Любимец

Сегодня плачу целый день. Глаза постоянно на мокром месте, не просыхают. Сегодня мы простились с любимым питомцем — с хоречком. Десять лет он приносил нам радость и хорошее настроение. Проказничал, пакостил, но злиться на него у нас никогда не получалось. Достаточно было заглянуть в озорные блестящие глазенки, и плохое настроение куда то улетучивалось.

Казалось, вот только недавно я писала рассказ о его шаловливых проделках, а сегодня приходится писать прощальное письмо. Сегодня мы увезли Тука в ветеринарку и оформили эвтаназию. Еще месяц назад Тук вел активный образ жизни, конечно уже по стариковски активный, ведь хорячьи 10 лет — это как для человека лет девяносто. Но он каждый день выходил из клетки на часовую прогулку по квартире, пока мы убирали его жилье и готовили еду и воду, и залезал во все уголки, куда только могло пролезть его юркое тельце.

Но в середине декабря мы стали замечать, что Тук быстро утомляется, пробежав немного, ложится отдохнуть. Понятно, сказали мы, 90 лет! Устает быстро наш старичок. Но при этом Тук по прежнему прекрасно кушал, совал везде любопытный нос, и гремел в клетке посудой, если считал, что время прогулки уже подошло.

Потом у него совсем ослабли задние лапки, он не мог много бегать по ковру. Но он научился с этим справляться. И стал шустро ползать по-пластунски, обгоняя меня на пути к клетке, когда я заходила в комнату с его плошками. Я подсаживала его в клетку, и он с аппетитом уминал принесенные кушанья.

А во время новогодних каникул ему стало еще хуже. Буквально за три-четыре дня наш егоза совсем сдал. Задние лапки уже волочились за ним по полу, он проползал пару метров и замирал, положив головку на пол. Назад в клетку я его приносила на руках, и в плошках стала оставаться не съеденная до конца еда. Тук стал вялый, из глаз пропал огонек, а шкурка стала клочковатой и плохо пахла.

Он буквально сгорел за несколько дней. Я записалась на прием в ветеринарку, и сегодня мы услышали приговор: у Тука опухоль на почках, и даже если это не рак, то в его преклонные годы мы сможем всего лишь оттянуть ненадолго неизбежное. То есть растянуть страдания. И мы приняли решение об усыплении.

Я убеждала себя, что мы этим помогаем ему, ведь смерть придет к любому из нас все равно, а мы лишь даем возможность Туку уйти с наименьшими страданиями. Но это не помогало. После первого укола наркоза Тук забеспокоился, начал тыкаться в углы коробки, в которой мы привезли его в ветклинику. Я разговаривала с ним, гладила его головку, спинку, а слезы сами лились из глаз. То ли от действия наркоза, то ли от моего голоса и прикосновений, Тук стал успокаиваться, и через минутку закрыл глазки.

«Он сейчас спит под наркозом, — сказала мне ветеринар, — мы его поставили, чтобы зверек не шевелился, когда мы будем вводить ему бОльшую дозу наркоза в вену. Я вижу, вы тяжело переносите расставание. Подождите на ресепшен. Сейчас для него в вашем присутствии смысла уже нет.» «Ему же не будет больно» — сквозь слезы выдавила я. «Нет, он сейчас спит под наркозом, а бОльшая доза, фактически передоз, остановит его сердце и дыхание. Он этого не почувствует в наркотическом сне».

По прошествии какого то времени меня позвали в кабинет, и показали тельце нашего маленького друга. Я старалась думать только о том, что он отмучился, что он сейчас в хорячьем раю, и о том, что 90 лет это все же долгая, полная интересных событий жизнь. И что мы старались эту жизнь ему раскрасить яркими красками нашей любви.

Муж сейчас разобрал клетку. Подозрительно шмыгал носом. Но я не лезла, мужчины же не плачут. А я пишу и плачу за двоих.

Автор: Светлана Кузнецова

Источник