По ту сторону окна

Вечернее солнце цеплялось за голые ветви высоких тополей, но лучи лишь скользили по гладкой коре, не в силах удержаться. Солнце падало с каждой минутой ниже — за зыбкую дымку облаков, за плоские крыши многоэтажек. По ту сторону окна становилось все темнее и темнее.

Дина сидела к окну спиной. Лицом к своему двойнику — слабой, едва заметной тени на стене.

Кофе в большой кружке уже остыл, а Дина, словно загипнотизированная, продолжала звякать ложкой, перемешивая давно растворившийся сахар.

Подумалось, что так же происходит и в жизни: все сладкое растворилось еще в самом начале, а она все будоражит попусту мутную водицу, все создает никому неинтересный звон — видимость хоть какой-то деятельности.

Дина вынула ложку, уронив с нее несколько капель, положила на стол и сделала несколько мелких глотков. Поморщилась — что может быть отвратительнее холодного кофе Она отодвинула кружку подальше и принялась пальцем размазывать по столешнице кофейные капли.

Девушка размышляла про унылые выходные, которые снова просидит в одиночестве в четырех стенах. Очередная пара безмерно растянутых дней.

До развода Дина не замечала этой бесконечности. Муж все время придумывал развлечения: кино, походы, посиделки с друзьями. Дина хоть и была тяжелой на подъем, но в конце концов, признавала, что время пролетает весело и незаметно.

Все изменилось как-то вдруг. Наверное, Стасу надоела Динина кислая мина по утрам, надоело постоянное нытье и то, что прежде всего прочего Дина видела вокруг изъяны и проблемы. Он нашел себе улыбчивую девицу и исчез из Дининой жизни. Раз — и нет. Друзья, которые были друзья мужа, тоже исчезли. Не сказать, что Дина сильно переживала от этого. Просто все вокруг стало совершенно беспросветным. Возможно, потому, что она перестала включать светильники, когда наступали сумерки Светильники веселые, даже легкомысленные. Выбирала их, конечно, не Дина. А вспоминать о муже, натыкаясь взглядом на яркое пятно над головой, не хотелось.

Кофейные лужицы на столе уже высохли, а Дина по-прежнему водила пальцем, рисуя невидимые вензеля. В комнате стало ощутимо темнее, будто кто-то задернул штору на окне позади. Дина вспомнила про тучки, гулявшие над головой, когда она возвращалась с работы. Должно быть, это они затягивают сейчас небо, делая все вокруг серым.

Подумалось, что серее, чем у нее внутри, быть все равно ничего не может. Тоска, живущая там — совершенного цвета.

Послышался тихий дробный звук — по карнизу застучали мелкие дождинки. Дина представила, как прозрачные, пока редкие, капли разбиваются о стекло, медленно извиваясь сползают вниз, размывают внешний мир. Еще чуть-чуть и через окно можно будет смотреть, не опасаясь наткнуться взглядом на яркие пятна соседских крыш или зонтов случайных прохожих. Мир сквозь капли дождя — словно мир сквозь слезы. Дина никогда не плакала. Даже когда муж ушел к улыбчивой девице. Поэтому любила смотреть сквозь капли. Если, конечно, допустить, что она вообще что-то любила.

Дождь барабанил все настойчивей. Дина поднялась, обернулась к окну и резко отшатнулась, прижав руки к груди.

За окном стоял человек. Стоял так близко, что даже бегущий по стеклу дождь не мешал рассмотреть его черты.

Он был высоким и очень худым. Странного вида черный костюм, кажется даже фрак, сидел на нем дурно, будто на пугале. На плечи накинут плащ, тоже черный и тоже больше на несколько размеров. Руки человек держал за спиной. Голову покрывала шляпа-цилиндр с потертой лентой на тулье. С полей шляпы стекала вода. Вода вымочила длинные пепельные пряди его волос. Казалось, человек не замечает дождя, промочившего его с ног до головы. Бледное лицо не выражало ни единой эмоции. Узкие губы сжаты, впалые щеки в сетке морщин лишены хоть какого-то живого цвета. Взгляд опущен вниз, так что рассмотреть глаза совершенно невозможно.

Человек стоял без движения и походил на неудачно наряженный манекен.

Дина смотрела как завороженная — испуганное сердце колотилось прямо под ладонью. Не дождавшись от стоящего за окном никаких действий, девушка осторожно подошла ближе и стукнула по стеклу костяшками пальцев — сама же вздрогнула от звука. Человек не шелохнулся. Дина стукнула еще раз — посильнее.

Стоящий за окном чуть качнулся вперед и поднял на Дину глаза.

Бесцветные. Бездонные. Нечеловеческие. Голодные глаза вечности.

Дину словно ударило. Тоска, живущая внутри, трепыхнулась, забарахталась и тонкой едва различимой струйкой потянулась туда — в бесцветную бездну. Глаза Стоящего по ту сторону темнели с каждой секундой. То, что не имело цвета, заполнялось черным густым непроницаемым дымом. Человек в цилиндре словно бы пожирал Динину тоску, а заодно — душу.

Дина почувствовала тошноту, голова закружилась, холодный ядовитый страх заполнил комнату и не давал вздохнуть.

***

В центре меня — пустота. Если ее не наполнить, она пожирает меня изнутри.

Голод не отступает ни на мгновение. Голод ведет меня от одного окна к другому, заставляя прислушиваться и принюхиваться. Голод делает меня зверем и охотником. Жертвой и преследователем.

Я слышу их густые тяжелые вздохи, улавливаю горький запах их унылых мыслей, ощущаю слабое дрожание их обесцвеченных эмоций.

Я брожу под дождем. Дождь делает их особенно уязвимыми. Вдвойне доступными.

Я нахожу их темные окна. Я вскрываю их сердца скальпелем страха. И поднимаю на них глаза.

Я бы забирал только их чувства, но они перетекают в меня полностью — сами. Они сами отдают мне себя, добровольно сливаясь со своими тоской, отчаяньем, разочарованием и нелюбовью.

Их черный безжизненный дым застилает глаза моей пустоте.

***

Телефонная трель за спиной остро вошла в тишину и перерезала связь, возникшую между Диной и человеком во фраке. Дина схватила края плотных штор и торопливо задернула окно. Телефон замолчал.

Сердце стучало так же часто, как дождь по карнизу. Руки дрожали. Она не сводила взгляда с задернутых штор, будто бы ожидая, что Стоящий по ту сторону просочится сквозь них и продолжит свою трапезу. Ноги ослабели — Дина отступила назад и опустилась на стул. Медленно, стараясь не производить шума она дотянулась до кружки с остывшим кофе и сделала пару глотков. Немного успокоилась.

Подойти, отодвинуть штору, посмотреть, ушел ли странный человек во фраке — все это было так просто и так страшно.

Телефон. Кто-то звонил, вспомнила Дина.

Руки дрожали — телефон едва не выпал. Даже экран удалось разблокировать не с первой попытки. Пропущенный от Стаса. Последний раз они общались полгода назад, будто в другой жизни. Дина нажала кнопку вызова.

Оказалось, бывший муж хочет забрать пальто, которое забыл, когда съехал. Дина порой доставала пальто из шкафа, надевала и долго стояла перед зеркалом руки в карманы. Пальто было велико. Раньше, до развода Дина тоже его иногда надевала. Муж говорил, что в этом наряде она похожа на маленькую грустную марионетку, с оторвавшимися нитями. «Я буду управлять тобой, Дин-динь, — дурачился он, поднимая верх ее руки, теряющиеся в рукавах, — а ты улыбайся!» И она улыбалась, податливая в его объятьях.

Муж ушел и Диной стали управлять только грусть и усталость.

Она много раз решала, что пальто пора выбросить, но каждый раз вешала его обратно в гардероб — рядом со своим.

Подумалось, что теперь маленькая марионетка останется не только без улыбки, но и без костюма.

Вместе со Стасом в дом проник прохладный сырой воздух улицы. Дина вдохнула поглубже.

— Ты чего в потемках сидишь — Стас привычно коснулся выключателя. Дина моргнула от яркого света и вздохнула еще раз.

— Извини, я просто тут мимо проезжал… Минута — заберу и исчезну, — скороговоркой оправдывался Стас, снимая мокрые ботинки.

— А-а-а… Может, останешься Кофе, может

— Спасибо, конечно. Но меня там улыбчивая ждет, как ты выражаешься.

— А-а-а… Понятно. А, ты там никого не видел Под окнами у меня Мужик такой — в черной шляпе — стоит там

Стас поднял брови, улыбнулся широко, как раньше, до развода:

— Эй, Дин-динь, у тебя поклонник завелся

— Я серьезно, Стас, там стоял какой-то…черный…страшный… смотрел в окно… — Дина терла руками виски и напряженно смотрела на мужа.

— Нет. Никого там нет. Там дождь поливает — люди собаку не выгонят. Добровольно-то тем более никто мокнуть не захочет. Ну, кроме меня, конечно… — последнюю фразу Стас кричал из гардеробной.

Дина уже не слушала. Она подошла к окну и осторожно выглянула в зазор между шторами. Человек в черном фраке стоял на прежнем месте.

Дина вскрикнула, отпрянула.

— Ста-а-ас… он там…там… — она старалась удержать подступающую истерику, но голос дрожал, да и саму ее трясло, — скорее… скорее иди.

Стас вышел из гардеробной с пальто, перекинутым через плечо, обошел Дину и размашисто отодвинул штору. Посмотрел на девушку вопросительно:

— Ну Где твой шляпник

— Так вот же… — она ткнула пальцем в окно и выглянула из-за плеча Стаса. Снаружи не было никого и ничего, кроме дождя.

***

Счастливые. Они вечно мешают, вечно переходят мне дорогу. Их чувства так ярки и сильны, что служат защитным экраном. Увидеть меня счастливые не могут. Увидеть меня не могут даже те, с полной душой уныния, что оказываются рядом с ними.

Чужое отчаянье не липнет к счастливым ни на секунду. Чужое одиночество растворяется под действием их улыбок. Чужая печаль затихает, усыпленная их теплом.

Дождь не добавляет им грусти. Они не видят мрачного вокруг себя.

Я спотыкаюсь об их улыбки. В их присутствии я становлюсь невидимкой. Воющим от внутренней пустоты зверем, лишенным пищи.

Он просто встал рядом и разрез на ее сердце стал затягиваться.

Но я умею ждать. Я чувствую: ее горечь сильнее его радости. А потому скоро она вновь останется одна. Моя бездна притянет ее, словно решившегося на последний шаг самоубийцу. И я допью эту усталую, серую, лишенную надежды душу.

***

Закрыв за Стасом дверь, Дина прислонилась к ней спиной. Механически протянула руку к выключателю. Свет погас.

Подумалось, что свет погас давно. Сразу после того, как Стас рассказал про свою улыбчивую. «Я не хотел делать тебя несчастной, но и счастливой сделать не получается. А ее — получилось».

Дина и сама не знала, как сделать себя счастливой. Она не умела видеть радости вокруг. Дни нанизывались на нить жизни однообразными тусклыми бусинами. Даже при ярком солнце она замечала только пыль под ногами. Вместо цветных граффити — облупившуюся штукатурку. Вместо цветов на клумбах — упавшие мимо урны окурки.

Вместо заботы и участия, которые проявляли родители, она видела лишь желание опекать и распоряжаться, вместо дружеских улыбок коллег — насмешки и осуждающий шепот. Только Стас понимал, не лез, не осуждал, не хотел контролировать. Но оказалось, Стас вообще ее не хотел.

Дождь все лил и лил, монотонный и безучастный. Дина скользнула взглядом к окну. Размытый водой черный силуэт снова маячил на прежнем месте.

Страшно уже не было. Из груди опять потянулась тонкая, будто дымок от погасшей свечи, струйка тоски. Она потащила Дину, словно на поводу. Безвольная сомнамбула, поникшая маленькая марионетка, девушка подошла к проему окна и положила ладони на холодное стекло.

Стоящий по ту сторону вцепился в Дину тяжелым, не отпускающим взглядом. Стоящий по ту сторону забирал Дину себе.

***

Еще одна из множества. Мелкая жертва. Утонувшая в бесконечности пылинка. Как и тысячи прежних, я не стал опустошать ее до самого дна. Оставил ровно столько, чтобы ей хватило подойти к зеркалу и не найти себя в ставших бесцветными глазах. Ровно столько, чтобы хватило запить алкоголем горсть таблеток или шагнуть под колеса на оживленном шоссе.

Последний шаг они делают сами — я не должен вызывать подозрений.

Она стоит по ту сторону. Она улыбается мне бледными губами и убирает от стекла холодные ладони. Она в последний раз задергивает шторы.

Надолго ли мне хватит ее тоски Успею ли я найти новую пищу, до того, как пустота начнет грызть меня острыми безжалостными зубами

Порой я завидую им — стоящим по ту сторону. Для них все однажды заканчивается. Мое страдание будет продолжаться вечно.

Я закрываю глаза. В центре меня — тоска целого мира. В центре меня — пустота.

Автор: JulyLex

Источник