Истории из жизни реальных людей
Когда долго работаешь в морге, на многие вещи смотреть начинаешь проще. Например, байки про то, что зачастую чай и бутерброд стоят рядом с контейнером для частей, которые уже человеку ни к чему, совершенно никакие не байки. И отвратительного и мерзкого в этом ничего и нет. Без подготовки, оно конечно и мертвая кошка на дороге может вызвать приступ тошноты, а когда ты сутками напролет видишь одно и то же, свыкаешься с запахами, с хромированной прохладной тишиной, открывается совершенно иная сторона. В науках более тонких и философских, это называют «Очарование смертью». Ну а мы, люди приземленные и измученные ночными сменами, определяем это банальным термином «привычка». Много суеверий, примет и историй компактно уложены в морозильные камеры. К Смерти здесь относятся очень уважительно, с почтением. Ну а что В церкви, в Божьем доме хозяин — Бог, а у нас, в последнем пристанище бренных тел — соответственно.
У каждого работника морга есть своя маленькая тайна! А как же Без тайны никак нельзя! Именно наличие тайны зажигает в уставших глазах загадочные искорки то ли мудрости, то ли безумия. Это негласное условие касается не только врачей, но и технических специалистов, приходящих экспертов и даже уборщиков.
Васильич, живой сухожильный мужичок без определенного возраста работал уборщиком с тех еще времен, когда мои родители только познакомились и тайно встречались в тенистых рощах в Дубровнике*. Он был рассудительным и спокойным человеком. С ним всегда за руку здоровались даже те полицейские, что иногда сопровождали погибших, не говоря уже о всех, кто с ним работал. Вот у него уж точно была тайна, самая настоящая, от которой щекотливый холодок скользил сквозь позвонки. Коморка Васильича располагалась в торце технического коридора, где были щитки с электричеством и стенды по пожарной безопасности. В коморке было очень чисто и как-то уютно. Всегда вкусно пахло кофе и ванильным печеньем. Но получить приглашение на кофе от Васильича -это редкость. Обычно его дверь закрыта изнутри. Лично я была удостоена такой чести в одну из ночных смен, когда мне привезли двух малышей-близнецов, которых неосторожная мать оставила без присмотра и они наелись средства для мытья посуды. Спасти их не успели. Я стояла между кушеток, на которых мирно лежали два белых тельца и не знала с чего начать. Васильич нашел меня на полу в углу зала с простыней в руках, сидящую в ступоре и слезах. Он отвел меня к себе, усадил на удобный диван, налил в красивую серебряную чашечку кофе. Его голос был мягким и успокаивающим, он гладил меня по волосам горячей шершавой рукой и приговаривал: «Не плачь, не стоит. Хозяйка у нас добрая, детушек не обидит, заботиться станет лучше, чем мамка родная». Мне стало хорошо на душе и я пошла работать с легким сердцем.
Вообще, первое время, работа в морге начинает деформировать сознание и ты теряешь связь с реальностью. Кажется, будто и впрямь здесь хозяйка — Смерть. И мы работаем под её строгим присмотром, и нет у нас другого начальства. А Васильич, словно её мудрый заместитель — следит, чтобы работа выполнялась качественно, без надругательств, без халтуры. Вот был у нас как-то санитар Максим. Молодой и перспективный, учился на хирурга. Невзлюбил его Васильич за плохое отношение к Ним. Если к Максиму попадает молодая девушка, так он над ней при вскрытии глумится жестоко: то пальцы свои костлявые сует куда не стоит, то перчатками резиновыми по телу хлыстает, да ещё и высмеивает. Совсем неприятно с ним было находиться в одной смене, особенно ночью. Однажды привезли девочку лет четырнадцати, порок сердца — не дожила до операции. А девчонка красивая, как кукла. Глаза открытые, черные, волосы русые волнистые до плеч, кожа голубая, словно прозрачная, губы тонкие с синевой. Максим сразу её окрестил «Вампириха». Звучало это грубо, но Максима это нисколько не смущало. Он должен был подготовить тело к вскрытию на утро. Но к утру, санитар написал заявление об уходе и больше мы его не видели. Поговаривают, что Васильич застал его за чем-то дико неприличным ночью. Не знаю, что там конкретно произошло, но кружка Максима была безжалостно отправлена в мусор! Да и мы все были только рады избавиться от этого жестокого хама в коллективе.
Коллектив у нас очень хороший, к работе все относятся с уважением, к Васильичу — как к отцу строгому, но справедливому. Бывает так, что сидишь ночью, в тишине, с бумажками возишься. Сначала формальности и отчеты, а потом уже и остальные дела, так Васильич станет у стола и отчитывает: «Сидишь Пишешь Вот придет хозяйка, а они у тебя не убраны, не готовы. Ты что же это думаешь, она ждать станет, пока ты их на скорую руку скоблить начнешь» И так стыдно становится, что откладываешь бумаги и идешь работать. А бывало и по-другому. Когда в ночную смену одна, а поступивших много, торопишься к утру успеть, времени не хватает. А Васильич заглянет в зал и ласково так: «Не загоняйся, заюшка, подождет. Я ей кофе по-особенному заварил. Побеседуем пока с ней, обсудим, а ты все и успеешь.» И действительно, время как будто уходило пить кофе с Васильичем и неведомой Хозяйкой. Работа давалась легко, тяжелые мысли оставляли, уступая место профессиональным навыкам. Однажды любопытство взяло верх, я осторожно подкралась к дверям каморки и услышала беседу между Васильичем и еще кем-то. Голос был похож на женский, только тихий, журчащий, словно вода по камням струится. Вот она — граница настоящей тайны, которая была у этого тихого мужичка! И как же захотелось стать частью этой тайны, сделать шаг за невидимую черту, узнать то, во что никто и никогда не поверит. В этот момент дверь открылась и в проеме возник Васильич: «А ты что же, голубушка, не спишь» А за его спиной, в профиль на диване сидит женщина. Красивая, молодая в длинном платье. В тонких изящных руках держит серебряную чашку с кофе. «А ты проходи, раз уж пришла, милая, у меня кофе много! Вот, жена моя, знакомься.»
Я сажусь напротив женщины. Её серые глаза — ласковые и грустные, на губах легкая улыбка. Она едва заметно мне кивает, и я смущенно бормочу «очень рада». Васильич хлопочет у стола, наливает кофе, при этом тихо вздыхает. Я смотрю в пол, мне становится жутко неудобно, про себя ругаюсь зачем вообще пришла сюда. Неожиданно, в углу на тахте, слышится возня. Поднимаю взгляд — там молодой симпатичный юноша. Он приветливо улыбается и машет мне. Васильич, не поворачиваясь, вздыхает еще громче: «Ну… Раз так… Это сын мой.» У парня серые большие глаза, как у его матери и ласковая улыбка Васильича, словно в тумане я слышу его приятный голос, мы о чем-то долго беседуем и я соглашаюсь на совместную прогулку…
С тех пор мне никогда не бывает скучно на смене, да и к Васильичу мы заходим на кофе и поговорить. Васильич продолжает вздыхать, говорит что-то о о судьбе и о том, что по-другому бы и не могло быть, просил все смирно принять. С его сыном мы обручены и скоро будет свадьба. Тихое скромное торжество в старой церкви — по душе и мне и моему будущему мужу. Я люблю его. Иногда, в быстрых и тревожных снах мне чудятся его нежные прохладные объятия. Я не могу дождаться сакрального момента полного единства души и тела со своим возлюбленным. Осталось недолго — едкая, сжигающая тьма почти поглотила мой мозг. Опухоль растет так быстро, что я не успеваю ни о чем сожалеть, но об этом никто не и подозревает. Теперь у меня тоже есть самая настоящая тайна…
Сысоева
Другие работы автора: