На перекрёстке вселенных

 

На перекрёстке вселенных Вздымая пыль, мы неслись по просёлочной дороге сквозь зелёный тоннель из густо посажанных деревьев. В открытые окна задувал тёплый ветер. Прекрасное бытие! Спала лишь

Вздымая пыль, мы неслись по просёлочной дороге сквозь зелёный тоннель из густо посажанных деревьев. В открытые окна задувал тёплый ветер. Прекрасное бытие! Спала лишь магнитола. Искусственное только портит живую красоту. Я взглянул на Дашку. Хороша! А вдру она — мираж И вот сейчас я закрою глаза, открою, а её здесь нет. Пробую. Фу! Пронесло. На месте.

Вскоре мы вырулили на опушку леса. Деревья здесь теснились широким кольцом, пересечённым посередине двумя дорогами, как в прицеле. На перекрестке возвышалась огромная стеклянная сфера, собранная из мелких сот. Вечер уже разжигал горизонт, и тысячи граней исполинского шара отливали сверкающим багрянцем. Невероятное зрелище. Мы остановились на компактной парковке у здания. Надпись над входом гласила: ресторан «На перекрёстке Вселенных». Дашка сказала, что слышала про него: «Говорят, их блюда переворачивают сознание. Взрывают понятие о еде, как о банальном приёме пищи. «Безумный ужин»». Я заинтересовался. Мне уже не терпелось отведать межгалактического штруделя.

Стеклянная дверь откатилась влево, и мы вошли в просторный зал, выложенный белым мрамором. Светло. В центре стояла конторка из чёрного стекла, за которой нам приветливо улыбалась рыжеволосая девица. Ойя, так её звали, учтиво нам поклонилась. Она вышла из-за конторки и, не говоря ничего лишнего, попросила проследовать за ней. Мы с Дашкой ничего и не спрашивали, только удивлённо переглянулись и, как заворожённые, поплелись за девушкой. Мы шли по ослепительно-белому коридору, который постоянно загибался вправо, как по спирали. Вдоль стен тянулись необычные двери, точнее только их белые ручки. Ни полотна, ни даже щелей не было видно. Около одной из таких ручек Ойя остановилась и открыла нам дверь. Мы вошли в комнату не многим отличающуюся от коридора. Белая. Аскетически пустая, аж теряешься. Но всё же здесь были стол и два стула. Я понял это по тонкой кромке теней, повисшей в воздухе. Ойя усадила нас за призрачный гарнитур и положила перед нами два тома меню, толщиной с хороший роман Гюго.

— Сейчас подойдёт ваш официант, — она почтительно поклонилась и вышла, прикрыв за собой дверь, не оставив даже намёка на оную.
Мы повисли одни в комнате. Да-да, именно повисли. Лишь так можно было описать ощущение нахождения себя в этой пустоте. Я посмотрел на Дашку. На её физиономии удивление мешалось с непониманием. Я лишь пожал плечами и углубился в изучение толстенной книженции. «Проститутка», «Капитан дальнего плавания», «Тракторист» — хм, список вакансий «Шизофрения», «Анорексия», «Чума» — и диагнозов

— Что это — спросил я у Дашки.
— Перечень блюд, — раздался надо мной величественный мужской голос.
Я поднял взгляд и увидел чёрную голову. Ошалеть! Негр! В белом костюме и перчатках он сливался с помещением. Его черепушка парила в воздухе, как шоколадный шарик в молоке. Вид у головы был весьма важный и даже надменный. Будто он не прислуживал нам, а надсмехался над нашей ничтожностью. Этакие мы клопы. Под головой, в районе груди, красиво чернели буквы его странного имени — Шаи. Араб, что ли

— Человек — это целая Вселенная, обтянутая кожей, — продолжал официант. — Со скоплениями страстей, вкусовыми спиралями и туманными переживаниями. Мы даём возможность постоять на перекрёстке миров и заглянуть за поворот. Вкусить. Проникнуться. Насытиться чужим голодом.
— Да мне и своего хватает, — беззлобно проворчал я. — Какая-то метафизика прям. Дегустация душ. — Я ещё раз взглянул на непроницаемое лицо Шаи. — Ну, хорошо! — я раскрыл меню, где-то посередине, и наугад ткнул пальцем. «Маньяк». — Замечательно! Давно хотел попробовать на вкус убийцу. Ты выбрала, дорогая
— Мне, пожалуй, поэтессу, — обратилась она к Шаи, захлопнув свой фолиант. — Всегда хотела узнать, что чувствуют деятели искусства.

Официант ушёл, оставив нас наедине. Тихо завывала скрипка. По-детски трепетало нутро. Минут через пять Шаи вернулся с подносом. Передо мной легла плоская тарелка, в центре которой дрожал небольшой кусочек холодца, ну или чего-то подобного. Он был весь в черных, тоненьких прожилках, похожих на волосы. Слева расположился стакан молока. Справа — вилка. И, что особенно меня удивило, Шаи подал мне повязку на глаза в виде кошачьей мордочки. Дашке он поставил глубокую тарелку с желтоватым крем-супом. Ложку. Стакан сока. И тоже повязку, только в виде панды. «Что за карнавал»
— Наденьте маски. Это важно! — объяснил официант. — И можете наслаждаться ужином.

Шаи так широко улыбнулся, обнажив белоснежные зубы, что, казалось, будто у него нет затылка, и он дырявый насквозь. Обаятельный оскал смыл надменность с его чопорного лица. Мы послушно надели мягкие маски. Они словно покалывали током. Темно. Нащупав вилку, я попытался насадить незримый холодец. Наконец поймал его — и сразу в рот. Вот тебе раз! Безвкусный желатин. Я сильно огорчился и уже хотел было возмутиться, как вдруг пресный холодец стал самой горькой таблеткой на свете. Уф! От неожиданности меня чуть не вырвало. Рот наполнился вязкой слюной, которая уже через миг куда-то испарилась. Сушняк. Я снял повязку. Думал, хлебну молока. Смотрю, а вместо стакана на столе — кухонный нож. Рукоять чёрная. Лезвие широкое. Блестит, аж слепит. А пить-то охота. Горечь всё разливается. Казалось, уже каждый волосок на моём теле невыносимо горький. Бесит! Я вспомнил про Дашкин сок. Смотрю — и его нет. А Дашка молча сидит с повязкой на глазах, не двигается, как истукан. «Выпила уже зараза! — с досадой подумал я. — Так всегда! Сожрёт что-нибудь втихаря и даже не поделится, крыса». Мне сделалось так обидно. Я ей всё, а она мне треть. Несправедливо!

 

— А как же равноправие — спросил я вслух. — Я всё понял! Это действует тогда, когда тебе выгодно. Лицемерка! Невинная немота. Ты и сейчас молчишь, будто не слышишь. Как в тот раз, когда ты пьяная припёрлась домой с корпоратива без трусов. «Не говори глупости. Ты себя накручиваешь». Потаскуха! — мне вдруг стало так горько и тошно, что казалось, сейчас умру на месте, если что-нибудь не предприму.

Я взглянул на нож. Манящий, как Аглаопа, он громко нашёптывал: «Возьми меня! Давай повеселимся». О да! Прохладная рукоять комфортно улеглась в мою ладонь. «Привет, дружок!» Я с отвращением посмотрел на Дашку. Язык щипала кислая ненависть. Взрыв эмоций. Выпад. Острое лезвие прошило её нежное горло, как докторскую колбаску, легко и без сопротивления. Алая струя хлынула на голубое платье и стол, окропила мне руки. Липко. Горечь во рту сменилась сладостью кремового пирожного. Я вытащил нож из шеи и воткнул ей в грудь. «Прошёл! Ах, как хорошо!» Меня охватил новый калейдоскоп вкусов — ярких и сочных. Уносящих до небес. Они сменялись после каждого прокола. Щекотали сердце. Возбуждали душу. Жизнь уходила из Дашки, а вместе с ней и интерес к её персоне.

Мне стало вдруг пусто и скучно. Горечь снова наступала. Я услышал шорох. Обернулся. «А, Шаи! Иди сюда, приятель». В два прыжка я настиг официанта и вогнал ему в живот своего «друга». Он что-то крякнул и выпучил глаза. Наверно удивился: «Как так Сталь в моих кишках» Красное пятно быстро разрослось на его белоснежном костюме. Сладко-то как! Взрыв новых вкусов, один краше другого. Я был настолько возбуждён, что глотал загустевший воздух, как нежное суфле. Вот и этот высокомерный «шоколад» склеил ласты.

Я решил прогуляться по здешним чертогам и вышел в коридор. Насвистывая «девятую» Бетховена, я вприпрыжку летел по белой пустоте. Счастье переполняло меня. Хотелось танцевать. Вальсируя, я подплыл к чёрной конторке в нижнем зале. Ойя смотрела на меня немного удивлённо, даже с тревогой, но всё же мило улыбалась. Вот это профессионализм! Сделав плавный оборот, я резко провёл лезвием по её мраморной шее. Она схватилась за горло, но красный поток уже было не остановить. «Лёгкая приторность», — заключил я, как заправский гурман, облизав губы. Я дарил людям смерть, избавляя их от тяготы земного бремени, а они мне сахарок. Вполне равнозначный обмен. Ойя замертво стекла под свою тумбочку, а я, довольный собой, пошёл к выходу. Дверь бесшумно откатилась и передо мной снова сидела Дашка. Живая. Она задумчиво пила свой сок. Молчала. Рядом со столом, хитро ухмыляясь, стоял Шаи. В руке он держал наши повязки. Горечь, досаждавшая мне, прошла, и я снова ощущал себя обычным человеком с тёплыми чувствами к своей любимой жене. Мистика! Даже говорить не хотелось. Я просто сидел, будто только проснулся, и хлопал глазами, как идиот. Шаи положил перед нами по круглому персоннику с изображением сталкивающихся галактик. Кажется, они двигались. Чудеса! В центре каждого персонника лежало по флэшке.

— Здесь ужин каждого из вас, — пояснил официант. — Никто, кроме вас, его не сможет увидеть, если только вы сами этого не захотите. — Он таинственно подмигнул и вышел из комнаты. Мы с Дашкой какое-то время сидели молча. Каждый думал о своём, а, может, и вовсе ни о чём. Просто пусто в голове.

— Как тебе ужин — наконец спросил я.
— Невероятно! — она покачала головой. — Я была великой поэтессой. Читала свои стихи. Заслушаешься. Даже ты плакал от такой проникновенности. А потом… — тут она помрачнела, уставившись в одну точку. — А потом у меня закончилось вдохновение. А как тебе
— Представляешь, убивать людей так вкусно… — я покрутил в пальцах флэшку и сунул её во внутренний карман пиджака. — Я чувствовал себя вершителем и думал, что делаю людям одолжение, убивая их.
— Да уж! — задумчиво протянула Дашка, всё ещё переваривая необыкновенный ужин.
— Пошли отсюда! — я подал ей руку.

Она ловко закинула свою флэшку в сумочку и встала. Шаи проводил нас до машины, попрощался, и мы уехали. Я смотрел, как в зеркале заднего вида огромный стеклянный шар постепенно растворялся в сумерках. Подальше отсюда. Скорей! Нас окружила непроницаемая тьма, и лишь фары прорезали нам путь сквозь её плотную материю. А мы всё молчали от переполнявших нас впечатлений, деталей которых никто никогда не узнает.

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *