Культ Чёрного Жнеца

Вот и настал тот момент, которого втайне боятся почти все жрецы Культа: ворон принёс Олвину «метку». Затаив дыхание, он наблюдал, как на запястье медленно проявляется чёрный знак в виде отпечатка когтистой вороньей лапы. Грядущей ночью Олвину предстояло отправиться на встречу с Чёрным Жнецом.
Он должен был умереть.

В голове его забилась паническая мысль: «Бежать немедля! Бежать из города без оглядки, сейчас же, как можно дальше. А потом — прочь из страны, где многие годы неофициально всем правит Культ Чёрного Жнеца». Мысль, откровенно говоря, безрассудная. Избранник – а именно так звался обладатель вороньей метки – провозглашался предателем, преступником номер один, если пытался скрыться. И когда его настигали, а это происходило всегда, ритуальная казнь начинала казаться не самой плохой альтернативой бесконечным пыткам.

Однажды, ещё будучи послушником, несмышлёным мальчишкой, Олвин стал невольным свидетелем того, как избранник, решивший бежать, был схвачен и предан в руки старших жрецов, для «обряда полного очищения». Обряд свёл несчастного с ума довольно быстро, а Олвину потом не один год снились кошмары. Он отчаянно жалел, что невольно соприкоснулся с этим.

Удивительней всего было то, что ещё не так давно Олвин бы и не помыслил о бегстве. Он принял бы метку не со смирением, а с гордостью, ну и, возможно, с оттенком лёгкого сожаления, что при жизни не успел добиться чего-то по-настоящему грандиозного. Например, так и не стал Верховным Жрецом, тем, кого старшие служители Культа с почтением, а младшие — с благоговением, называли Учителем. Олвин действительно был одним из самых ярых почитателей Культа, истинно верующим в Чёрного Жнеца и его особую милость к таким как он. Все те, пока ещё немногие тайные знания, что постиг Олвин благодаря Культу, сделали из него сильного, подающего большие надежды тёмного мага. Молодой жрец был горд тем, что когда-то сам Учитель подобрал его, медленно умирающего в подворотне от голода и холода, и привёл в Обитель Мрака.

Но всё поменялось с появлением в его жизни Мары. Словно солнце взошло в стране вечной ночи, разгоняя мрак, царивший как в мире Олвина, так и в его душе. Поначалу ему казалось, что это обычное очарование, что пройдёт время, и восторг потускнеет. Но ошибся. С каждым днём Олвин чувствовал, что любит Мару ещё сильней, хоть и не представлял, как такое возможно.

Его изумляло не то, насколько она умна и добра, и даже не тот заливистый, искренний смех, благодаря которому на её щеках появлялись ямочки. Не её весёлые карие глаза, сводящие Олвина с ума своей красотой и глубиной, и не её блестящие каштановые волосы. А то, что она полюбила его. Его – мрачного жреца, одного из тех, кем пугают непослушных детей и втайне ненавидят.

Конечно, Олвин не сразу пришёл к мысли, что Культ Чёрного Жнеца – зло, и нужно срочно менять свою жизнь. Перемены происходили в нём постепенно. Но случились они только благодаря Маре – тем интересным беседам, а главное, любви, что неожиданно соединила молодых людей, таких разных, но при этом, удивительно близких, необходимых друг другу. Так ночь и день дополняют друг друга.

Однажды Олвин как будто увидел мир глазами Мары. Сияющий, полный гармонии и жизни, он понравился ему куда больше, чем мрачный, наполненный чужим страхом, болью, ненавистью, и леденящим, незримым присутствием смерти. Тот полубезумный тёмный мир, в котором он до сих пор существовал.

И теперь новому, полному радости и света миру, настал конец. Именно тогда, когда Олвин начал по-настоящему жить, и полюбил эту жизнь всей душой. Когда решился, наконец, покинуть Культ, подавшись вместе с Марой в бега, несмотря на все грозящие опасности.

Было ли это совпадением Или непостижимым образом Верховный Жрец узнал о намерениях и планах Олвина Неужели могущество Учителя настолько велико, что с помощью магии он мог читать мысли! Поэтому-то и прислал Олвину метку ворона.

Теперь, когда отпечаток чёрной когтистой лапки «украшал» запястье молодого жреца, он стал уязвим, почти полностью утратив всю свою магическую силу. Мало того, этот знак, жгущий Олвину руку, служил для жрецов маяком, и куда бы юноша ни направился, они почуют его и будут преследовать, пока не настигнут. Но Олвин не хотел мириться с судьбой. Сейчас ему до одури, до алых пятен перед глазами страстно хотелось жить.

Словно в подтверждение этих мыслей о сверхъестественном могуществе Учителя, дверь в келью отворилась, и на пороге застыли старшие жрецы – братья, как принято было называть друг друга внутри Культа.
– Мы пришли поздравить тебя, младший брат Олвин, и пригласить на торжество в твою честь, – холодно улыбнулся тонкими, похожими на червей, губами, один из жрецов – брат Карвен, в эту минуту особенно напоминая вестника Жнеца. На его бледном вытянутом лице ярко выделялись горящие в предвкушении веселья льдисто-голубые глаза. – Ты ведь туда и собирался, верно
– Конечно, – ответил Олвин хрипло. Будто петля уже сжалась вокруг его шеи, превратив связки в заржавевший механизм.

Торжество, благодарственные молитвы Чёрному Жнецу, загримированное, почти карикатурное лицо Учителя, символизирующее лик Смерти – всё смешалось, превращаясь в какой-то сумбурный, болезненный сон, от которого Олвин тщетно пытался пробудиться. Выхода не было, теперь его ни на секунду не оставят одного, вплоть до момента жертвоприношения – казни через повешенье. Страх и безысходность, вкупе с фарсом этих бессмысленных торжеств в его честь, привели Олвина в состояние странного отупения. Он двигался и говорил, почти не понимая, что происходит вокруг. Мысли его, вяло агонизируя, крутились вокруг петли, время от времени возвращаясь к Маре. Кажется, в слепом отчаянии Олвин мысленно взывал к ней, умоляя о помощи.

Когда подошел момент ритуальной казни, а процессия, состоящая из сотни приверженцев Культа, двинулась к Древу Жнеца, Олвин уже не так умело скрывал всё чаще накатывающие волны паники. Чёрный ужас заполнил его целиком, сбивая дыхание, заставляя трястись мелкой дрожью, и едва не лишая сознания. Братья, заметив, что с «подопечным» явно творится недоброе, периодически сочувственно интересовались, всё ли в порядке. Ах, какая трогательная забота! В эти моменты Олвин едва сдерживал подкатывающий к горлу нервный смех.

Помимо торжественной процессии жрецов Культа и его немногочисленных поклонников из числа простых обывателей, к Древу Жнеца под конвоем шли осуждённые на казнь преступники, скованные вместе толстой цепью. Кого-то из них осудили на смерть недавно, а кому-то, можно сказать, повезло – тем, чью казнь специально отложили до сегодняшнего праздника. Вместе с ними на встречу с Чёрным Жнецом всегда отправлялся и один из жрецов – обладатель вороньей метки – всегда лишь раз в году, в ночь, когда новый год прощался со старым.

Древо Жнеца находилось в небольшой роще, в пяти минутах ходьбы от города. Этот волшебный исполин с раскидистой кроной тёмно-зелёных, почти чёрных листьев и необъятным гладким стволом, раньше всегда восхищал Олвина. Теперь же он смотрел на дерево с ужасом, невольно представляя собственное мёртвое тело болтающееся в петле на одной из веток, раскачивающееся под порывами ветра, подобно какому-то зловещему маятнику…

Ноги Олвина подкосились, и он чуть не упал, но был вовремя подхвачен под руки ближайшими братьями, избегая публичного позора.
– Да что с тобой, Олвин – шепнул один из младших жрецов, всё ещё участливо поддерживая его под левую руку. – Неужели ты не рад возможности отправиться к Чёрному Жнецу Забыл, что избранник, добровольно идущий на смерть, становится полубогом
– Конечно, я рад, Акрон, – пробормотал юноша дрогнувшим голосом, выдающим его истинные чувства. Взглядом он выискивал в толпе горожан, сопровождавших торжественную процессию, Мару, то ли надеясь обнаружить её, то ли желая убедиться, что возлюбленной среди них нет.
Олвин думал, что если будет смотреть в её глаза, страх не поглотит его целиком. Возможно, это поможет ему не сойти с ума в тот самый, момент, когда петля стянет шею. Но Свет… как же будет страшно и тяжело ей!

Как околдованный, Олвин наблюдал за действиями братьев, отстёгивающих по одному преступнику от общей цепи. Они подводили несчастных к опоясывающим ветви верёвкам, связывали им за спиной руки, накидывали петли на шеи. Потом свободный конец верёвки приходил в движение, благодаря магическим манипуляциям и ритуальным напевам Верховного Жреца, стоявшего между толпой и Древом.

Олвину хотелось закрыть глаза и заткнуть уши, чтобы не видеть, как тела приговорённых медленно поднимаются над землёй, содрогаясь в конвульсиях. Не слышать сопутствующих агонии страшных звуков умирания живых существ, и сопровождавших это действо нелепых песнопений. Но смотрел, не в силах сопротивляться непреодолимому, иррациональному желанию. Может, именно так кролик смотрит в глаза змее, намеревающейся им пообедать

Когда наступила очередь Олвина, к ритуальным песнопениям Учителя добавился неслаженный хор остальных жрецов. Ритм и заунывная мелодия, казалось, заворожили его ещё сильней. Безропотно позволил он связать себя – грубая верёвка больно врезалась в запястья, но Олвин этого даже не заметил. Позволил подвести себя к единственной свободной петле, накинуть её на шею.

– Сегодня мы отдаём самое дорогое, что есть у нас, – с придыханием произнёс Учитель, заставив Олвина прийти в себя и с удивлением взглянуть на жреца – неужели это о нём Голос Верховного был полон печали, словно тот и в самом деле до глубины души жалел одного из своих учеников. – Этот юноша – самый способный из адептов, один из лучших! Он мог бы стать могущественным тёмным магом, прославив Культ на весь мир, Владыка! Но мы смиренно отдаём лучшее, надеясь в ответ на милость твою и благосклонность. Прими же верного твоему учению последователя в обитель свою, да станет он равный богам! О Великий, оцени нашу жертву!

Верховный Жрец снова вернулся к своей ритуальной песне. Олвин же не мог смириться с происходящим. В голове его билась только одна мысль: «Я хочу жить. Во что бы то ни стало». Бессильная ярость охватил его, вытеснив на время вязкий страх. Олвину вдруг захотелось выкрикнуть проклятия в адрес братьев. Чёртовы выродки. Какое они имеют право решать, кому жить, а кому умереть! Почему захотели принести в жертву лучшего Чем он это заслужил!

Но смелости хватило лишь на то, чтобы с ненавистью смотреть им в глаза. Впрочем, Олвин не видел их глаз. Он даже не смог различить лиц в этой толпе, где смешались жрецы и горожане. Они казались размытым пятном, словно картина, на которую неосторожный ребёнок опрокинул стакан с водой. Что это Неужели он плачет

Моргнув, Олвин почувствовал, как слёзы упали ему на лицо. Слёзы ненависти и отчаяния. Зрение слегка прояснилось, но недостаточно, чтобы он мог разглядеть обращённые на него лица. А потом верёвка натянулась, впиваясь в шею, а земля ушла из-под ног. Толпа, выстроившаяся напротив Древа, плавно провалилась куда-то вниз, в объятую пламенем бездну.

Острая боль в сдавленном горле пульсирующими импульсами разлилась по всему телу, заполняя его безжалостным огнём. Невозможность наполнить лёгкие воздухом, на фоне этой боли померкла, но длилось это лишь краткий миг. Уже в следующую секунду мучительное удушье затмило боль, превращаясь во что-то настолько нестерпимое, что ломало все представления о возможном. Олвин уже не слышал заунывного пения – голову разрывало от грохота, от ритмичного, оглушительного звона – словно огромный металлический молот бил по наковальне. Лёгкие горели от адской боли, словно раздираемые изнутри в кровавые лоскуты, а горло резало, как будто оно полно битого стекла. Сметённое агонией сознание Олвина медленно угасало, уносясь в бездну из которой нет возврата. Огонь окончательно поглотил весь мир, сжигая реальность как бумагу, хотя ритуальный костёр, разведённый под деревом, только начал разгораться…

– Олвин! – пробился сквозь грохот и звон в ушах голос Мары. Юноша попытался открыть глаза, чтобы увидеть её, но кровавый мрак не желал отступать. – Олвин, ты слышишь меня! Ну открой же глаза!

И он открыл. Сквозь заполненный чёрной рябью ад, Олвин увидел яркое пятно света, устремившись к нему, как мотылёк, уверенный, что это последний и единственный источник света в его жизни.

Он вынырнул из мрака в ослепительный ореол света, где медленно проступало родное лицо – слегка встревоженное и опечаленное. Всё ещё чувствуя удушье, Олвин судорожно схватился за горло, не в силах поверить, что руки свободны, петли на шее нет, как нет и боли, в эпицентре которой он всего минуту назад находился.

– Прости, что разбудила, но тебе снился кошмар, – сказала Мара встревожено.
С изумлением оглядывая пустую поляну залитую солнцем, Олвин пытался осознать услышанное. Он полулежал, прислонившись к стволу могучего дерева, чья крона укрывала от палящих лучей солнца. Это было не зачарованное Древо Жнеца, а самый обыкновенный дуб, хоть и огромных размеров, и никого, кроме Мары и самого Олвина тут не было.
– Расскажешь, что тебе приснилось – обеспокоено спросила девушка.
– Да, – неуверенно, словно всё ещё чувствуя сдавившую шею петлю, ответил Олвин. – Это был поистине самый страшный кошмар из всех, что я когда-либо видел. И такой реалистичный, слишком реалистичный. Чувствую, он вполне может сбыться.

Он сам не понимал, как нашёл в себе силы говорить. Кошмар не отпускал, вцепившись железными когтями в горло. Как будто всё, что Олвин видит – ненастоящее. Словно реальностью был тот ад, а спит он сейчас.

Не успел Олвин рассказать Маре всё, как с неба спикировала чёрная птица. Сев на одну из раскидистых ветвей, ворон воззрился на молодого жреца огненным глазом, и того вдруг осенило: сон был пророческим.

Запястье обожгло, Олвин едва сдержал возглас боли. А на руке расцветал, подобно чёрному цветку, знак ворона.
– Нужно бежать, прямо сейчас, – сказал юноша подруге, не обращая внимания на птицу, которая всё ещё недобро смотрела на него. – Если доберёмся до гавани и уплывём с первым попавшимся кораблём, братья не смогут найти нас! Они просто не успеют. А потом уже будет слишком поздно. Когда мы окажемся за океаном, воронья метка исчезнет – нас никогда не найдут.
– Конечно, Оли, – кивнула Мара, нежно коснувшись плеча возлюбленного. – Мы ведь и так думали бежать из страны в ближайшее время. Я давно собрала всё необходимое, и даже хотела тебя поторопить. Уверена, у нас всё получится. И не думай о том, что твой сон пророческий. Это не так. Мы сами творим судьбу.

Не теряя больше времени, молодые люди устремились к гавани, надеясь покинуть страну. Олвин понимал, что шансов на спасенье мало, но не собирался отказываться от надежды и веры. Пока жив.

Внезапно на него накатил такой сокрушительный ужас, что перед глазами потемнело. Реальность на мгновенье стала зыбкой, как вода, Олвин был вынужден остановиться, чтобы не упасть. Подобно выброшенной на берег рыбе, он судорожно хватал ртом воздух, стараясь прийти в себя. А всё потому, что его несчастную голову вдруг посетило безумное предположение…

Что если всё, что сейчас происходит — иллюзия Крошечный уголёк еле тлеющего сознания, создавшего себе временное убежище от сокрушительного безумия и неизбежной смерти Островок, на котором угасающий разум пытается выстроить временный идеальный мир, превратив несколько секунд умирания в вечность, где удастся осуществить задуманное: сбежать на край света с Марой и прожить вместе прекрасную жизнь.

А на самом деле, его мёртвое тело сейчас болтается в петле на Древе Жнеца, мерно раскачиваясь, подобно маятнику, ничего не осознавая. Не чувствуя, как ритуальный огонь медленно пожирает плоть.

Источник