
Мы бежим к человеческому городу. Лапы сжимают секиры. Копыта топчут землю. Рога остры и блестят.
Набедренные повязки разных расцветок — всё, что отличает наши отряды. Мы наполовину люди и за это нас считают недолюдьми. Но сегодня всё изменится. Сегодня начнётся наша месть.
Стражи на стенах заметили нас. Кожа тавров прочна и ей не страшны стрелы. Запертые врата не смогут долго противиться нашей ярости. Вы падёте.
Мы в городе. В котором нас так долго унижали, клеймили и держали в рабстве. Мы не простили вас. Мы вершим свой суд.
Мы покроем ваших женщин и оскопим ваших мужчин. Мы втопчем ваших детей и стариков в грязь, как вы поступали с нами. Вы жарили нас живьём, чтобы сожрать, как простую говядину. Но мы не скот, мы — тавры!
***
Задевший меня в метро парень развернулся, с явным намерением вступить в матерную перебранку. Спортивный костюм, кроссовки, короткая стрижка и лицо, не обезображенное интеллектом, выдавали его любовь к агрессивному решению вопросов. Он открыл рот явно, чтобы сказать что-то гадкое. Посмотрел мне в глаза, закрыл рот, развернулся и ушёл.
Я человек. Но благодаря тебе, мой Хранитель Рода, знаю, что такое ярость. Люди помнят, что случается, если долго вас злить. И когда они видят в моих глазах ярость тавров, те, у кого ещё есть остаток ума, предпочитают уйти.
Я иду, и ощущение секиры в руках почти материально. Я иду, наполненный яростью и люди обходят меня, держа дистанцию даже в плотной толпе. Я иду и ощущение силы наполняет меня эйфорией. Я иду и яростный смех заставляет людей отпрянуть.
Я иду! Мы идём! Мы — тавры! Мы — помним!