Все как он сказал…

УБогий смотрел как они летали. Прыгали прямо со стены и возносились вверх, к холодным колючим звездам. Как парили, ловя воздушные потоки.
Как складывая крылья падали вниз, раскрывая их почти у самой земли. Рывок. Мощный взмах. И вот они снова резвятся в небе, выделывая невообразимые кульбиты. Божьи дети. Ангелы. Мальчишки.
Глупые, доверчивые мальчишки с крыльями за спиной.

УБогий отхлебнул из стоящего рядом кувшина. Вино он делал сам из дикого винограда, который рос за стеной. Оно выходило крепким и кислым, сводящим скулы, но УБогого это не смущало.
Вино помогло прожить этот день, как и много других до него, поможет прожить и следующий. И следующий. Притупит чувства, подавит жалость и поможет принять Волю Его. И так до конца времен.
Иногда Вечность — слишком долго для любви.

* * *
Солнце. Солнце над нашими головами. Яростное и беспощадное. Пришпиленное к куполу неба. Выжигающее все вокруг. Но даже его лучи не могут пробиться сквозь кущи Рассветных Садов. Здесь тень и прохлада волей Господа.

Земля под нашими ногами. Дрожащая, покорная. Мы попираем ее, стремясь вперед. Вперед. К Вратам. Чтобы выйдя из них, нести волю Господа.

Крылья. Крылья у нас за спиной. Прекрасные и мощные. Они понесут нас туда, куда укажет воля Его. И нет силы, чтобы могла ей воспротивиться.
Мы сила! Мы слава! Мы паладины Света!

УБогий ждет нас у Небесных врат. Сторож. Ключник.
Он так же чужд этому месту, как грязь, которая пятнает крыло серафима. Как муха в кубке вина.
Как шелудивый пес на пороге храма. От него разит вином и потом. Лицо обожжено солнцем. Лоб расцарапан. Руки покрыты струпьями – отвратительными и сочащимися сукровицей. Ноги обмотаны полосками тряпья, а чресла – рваниной.
Весь вид его убог и жалок и только милость Господа держит его рядом с нами.

УБогий улыбается нам, обнажая желтые зубы, но нет света любви в его глазах, только горечь. И слезы, что катятся по щекам из воспаленных глаз.
— Возлюбленные дети Господа, что делаете вы у Врат Рассветных садов — голос УБогого хрипл, и дрожит от выпитого накануне вина, — Назовитесь и ответьте: зачем хотите покинуть Чертоги Его

Все слова давно разучены и затвержены нами. Как легко говорить то, что идет от сердца!
Мой друг легко сжимает мне руку и делает шаг вперед.
— Я Амалиэль, защитник слабых, иду к людям дабы укрепить нищих духом, наставить их на путь истинный!

Я смотрю на Амалиэля и вижу каким нетерпением горит его лицо, как пронзителен его взгляд. Именно так должен выглядеть пастырь, пекущийся о душах.

Следующим делает шаг вперед Гэдриэль. Меч, словно свеча, горит в его руках.
— Я воин по воле Создателя, хранитель людей от всякого зла, — голос воителя суров и строг. Сила, которая заключена в его словах заставляет нас почтительно склонить головы и замолкнуть на несколько мгновений.

Однако, УБогий не испытывает к нам и толики почтения. Он пожимает плечами и машет рукой, чтобы мы продолжали. Верно, ему хочется, чтобы вся церемония поскорее закончилась.

Я выступаю вперед и говорю:
— Имя мне — Уриэль, целитель, хранитель жизни. Нет смерти места рядом со мной.
Истинность сказанного пронизывает меня будто солнечный свет, наполняя все члены невыразимой благодатью. Быть Его орудием, что может быть прекраснее Наверное, только умереть по Воле Его!
УБогий смотрит на меня с непередаваемым выражение смертельной тоски и презрительно хмыкает. Его совершенно не волнуют чувства, которые мы испытываем. Непристойным жестом он предлагает продолжить последнему из нас.

— Вритиэль — возносящий хвалу Создателю, иду к людям дабы напомнить Волю Его и слова Его, и Дела, — слова Вритиэля, словно песня, звучащая из уст херувимов, сладкая и тягучая как мед.

Но УБогому нет дела до музыки, он продолжает нас спрашивать – нетерпеливо и отрывисто.
— Амалиэль, Гэдриэль, Уриэль, Вритиэль — Привратник Небесных Врат услышал вас. Отвечайте — кто вы
— Несущие Свет. Воины Господа, — говорим мы.
— Что у Вас за спиной
— Крылья и Воля Его.
— Чем отстоите вы Волю Его
— Словом и делом. Постом и молитвой. Огнем и мечом.
— Как Он узнает о делах ваших
— Мы откроем ему свое сердце.
— Что узрит Он там
— Только Свет. Свет и любовь, — последние слова мы выкрикиваем в синее небо не в силах сдержать переполняющий нас восторг.

Небесные Врата откликаются на наш крик мелодичным звоном. Хрустальные створки неторопливо растворяются, арка ворот наполняется пульсирующим светом, неудержимо манящим к себе. Мы порывисто бросаемся к ней, но голос УБогого останавливает нас на полпути.
— Помните, войти в Рассветные сады возможно лишь дав те же ответы, что произнесли сейчас. Вы не сможете солгать, даже если захотите. Несите свой Свет, храните его и возвращайтесь. Возвращайтесь такими же чистыми, как ушли. А я буду ждать. И держать двери открытыми!

Он размазывает по щекам пьяные слезы, а мы проходим мимо, стараясь не задеть его своими белоснежными крыльями. Коснуться его немытого тела кажется святотатством: несущие свет должны быть чисты. Белоснежны как одежды Господа.

Я хочу сказать ему, что мы вернемся и сможем повторить все слова, которые сказали, но Гэдриэль машет мне рукой и я тороплюсь к источающей свет арке. Она ведет к людям. Во Имя и по Воле его! Я делаю шаг и все исчезает в безумном, рвущем на части Свете.

* * *
— Не-е-ет! — кричит Гэдриэль, поднимая сияющий меч над головой. Крик его заставляет отшатнуться самых отчаянных, прущих в первых рядах. — Нет, говорю я вам! Ворота не открывать! Всем оставаться в городе! Если болезнь выпустить за стены, она не пощадит никого! От нее нет спасения! Нет лекарства! Мы должны остаться здесь: помочь заболевшим, позаботиться о выживших и, если нужно, умереть тоже здесь! Умереть, став щитом для других. Такова Воля Господа! Таково Слово Его!

За спиной Гэдриэля жмется горстка защитников – остатки стражи и регулярной армии, все, кто не разбежался и не умер. Жалкий, реденький лес алебард! Я понимаю, что им не выстоять против рвущейся к воротам толпы, не выдержать натиска обезумевших от ужаса людей. Вижу, как судорожно сжимают древки их руки, слышу зубовный скрежет, чувствую исходящий от них запах отчаяния и обреченности. Но они продолжают стоять — маленький оплот порядка среди хаоса. Надежда, которой не суждено сбыться.

Толпа ворчит, как рассерженный зверь, готовая в любой момент бросится вперед, подмять под себя, растоптать. Толпа не рассуждает, не видит, не слышит, ее ведет порыв и безумие мига. Стоит ей сдвинуться с места, и нам конец. Она щетинится пиками и вилами, остро отточенными кольями и тесаками мясников. В ее руках булыжники, выдернутые из мостовой. У нее есть зубы и когти. И Вера. Убежденность в собственной правоте. То, что мы потеряли, да так и не нашли.

— Уходи, — говорит мне Гэдриэль не оборачиваясь, — уходи. Они сейчас попрут, и я не смогу защитить тебя. Открывай портал. Беги пока можешь!
Я не успеваю ответить, потому что кто-то бросает в нас первый камень.
— Бей их!
— Топчи!
— Прочь с дороги, ироды! У меня там дети! Дети!
— Господь не может быть так жесток!
— Пустите! Катиль, где ты Пусти-и-и-те!
— Это не ангелы Господни! Это демоны! Демоны из Преисподней!!!
— Демоны! Бей, убивай!

В нас летят камни и палки. Мы с Гэдриэлем расправляем крылья пытаясь спасти от ударов тех, кто прячется за нашими спинами, но толку от этого чуть. Почти сразу толпа приходит в движение. Десяток человек потрясая разнообразным оружием бросаются к нам в надежде смять, пробиться к воротам.

Первым, судя по кровавым пятнам на кожаном фартуке, несется мясник. В руках он сжимает огромный тесак. В выпученных глазах — ни страха, ни мысли, только злость. Гэдриэль взмахивает мечом и прерывает его бег. Рука с тесаком падает на землю. Мясник валится рядом, завывает, прижимая к себе фонтанирующую кровью культю.
Следом размахивает ржавым топором лавочник.
Гэдриэль не дает ему приблизится: занесенный для удара топор открывает толстое трясущееся как студень брюхо. Удар, и лавочник сгибается пополам, подхватывая вывалившиеся из живота кишки.

Я беру на себя растрепанную женщину с кухонным ножом и юркого ублюдка с крысиным лицом. Они набрасываются на меня почти одновременно.
Я отталкиваю от себя женщину, и она летит на землю, сбивая с ног двух спешащих к нам головорезов. В руках у них дубинки и головорезы принимаются осыпать ударами несчастную, но мне некогда ее жалеть.
“Крысеныш” успевает подобраться ко мне слишком близко. Его меч значительно короче моего, я принимаю удар на середину клинка, и отталкиваю от себя, принуждая раскрыться.
Он не обманывает ожиданий. Я устремляюсь вперед и накалываю его на острие, словно бабочку. Глаза ублюдка изумленно распахиваются, рот наполняется кровью, и я чувствую радость и ликование в своем сердце.

А в следующее мгновение нас сминает толпа.

— Бегите! — кричит Гэдриэль, пытаясь заслонить собой меня и оставшихся в живых вояк. — Бегите, во Имя Господа!

Но мы стоим. Стоим, пока ноги держат нас. Принимаем и отражаем удары как можем — вполсилы, потому что в пляшущей вокруг круговерти невозможно размахнуться. Мы притиснуты друг к другу в смертельном танце, который не желает размыкать объятий.
Мы колем. Режем. Рвем зубами. Жаль, их слишком много.

Первым падает Гэдриэль. Кто-то подхватывает его меч и начинает добивать лежащего. Ветер бросает мне в лицо белое перо, окрашенное кровью.
Я кричу. Стараюсь пробиться к нему, но меня тоже сбивают с ног, валят на землю. Грубые башмаки топчут и ломают мои крылья, утыканная гвоздями дубинка опускается на лицо, плечи, руки, которыми я пытаюсь закрыться. Последнее, что я вижу – заляпанная кровью алебарда.
И белые перья.
Белые перья повсюду…

* * *
— Откройте! Откройте! — мой голос похож на карканье ворона. — Впустите меня во Имя Господа!
Я стучу в Рассветные Врата, но они заперты. Ни звука, ни движения с той стороны. Только раскаленное солнце, пришпиленное к голубому куполу неба, безжалостно обжигает полуденным зноем.
— Откройте, — чуть слышно шепчу я, опускаясь на раскаленный песок, — пожалуйста!
И теряю сознание.

* * *
— Кто ты — спрашивает меня знакомый голос.
Я пытаюсь припомнить кому он принадлежит и не могу, но губы заученно выплевывают ответ.
— Я Несущий Свет. Воин Господа.
— Чем защитишь ты Волю Его
— Словом и делом. Постом и молитвой. Огнем и мечом.
— Как Он узнает о делах твоих
— Я открою ему свое сердце.
— Что узрит Он там
Мои губы хотят шевельнуться, дать правильный ответ, но я не могу солгать под Взглядом Его.
— Тьму и сомнения, — шепчу я и захожусь хриплым каркающим смехом, — только тьму и сомнения! А что же ты не спросишь, что у меня за спиной Спроси меня! Спроси про крылья!
— У тебя их нет, мальчик. Спи…
И я проваливаюсь в сон. Полный тьмы и сомнений.

* * *
Мы теперь часто сидим в тени стены и смотрим как они летают. Прыгают прямо со стены возносясь вверх, к холодным колючим звездам.
Как парят, ловя воздушные потоки. Как складывают крылья и падают вниз, раскрывая их почти у самой земли. Рывок. Мощный взмах. И вот они снова резвятся в небе, выделывая невообразимые кульбиты.
Божьи дети. Ангелы. Мальчишки. Глупые, доверчивые мальчишки с крыльями за спиной.

УБогий достает из-за пояса фляжку с вином таким кислым, что от него сводит скулы, и протягивает мне. Я пью. Это помогает пережить день. И этот. И следующий. Вино многое помогает пережить.

— Скажи УБогий, зачем Он создал этот мир Зачем заселил его людьми Глупыми, неблагодарными тварями Разве ему было мало нас, ангелов — прекрасных, совершенных, послушных Его Воле

УБогий смотрит на меня мудрыми вечно слезящимися глазами и пожимает плечами.
— Почему Вы предельны. Слишком послушны. Слишком старательны. Вы способны повторить, но не создать. Улучшить, но не придумать. Вы не способны творить, потому что весь мир, созданный для Вас Отцом, идеален. Вы удивительно скучны и ограничены. Посмотри вокруг, за сотни тысяч лет, здесь почти ничего не изменилось! Вы носите ту же обувь, ту же одежду, те же прически. Возносите ту же хвалу Господу. Изо дня в день. Из века в век. Я б удавился.
— Но люди…
— Люди, — перебивает меня УБогий, — несут в себе Свет Его. Так же, как и ты. Некоторые горят ярко, словно костер. Некоторые тлеют, но способны озарить ночь, если раздуть их жар. А в иных огонь надо будить. Ибо он есть свет и любовь. Если сомневаешься вспомни, кто стоял за твоей спиной у тех ворот. У них не было вечной жизни, только своя, короткая, человеческая, которую они отдали не задумываясь.

От обиды у меня перехватило горло.
— Откуда тебе знать, что там было! Ты не видел их! Не видел их ненависти и злобы!
— Почему же Голгофа весьма к этому располагает… Запомни мой мальчик, иногда одной любви недостаточно. Чтобы осветить путь другим, нужно сжечь себя. Факелу не нужны крылья, только желание гореть. Иди и свети. А я всегда буду ждать тебя здесь. Всегда.

И тогда я разрыдался, а человек Иисус долго гладил меня по спине, пока я не успокоился.

Источник