Жги, Край

 

Жги, Край Каждый полдень городская гаубица на Караульной горе взрывалась огнём. Чеканным шагом, ровно в двенадцать часов, молоденький солдат подходил к орудию, дёргал рычаг, и пушка,

Каждый полдень городская гаубица на Караульной горе взрывалась огнём.

Чеканным шагом, ровно в двенадцать часов, молоденький солдат подходил к орудию, дёргал рычаг, и пушка, направленная в небо, жахала так, что у азербайджанцев на соседнем рынке на прилавках подпрыгивали арбузы. Визжали сигнализации иномарок, бились в конвульсиях оконные стёкла, пенсионерки хватались за сердце и роняли авоськи на тротуар. А пушечное эхо летело над городом — во славу солнца, света и молодости.

В этом оглушительном залпе был весь Красноярск. Горячий. Лихой. Сумасшедший. Город на обрыве. Сын Сибири. «Край», как называли его мы — прилетевшие из посёлка студенты-птенцы. Ещё вчера мы ютились в родительских гнёздах, прятали от матерей школьные дневники, а теперь вот она — свобода! Расправляй крылья и смотри, чтобы ветер не сшиб.

Помню, в первый же день в Крае я напился до полусмерти. Очнулся в квартире подруги — на полу, лёжа на спине, как Ленин: под головой подушечка, руки скрещены внизу живота. Сверху кто-то заботливо накинул красное одеяло. С трудом приподнявшись, я увидел отличниц-одноклассниц, которые смотрели на меня, ухмыляясь. Судя по их виду, пробуждение далось девчонкам легко… А я буквально воскресал из мёртвых. Во рту кислый привкус. В горле — пекло. Мышцы каменные. Каждый звук отзывался в голове пульсирующей болью, и я был уверен, что познал все круги похмельного ада: никогда в жизни мне уже не будет хуже.

И в этот момент за окном дала жару гаубица.

Красноярск поприветствовал меня громовым разрядом, и я подумал, что сдохну в тот же миг: упаду обратно в позу вождя народов, да так меня и вынесут ногами вперёд. Бесславно почившего на второй день студенчества.

К счастью голова выдержала — и то утро, и ещё сотню таких же. Мы подружились с Краем, стали родными друг другу — по крови, по духу, по вере. Я любил его дерзость. Любил шум. Любил звон стаканов на берегу Енисея. Любил гулять ранним утром по пустым улицам и забредать в случайные дворики с цветущей сиренью. Я любил каждое здание, каждый переулок и каждого бродячего пса — всех дворняг, которых мне доводилось подкармливать жареными пирожками.

Но больше всего я любил полуденный залп на Караульной горе. Выстрел сквозь столетия. От основания города до наших дней.

 

Когда-то в семнадцатом веке кутежные казаки, основавшие город, выкатили пушку на Кум-Тигей, чтобы хреначить по набегающим енисейским кыргызам. А когда война закончилась, оставили по приколу. Мол, здорово же, мужики! Представьте, выходишь днём, засыпаешь пару ладоней пороха, да как вмажешь по небу! Чтоб все суки знали: здесь стоим мы. Пацаны с огромными пушками. Умеющие и покутить, и город построить. Давай, брат! Жарь!

И на протяжении столетий эхо пушечного залпа летело над Енисеем, и каждый слышавший выстрел знал: это наш город. Родина смелых и дерзких. Дом безумцев, привыкших танцевать со смертью. Дом для тех, кто в пьяном кураже с улыбкой балансирует над обрывом. Для тех, кто всю жизнь ходит по краю.

И как же вышло, что спустя три с половиной века, мы потеряли этот залп Как мы умудрились отдать твой голос, Красноярск, на откуп жалобщикам и бюрократам

В девятнадцатом году пушку убрали с Караульной горы. Новый мэр не стал защищать её от пыльных законов и санитарных правил, как это делали все предшественники до него. Просто махнул рукой. И город смолк.

Я узнал об этом, когда был далеко от Края. В мёртвых землях за полярным кругом.

Два года я застываю в здешнем морозе, познаю настоящую взрослую жизнь и медленно теряю запал. Рабочие будни, задачи, сроки, совещания, шелуха… Где ты, моя свобода
Но даже годы спустя, даже в самые холодные ночи, я всё ещё слышу звон в ушах. Стоит лишь опустить ресницы, успокоить мысли, и эхо того выстрела, разорвавшего сентябрьское похмельное утро, отзывается в памяти. И мерещится мне, что я слышу свист друзей — лихих куражных демонов, танцующих пьяными на берегу Енисея. И проносятся перед глазами все приключения, все шоты в барах, все безумства и все походы по таёжным горам. И в этот сладкий момент, когда сила и свет поднимаются по позвоночнику электрической дрожью, я вспоминаю, что совсем скоро вернусь.

Вернусь к тебе, мой яр. Вернусь домой.
И мы ещё постреляем.

Жги, Край Каждый полдень городская гаубица на Караульной горе взрывалась огнём. Чеканным шагом, ровно в двенадцать часов, молоденький солдат подходил к орудию, дёргал рычаг, и пушка,

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *