Это было очень давно, когда бабушка была еще жива, мама здорова, а она сама звалась школьницей Катрусей, жившей в живописном селе в Прикарпатье. А сейчас она зовется фрау Катрин. Раньше звалась бы фройляйн. Но щепетильные к гендерному равноправию европейцы давно отменили такое обращение.
Катруся всей душой рвалась домой. Ей по ночам снилась их старенькая хата: в траву с ромашками и васильками спелые вишни нападали… скрипит старая цепь на вороте колодца… и розовый шар солнца касается на крыше гнезда с аистами. Но мать болела. Ей требовалась дорогостоящая операция на венах, и надеяться им было не на кого. А любовь… Что ж любовь… Смотала на катушку всю Катрусину душу и резко оборвала нить, которая до сих пор кровоточит и болит у самого сердца.
Ей подвернулся шанс – ухаживать за больным старичком в маленьком австрийском городке. Ехать было страшновато, но деньги обещали хорошие – за пару месяцев можно скопить матери на лечение. И Катруся решилась. Приехала, познакомилась, прижилась. Только вот беда – дедушка скоро умер. Вначале она отчаялась совсем, но жители городка, посовещавшись, предложили ей другую работу – курьером на почте. И она согласилась. Сняла маленькое жилье, получила старенький велосипед и приступила к работе.
— Здравствуйте, фрау Катрин! — только и слышала теперь Катруся, весело крутившая педали. – Спасибо, что так быстро привезли посылку.
Городочек крохотный, жители друг друга знают, вся жизнь как на ладони. Посылки и бандероли, то и дело, приходят из города – знай, развози. И улыбайся на приветливое: «Здравствуйте, фрау Катрин!», «Спасибо, фрау Катрин!».
Сегодня на душе у Катруси было радостно: завтра Пасха, и у нее законный выходной. Сейчас отвезет последний заказ, заедет в магазинчик за продуктами и будет готовиться к празднику. Она купит несколько кусков сочной домашней буженины. А еще восхитительный козий сыр. Ах, какой завтра будет замечательный день!
— Здравствуйте, фрау Катрин! – помахала ей соседка, ведущая за руку малыша. – Вы уже были у герра Миллера Видели, какой он испек для вас райндлинг Прямо загляденье!
От этих слов сердце Катруси ухнуло вниз. Герр Миллер был, пожалуй, единственным человеком, с кем ей до сих пор не удалось установить дружественных отношений. Он был старым немцем, владельцем единственного в городке магазинчика. Наверное, он не доверял молодой чужестранке, а еще злился, что она покупает так мало продуктов.
Да, Катруся сейчас жила очень скромно. Да чего уж, она практически голодала. Но кому какое дело, что почти все деньги, оставшиеся после оплаты жилья, она отсылала домой. Она ж не на курорт приехала, а чтоб заработать на материну операцию. Когда-нибудь все будет по-другому.
Она вернется домой, к здоровой маме, и будет есть все, чего душа пожелает. Но сейчас ее ежедневный рацион ограничивается парой яиц, овощами и «збиранним молоком» — как говорили у них в селе на молоко, слитое из сепаратора после отделения сливок. Фрау Ханна угостила ее банкой домашнего абрикосового джема, который Катруся намазывала на вчерашние булочки, купленные у герра Миллера по уценке. И каждый раз при оплате он удивленно вскидывал брови и спрашивал: «Это все»
А сегодня он испек для нее райндлинг. Это был дорогой, сдобный, изумительно пахнущий какао, корицей и лимоном кекс, который австрийцы пекли на Пасху. Месяц назад Катруся рассматривала срез восхитительного пирога, где виднелись крупные орехи и сухофрукты, вымоченные накануне в роме.
— Почему вы не покупаете райндлинг – чуть сжав губы, спросил ее тогда герр Миллер. – У нас принято его есть на Пасху.
Катруся бросила взгляд на ценник, незаметно сглотнула слюну и тихо проговорила:
— Поздравляю вас, герр Миллер. Но у меня в этом году Пасха только через месяц. Может быть, на следующий год…
Она не позволила себе купить даже кусочка этого ароматного лакомства. И вот сейчас, спустя месяц, герр Миллер испек для нее целый кекс. Где же ей взять деньги Как быть
Катруся уныло ехала домой. И каждый, кто встречался у нее на пути, говорил:
— Вы уже знаете, что герр Миллер испек пасхальный райндлинг специально для вас
Катруся не поехала в магазинчик за бужениной и сыром. Она сделала из остатков овощей салат, сварила последние, имеющиеся в холодильнике яйца – все-таки Пасха. И, намазывая каждодневный и уже приевшийся джем на галетное печенье из пачки «про запас», плакала. Плакала от обиды. От обиды на жизнь, что она к ней так несправедлива. От обиды на герра Миллера, который, не спрашивая, поставил ее в неловкое положение. От обиды на себя, что из-за своего малодушия она сидит на праздник голодная. Да, сегодня нельзя плакать. Но ведь Бог сам все подстроил. Чего же ему сердиться
Однако к понедельнику все скромные запасы были съедены подчистую. До полудня Катруся развозила посылки, а к обеду все-таки вынуждена была зайти в магазин.
Катруся толкнула тяжелую дверь, отчего немедленно тренькнул колокольчик, и зашла внутрь, с досадой понимая, что людей больше обычного. Ей хотелось незаметно купить хоть что-нибудь и побыстрее ускользнуть, но герр Миллер, завидев ее, громко сказал:
— Фрау Катрин! Ну, наконец-то! Куда вы пропали Еще в субботу я испек для вас пасхальный райндлинг. А вы не зашли ни накануне, ни даже в сам праздник. Гляньте-ка.
Катруся взглянула на большой румяный кекс, украшенный блестящими цукатами и миндальными лепестками. Сдобный запах проникал, казалось, в самую душу, а ноги подкашивались – не то от волнения, не то от голода. Она понимала, что выхода у нее нет.
— Очень красивый! Сколько я вам должна – Катруся словно нырнула в холодную реку.
Брови герра Миллера по обычаю поползли вверх.
— Нисколько, фрау Катрин. Я испек кекс вам в подарок, чтобы на праздник вы не чувствовали себя одинокой. И непременно отправил бы его с курьером. Да только курьер у нас в городе вы.
Покупатели магазинчика одобрительно засмеялись. И, глядя в их приветливые лица, фрау Катрин… или нет, все же Катруся отчего-то почувствовала на своих ресницах слезы.
— Фрау Катрин, что же вы! В праздник нельзя плакать.
Она и сама знала, что нельзя. Но чувствовала, что сейчас, именно в эту минуту, Бог не сердится… Бог улыбается…
Автор: