СТАРИК СО СТАРУХОЙ

 

СТАРИК СО СТАРУХОЙ В начале сентября случились первые заморозки.. Часов до десяти утра на траве, деревьях серебрился иней. Потом солнце начинало пригревать , и серебро пропадало. В воздухе витал

В начале сентября случились первые заморозки.. Часов до десяти утра на траве, деревьях серебрился иней. Потом солнце начинало пригревать , и серебро пропадало.
В воздухе витал запах сырой земли и прелых листьев.
Лизавета вышла на крыльцо, прищурясь, посмотрела вдаль. В конце улицы у колодца сгрудились соседки — о чем-то судачили.
— Как же! С утра пораньше! Делать что ли неча! И энтот тоже — спит и спит. Скоко можно — проворчала Лизавета.
Она оглянулась на дверь в дом, на секунду прислушалась.
— Тьфу! Так бы, прям, чем и убила!

Сунула ноги в стоптанные ботинки и шагнула с крыльца — надо было вывести из сарая козу Дуську. За огородами возле заборов трава была еще зеленая, и поэтому Дуська покуда была на «вольных хлебах». Идя к сараю, Лизавета сняла бидон с частокола. Скрип двери сарая напомнил о скрипучих половицах в доме.
— Чем дрыхнуть-то, вот бы и сделал. Даве гвоздь вбивал, дык, палец прихлопнул.

Лизавета на секунду задумалась и вдруг опять пошла к дому, тихо бормоча:»В умывальник надо налить, поди болит палец-то. Хлеба нарезать, молока в кружку налить из крынки. Сам-то не смогет.»
На кухне на некрашеной широкой лавке сидел, почесываясь и зевая, Степан.
— Ишь, раззевался. Поди что ли, сольЮ, умойся,- ворчала Лизавета.
Степан нарочито зевнул, погладил колени и сказал:
— Лиз, налей тама чуток. Спасу нет, как колени ноют.
— Щас! Знаю я твои колени! Припасено про тебя.

Налив воды в умывальник, покосилась на полочку — мыло было на месте. Молча вышла. Быстрым семенящим шагом дошла до сарая. Там, усевшись на низенькую скамеечку, позвала Дуську. Та тянула морду к сену, что стожком лежало в углу. Глядя на свою любимицу, Лизавета села на скамейку широкую, удобную, обшитую старым байковым одеялом. Улыбнулась, пробормотала: «Степан…Он позоботился. Достанет ли папиросы Лежат в печурке, сушатся. Даве под дожжик попал. Печь теплая ишо, пироги пекла.» Быстро поднялась и вернулась в дом. Сделала вид, будто полотенце забыла. Сама быстро достала папиросы из печурки и незаметно положила на край стола.
— Лиз, папиросы мои где Вчерась ты их куды-то подевала,- спросил Степан.
— И не думала. Ишши,- ответила, выходя, Лизавета.
В сарае она опустилась на скамейку возле козы и начала доить.
Скрипнула дверь, пахнуло свежим воздухом.
— Ты, что ли — спросила Лизавета, не оборачиваясь.
— А хто ишшо Лиз, ты это…Налей…тама…чуток… Колени потереть.
— Щас! Припасено про тебя!
Степан посопел, повздыхал и тихо вышел. Лизавета сердито глянула вслед и, увидя его сутулую спину и поникшие плечи, тяжело вздохнула.
— Надо же, что время с людями делает…А ведь какой ухарец был…А любила яво…До смертушки.
Она как-то растерянно заоглядывалась, потом положила руки на подол юбки, опять тяжело вздохнула и, как бы себя спрашивая, задумчиво произнесла:
— Куды вот пошел Коленками-то скрыпеть.
Солнце вовсю пригревало, стало теплей, и по двору деловито заходили куры. Лизавета зевнула и неожиданно почувствовала усталость. Нахмурилась — не могла понять, почему это она вдруг устала. Пробормотала:
— Вроде никаких особых делов не делала…
С бидоном молока в руке посыпала зерна курам на тропу и пошла в дом. В доме Степан не обнаружился, и она тихо произнесла, пожав плечами:
— Где энтот шалопутный

На столе стояла недопитая кружка с молоком и недоеденный кусок хлеба. Она начала доедать хлеб, запивая молоком.Вспомнилось — Еще будучи годков пятнадцати полюбила Степана. Как сладко замирало сердце, когда он с парнями проходил мимо ее окон. Почему-то тогда она ревела белугой, завидя его. До сих пор не понимает — пошто такое было»
Допила молоко, поставила на стол кружку и пересела к окну. Бабы все еще судачили у колодца и среди них был Степан. Пошарила по бабам глазами.
— Конешно! И Нюрка тама. Как же без нее-то!
Сердце екнуло, но тут же успокоилось.
— Да нет. Степка токмо меня всю жись и любит. Хотя, хто знает, с чем ее едят, энту самую любовь. Жили не хуже других. Вот, сынов четверых вырастили. Уважают мать с отцом — приезжают навестить, по хозяйству чаво помочь. Грех жаловаться.
Задумавшись, и не заметила, когда Степан домой вернулся. Ступил на скрипучие половицы.
— Лиз, суседка говорит хлеп подорожал. Врет поди. А Чо в молчанку играешь Вот, что ты все на меня ругаешься Ну, выпил вчерась, дык што теперя
Лизавета поглядела на него и вдруг, улыбаясь ехидненько, спросила:
— Степ, а чаво ты меня за себя взял Нюрка-то, чай-поди, меня красивше будет
Степан потускнел глазами, еще больше ссутулился и вздохнул.
— Сколь можно говорить. Я, как ты подрастать стала, все тебя ждал. На Нюрку-то и не глянул ни разу, — ответил, глядя на Лизавету с укоризной.
Лизавета подобрела лицом, заулыбалась, засуетилась, вставая.
Опять подивилась — почему это она так устала.
— Степ, дай колени-то натру. Сядь поди.
Степан сел подле Лизаветы, улыбаясь глазами, но сердито сдвинув брови. Натирая его худые, желтые колени, Лизавета вдруг заплакала.
— Лиз, ты чаво Чаво Да плевать я хотел на Нюрку-то! Тоже мне раскрасавица! — заопрадывался Степан.

 

Смахнув слезу рукой, Лизавета с такой нежностью и жалостью посмотрела на Степана, что он как-то растерянно заморгал и зазаглядывал ей в глаза.
— Лиз, ты чаво Чаво Прилякь. Отдохни.
— Да, Степ, чой-то я устала. День в разгаре, а я уж притомилась.
Степан довольно резво добежал до кровати, сдернул пикейное голубое покрывало.
— Вот, прилякь. Ловко ли
Лизавета тихонько прилегла на кровать.
— Ну вот, ну и ладно. Полежи.

Лизавета от такой заботы еще больше расплакалась, прикрыв глаза ладонью. В доме стало тихо. Степан сел на табурет у печи напротив кровати. Прежде, чем уснуть, Лизавета успела подумать: «Ишь, спужался. Нюрке, небось, зубы показывал. Ой! Господи! Каки зубы! У яво и зубов-то в аккурат…»

Когда соседка Татьяна пришла за молоком, Лизавета все еще спала. Спал и Степан, прислонившись головой к печи. Соседка наклонилась над одной, потом над другим.
— Чой-то они
Степан зашевелился, сонно спросил: «Хто здеся Огонь включите».
Соседка пошарила рукой по стене, щелкнула выключателем. Лизавета проснулась, нашла глазами Степана и ласково сказала:
— Степушка, налей чуток тама себе, поди голова болит со вчерашнего.
Степан сдвинул брови, притворяясь сердитым.
— День уж прошел. С утра болела.
Но достал из-за печи, из закутка бутылку, налил, выпил. На секунду замер, быстро подбежал к кровати и смачно поцеловал Лизавету в губы. Хмыкнул и степенно вышел из дома, говоря на ходу: «Воды, вон, надо в баньку. Ужо попаримся»
Соседка проводила глазами Степана, посмотрела удивленно на Лизавету.
— Чаво это он А

Лизавета сидела на краю кровати, глаза ее сияли синевой, а щеки как в молодости розовели…

Автор:

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *