Человеку (любимому лирическому герою)

Сентябрь врывается с повышенным градусом тоски и самокопания.
Все чаще убеждаюсь в том, что в такие сентябри, нервные и холодные, нужен Человек – который больше или меньше, чем просто родной. К которому – влюблёнными шагами: тихими, короткими – со жгучей стеснительностью, будто в первый раз, сбивчивым ритмом сердца – по коридору на кухню, напевая: «Что-то важное между, действительно важное между», показываю свою последнюю работу: сценарий (с открытым финалом), короткометражку (где опять «не для всех») или какие-то тексты (не люблю их). Человек смотрит, я жмурюсь: значит, люблю.

Человек поправляет волосы. Волнуюсь, не знаю, что делать с руками – они лишние, будто вот-вот отвалятся. И вообще – тело балласт: зачем глаза Чтобы смотреть на Человека А я не хочу: мне страшно вглядываться в черты лица. Эти ноги барахлят, подкашиваются от волнения. Зачем мне руки Чтобы сделать чай, очевидно. Человеку как всегда: зелёный, с лимоном, без сахара. Худеет, дура. Себе делаю чёрный, тоже без сахара – чисто символически, поддержать. Человек это краем глаза замечает, улыбается, смотрит на меня – предельно осторожно. Боюсь таких взглядов, вздрагиваю от них. Может, Ей что-то не нравится в сценарии

— Дочитала — спрашиваю.
— Нет ещё, — Человек отвечает угрюмо. Я делаю вид, что не замечаю: Она устаёт сильно.

Человек наконец откладывает сценарий, размышляет. В эти минуты, когда Она о чём-то думает, будто бы исчезает детская припухлость на Её щеках, черты лица – острее, и сам Человек, мне так кажется, становится – эфемерным, ранимым, космическим. Может быть, я только такого Человека и люблю: призрачного, мимолетного.

Я закусываю губу, сдерживаю свой вопрос – неловкое, предательски жалкое: «Ну, как». Даю время собраться.

Человек смотрит на меня – искренне. Не просит объяснить, почему я снимаю «слишком депрессивно». Не спрашивает, нагнетая, почему я создаю именно такое, по мнению других – печальное. «Другие» сразу морщатся в испуге, лезут с вопросами, смотрят искоса. Но это же мерзко: открывать меня, как консервную банку и потрошить. Сценарий на столе. Зачем больше «Другим» тексты читать не даю, фильмы смотреть – тем более. А Человек не рвёт мне ткани души, просто читает сценарий. Она все понимает: молчит. Тишина, как необычно, без накала, а с таким сердечным, интимным оттенком.

Человек приподнимает бровь.

— Когда снимать будешь
— Не знаю, — пожимаю плечами.
— А играть кто будет
Хмыкаю.
— Да найду кого-нибудь.
Человек в ответ смеётся – по-доброму.
— В октябре начнёшь снимать
Я не отвечаю. Человек не задаёт вопросов, вздыхает. Сочувственно. Понимает.

* * *
Август заканчивается спокойно. Лето нервное. Сигарет нет, раньше покупал их с зелёным чаем и лимоном, а теперь не хожу. Плохо.

Чай, алкоголь. Всё хорошо. Человек без меня. Ну и пускай.
Человек отпустил,
Как я просил.

Начинается сентябрь с дождя. Почти как у Джозефа: «Во вторник начался сентябрь, дождь лил всю ночь», а у меня – в среду. Снимать – в октябре, сценарий переписан и лежит на полке. Читать некому.

Человеку нужна стабильность и уверенность в завтрашнем дне, мне нужно пострадать, чтобы сублимировать. Найти своих и успокоиться – не получается.

* * *
Во мне не осталось ничего от Человека. Сентябрь ворвался с повышенным градусом тоски и самокопания.

Источник