Истории из жизни реальных людей
Лиза спрятала обратный билет в стол и села, выпрямив спину, как положено примерной ученице. Покосилась влево на свое отражение в серванте. Кивнула в знак приветствия.
— Колхозница! Косу-то растрепала! — донесся первый недовольный крик. Ещё невнятный, срывающийся, еле пробившийся сквозь ватную тишину. Лиза вздохнула. Ну, началось…
Она переехала в эту квартиру восемнадцать лет назад. И поначалу всё шло как будто неплохо: сам мир казался молочно-бежевым, теплым, ласковым, обнимательным. Тихим. А потом появились они. Соседи.
Первым заселился неопрятный сварливый мужик с косматыми брежневскими бровями и стойкой вонью вареного лука. Мужик был вечно недоволен едой, погодой, новостями, а главное, Лизой. Это его крики всегда первыми вспарывали уютную тишину, заставляя виновато скукситься и забиться в дальний уголок. Лиза зажимала уши, накрывалась подушкой и одеялом, начинала мычать какую-то мелодию. Всё было бесполезно — этому скрипучему голосу помехи были нипочём.
Он называл Лизу лахудрой, коровой, колхозницей, дурочкой с переулочка. Любой ее наряд именовался помойной тряпкой, ветошью или, в крайнем случае, чехлом для танка. Угомониться эта сволочь могла только доведя Лизу до слез. Тогда, вместо того, чтобы идти гулять с подругами, Лиза садилась за стол, размазывая сопли по лицу, и кромсала свои шмотки маникюрными ножницами, уже без всякого удовольствия слушая тишину.
На следующий год, по весне, появилась новая соседка — импозантная дама за пятьдесят, полная и высокомерная. Лиза сначала даже обрадовалась, надеясь, что та прижучит мужика или, хотя бы, избавится от луковой вони. Но дама на сварливого соседа чихать хотела. Вместо этого она завела моду вести с Лизой долгие задушевные беседы, которые, почему-то, всегда сводились к презрительным вздохам: «А чего ты хотела-то милочка Умом ты, прямо скажем, не блещешь, так и радуйся, что крыша над головой есть и на хлеб с маслом хватает. А эти свои амбиции брось. Ну какая тебе театралка Какое тебе высшее Нет-нет, дорогуша, техникум — твой потолок, да и то этот прогноз, между нами говоря, излишне оптимистичный…»
Потом въехало сразу трое новых жильцов. Суровый аскетичный дед с холодным взглядом и близнецы: брат и сестра. Парень явно был не в себе: он мог часами рыдать на весь дом, а потом столько же времени истерично смеяться. Сестра била его до синяков, пытаясь заставить заткнуться, а когда Лиза вступалась за бедолагу, набрасывалась и на нее. Желчь, проклятия и пожелания сдохнуть — вот и всё, что Лиза слышала от этой соседки.
Дед был, пожалуй, самым мирным. Единственным его бзиком оказалась тяга к религии. Трижды в день, строго по часам, он вставал в углу, где на стене была приклеена иконка, вырезанная из какой-то книги, и читал молитвы на арамейском. В принципе, Лизе это даже нравилось: и непонятные слова, и педантизм, с которым выполнялись ритуалы. И, особенно, то, что с дедом никто из жильцов не рисковал связываться, а, значит, три раза в день наступала столь желанная тишина, в которой звенели только чеканные «Аввун дбишмайя ниткаддах шиммух…»
Лиза вздохнула. Восемнадцать лет в этом бедламе — много, все-таки. Так и с катушек слететь недолго. Неделю назад близнецы окончательно довели: сестра вопила, чтобы Лиза убиралась отсюда вон, иначе, мол, она ее своими руками задушит. А братец скулил как побитая собака. Жалобно так, надрывно. И Лиза решилась. Вон так вон.
Очень хотелось обратно, на самом-то деле. В теплый июль с запахом сосновой смолы и сена. На берег обрывистой речки. В молочно-бежевую обнимательную тишину.
Лиза встала. Вытащила спортивную сумку из шкафа и побросала туда чистые вещи: белье, платье, туфли… Много ли ей надо, в самом-то деле Вернулась за стол. Достала обратный билет и поднесла его к терминалу правой височной доли.
А затем на секунду и впрямь случилось лето. С жарким порывом ветра, сухим и колючим, наступила и закончилась июльская гроза. Вспышка молнии, удар грома и водопадом — ливень осколков разбитых тарелок в серванте.
– Лиза Лиза! — мать вбежала в комнату и в ужасе закричала, отшатнувшись. Опустевшая квартира, где с рождения Лизы, все восемнадцать лет, они жили вдвоем, отозвалась легким эхом
Лиза лежала на спине и счастливо улыбалась в потолок. По-настоящему счастливо, впервые за долгое время, будто бы вернулась обратно в детство. Вокруг ее головы медленно растекалась алая тишина с металлическим привкусом.