царили бы смех и тепло, витал запах фирменной отцовской жаренной картошки и звучали раскатистые ритмы любимой музыки брата…
Отгоняю призраки прошлого, иду вдоль стены, ступая мягко, неслышно. Она появляется передо мной неожиданно, будто из-под земли. Всё так же ослепительно прекрасна и юна. Взгляд её сияющих глаз пронзает меня насквозь, словно копьё.
Не могу вдохнуть, и слова, срывающиеся с губ, хрипят и клокочут:
— Н-не может быть! Ты же мертва! Я-я сам убил тебя!..
Она улыбается. Точь-в-точь, как тогда. Эта улыбка наполнена теплом и негой — так бывало в детстве, воскресным утром, когда мама жарила блинчики, напевая при этом. По моим щекам стекают слёзы, а губы сами собой растягиваются в улыбке.
Я улыбаюсь, когда её когти вспарывают мою гнилую плоть, прямо по старым шрамам. Нежные пальчики обхватывают сердце, прерывая его неверный ритм. Я всё ещё улыбаюсь, когда сладостная боль расцветает в моей груди ядовитым цветком с хищно трепещущими алыми лепестками. Моя кровь глядится вишнёвым вареньем на её руках…
— Сестрёнка, ты слишком долго! Мне было так страшно! — хнычет младшая, растирая затёкшие запястья. Светлые волосы растрепались, напоминая пух одуванчика, нежное, почти детское, личико насуплено в обиде.
— Не нуди, всё шло по плану, — отрезает старшая, стирая с себя остатки морока. Черты её лица меняются, рост становится выше. — Кроме твоей попытки разжалобить его!
Несостоявшаяся жертва отводит глаза. Её сестра, смягчившись, проводит по щеке младшей ладонью с не до конца втянувшимися когтями. Те оставляют на белой коже тонкие красные линии, но поцарапанная будто только рада им, восторженно трогая пострадавшую щёку.
— Всё было не зря, милая, — успокаивающе тянет старшая, движением головы откидывая с лица тяжёлые чёрные пряди. — Мы убедились, что он работал один. Если бы это было не так, победа не досталась бы нам так легко.
Она обводит взглядом помещение, распаляясь всё сильнее. Острые зубки скрипят друг о друга, алые крылья хлопают за спиной парусами на ветру.
— Только глянь на эти полки, вот больной ублюдок! Хочу убить его ещё раз! — буквально рычит старшая, сжимая кулаки.
Младшая ласково гладит сестру по напряженному плечу:
— Что теперь
— Теперь мы предадим этот рассадник боли огню, милая, — она скалится радостно, затем подмигивает, закатывая рукава хламиды с номером и надписью Whittingham Asуlum на груди. — А потом поедем в соседний город. Говорят, там тоже появился один охотник…
Сёстры переглядываются, улыбаясь.
Whittingham Asуlum — Психиатрическая лечебница Вайттингэм