Соседи

 

Соседи - Новенький! Эй, новенький, слышь! Спишь, что ли, ещё Новенький! Эй! «Да что ж такое-то, - с досадой подумал Андрей Семёнович. И тут кому-то чё-то от меня надо, а! Ты подумай! И тут покоя

— Новенький! Эй, новенький, слышь! Спишь, что ли, ещё Новенький! Эй!

«Да что ж такое-то, — с досадой подумал Андрей Семёнович. И тут кому-то чё-то от меня надо, а! Ты подумай! И тут покоя не найдёшь! А ещё говорят отоспимся в»

Мысль внезапно оборвалась, словно обрубленная топором.

Непонятный, неосознанный, рефлекторный страх медвежьими лапами сжал сердце.

Колючими, быстрыми искрами заструилась по венам и жилам паника.

Кузнечным молотом бил по вискам пульс.

«Как это Это Это же невозможно! Этого не может быть! Или Или может.. Или я Кома Летаргический сон Клиническая смерть Чудо..»

Андрей Семёнович попробовал приподняться.

И практически тут же ударился обо что-то головой.

Что-то деревянное, судя по всему. Тяжёлое, плоское, как будто

Да.

Андрей Семёнович действительно лежал в гробу.

А судя по тому, что крышка при ударе не шелохнулась и не приподнялась даже на чуть-чуть гроб этот был уже закопан.

«Насколько мне может хватить воздуха Если закричу смогут ли меня услышать на поверхности Если там, конечно, кто-то сейчас есть Но кричать, так или иначе, придётся громко. Очень громко! А если ещё бить в крышку Может быть, если упереться посильнее в неё руками и ногами её получится приподнять Если закопали недавно и если не было дождя земля, возможно, ещё не успела спрессоваться, значит, есть шанс, может быть»

— Помогите! изо всех сил крикнул Андрей Семёнович, и едва не оглох.

Нет, бесполезно.

Звуку просто некуда было распространяться.

Если его кто и услышит, то разве что

— Эй, новенький! Чё орёшь, как потерпевший! Ща всё кладбище переполошишь! сказал тот же, вырвавший его из, как оказалось, не такого уж и вечного сна, хриплый голос.

И снова страх — казалось бы, уже немного разжавший хватку и уступивший место поискам практического решения и выхода — тотчас вернулся с новой силой, обратился в парализующий, безжалостный ужас, прижал мёртвой тяжестью к плоской и твёрдой доске, заменявшей пол, сковал тело толстыми, тяжелыми цепями.

«Это мне кажется. Это галлюцинация. От шока и недостатка кислорода. Это мне кажется, это галлюцинация»

— Новенький! Чё заглох-то опять тем же голосом спросила галлюцинация.

«Я не буду отвечать! Не буду! Нельзя отвечать и разговаривать с галлюцинациями! Я не буду! Не буду! Не»

Стоп!

Разговаривать! Отвечать!

Конечно же!

«Телефон!»

Внезапная догадка была столь радостной, что Андрей Семёнович даже невольно улыбнулся.

Ну конечно! Зачем кричать, зачем стучать! Можно же по-зво-нить!

Надо только достать телефон из

Уже потянувшаяся к карману брюк рука вдруг замерла, а потом безвольно, в отчаянии упала.

«Какой телефон У покойника! В гробу!»

— Новенький! В рот пароход, да ты в натуре там помер, что ли!

— Пётр Иваныч, дорогой, ну что вы, ей-Богу, пристали к человеку Дай те же ему хоть в себя-то прийти немного! ответил первому голосу второй, мягкий и глубокий.

— Да он уж пришёл вон десять раз! Вон орёт как, слышь!

— Пётр Иваныч, смею напомнить, что когда вы, в своё время, очнулись в нынешним состоянии, вы, как вы выражаетесь, не просто орали, а орали, пардон, матом.

Первый, названный Петром Иванычем, пробубнив что-то нечленораздельное, и, судя по всему, нецензурное, обиженно затих.

— Уважаемый, — продолжал второй. Извините, пожалуйста, вас как зовут

— Кто здесь не выдержав, сиплым фальцетом спросил Андрей Семёнович.

— Прошу вас, не пугайтесь! ответствовал голос. Мы, если так можно выразиться, ваши новые соседи. Меня зовут Аристарх Бенедиктович Возвышенов, я ваш сосед слева, а вашего точнее, нашего — нетерпеливого соседа справа зовут Гайкин Пётр Иванович.

— Драс-те! с сарказмом отозвался Гайкин.

— Угу, — промычал в ответ Андрей Семёнович, рефлекторно кивнув головой.

— Простите, пожалуйста, что мы вот так бесцеремонно и бестактно вторгаемся к вам со своим знакомством в эти непростые для вас минуты, — снова заговорил, назвавшийся Возвышеновым. Я понимаю, каково вам сейчас, поверьте. Мы и сами проходили через это, мы знаем, что вы сейчас думаете, чувствуете и испытываете. Но вы не бойтесь. Уверяю вас, с вами всё в порядке. Ну, насколько это возможно в нашем теперешнем положении, конечно. Простите, как нам всё-таки к вам обращаться

— А-а-аннн-дрей Ссссемёныч, — заикаясь, ответил Андрей Семёнович, и, чуть погодя, добавил уже более ровным голосом. Большепятов. Это м-моя фамилия.

Справа раздался короткий и грубый смешок Гайкина.

— Простите, Аристарх снова заговорил Андрей Семёнович, делая паузу после имени своего необычного собеседника, давая понять, что не запомнил его отчества.

 

— Бенедиктович, — услужливо подсказал Возвышенов. Аристарх Бенедиктович. Рад знакомству, Андрей Семёныч. Надеюсь, мы с вами подружимся.

— Ага, а то ведь, если что, не уживёмся, — гаркнул Гайкин и снова хрипло засмеялся.

— Пётр Иваныч! укоризненно прикрикнул на него Возвышенов, и тут же снова обратился к Андрею Семёновичу. Андрей Семёныч, не обижайтесь, пожалуйста, на Петра Иваныча. У него прямолинейный характер и немного специфичное чувство юмора, но знаете, здесь иногда это даже и хорошо. Но, впрочем, вы сами всё со временем поймёте. Простите, у вас, кажется, был какой-то вопрос

— Да, — с неуверенностью подтвердил Большепятов. Простите, вы Вы не могли бы мне объяснить, что вообще происходит Просто я Я ещё мог бы поверить в то, что я сам по роковой случайности очнулся в гробу после комы или летаргического сна, но

— Но поверить в то, что одновременно с вами очнулись и мы, — подхватил его мысль Возвышенов, — вы не можете. Ну и правильно, в общем-то, делаете. Видите ли, Андрей Семёныч, это действительно не пробуждение после комы или летаргического сна. Этону, если так можно выразиться, просто Пробуждение. Вы умерли, а потом, переступив порог смерти, проснулись. Так же, как и мы в своё время.

— А А разве же это возможно с изумлением в голосе спросил Андрей Семёнович.

— Как видишь, — снова со смешком вмешался в разговор Пётр Иванович. Ты, кстати, от чего помер, Андрюх

— Я Инсульт, — отвечал Андрей Семёнович, попутно внутренне удивляясь тому, откуда он это знает и помнит . Прямо в рабочем кабинете. Я работаю глав то есть, я был главным инженером на заводе. В тот день я, кажется, работал за компьютером над презентацией, очень важной презентацией. Я должен был лететь в Италию на международную конференцию, чтобы представить там наши разработки и тут вдруг

— Эх, — тяжело и протяжно вздохнул Гайкин, не дав Андрею Семёновичу довогорить. Та же херня. Ну, в смысле, у меня тоже инсульт. Только я в тот момент с мужиками во дворе в домино стучал и водку пил. А лет те скока

— Шестьдесят один, — ответил Большепятов, а после добавил с какой-то отстранённой грустью. Было

— Мм! уважительно протянул Гайкин. Ну, это ещё ничего. Хоть маленечко пожил. Меня вон тоже в пятьдесят девять накрячило, а вот Бенедиктыч до срока призвался.

— Пётр Иваныч хочет сказать, что мне было сорок пять лет, когда я умер, — пояснил Возвышенов. — Представляете, сердце остановилось во сне. Ни с того, ни с сего. Честно признаться, я всегда хотел именно так и уйти, но, конечно, не предполагал, что это случится такскоропостижно. Наверное, мне действительно не стоило так увлекаться кофе. Врачи предупреждали

— Сочувствую, — автоматически выпалил Андрей Семёнович.

— Спасибо, — ответил Возвышенов. Это ещё ничего, на самом деле. То есть, я хочу сказать, ведь бывает и хуже. Бывает, люди умирают ещё раньше, действительно совсем не пожив, или умирают в муках. Может быть, вам покажется это глупым, но мне кажется, что я хорошо умер. Тихо, мирно, без мучений, будучи уже всё-таки взрослым и зрелым человеком. Я многое повидал, многое успел, да и сорок пять красивая цифра, согласитесь Конечно, жаль, что я не успел всего, что было запланировано и

— Бенедиктыч, кончай! грубо прервал его Гайкин. Тебя щас, как обычно, размотает на два часа, у нас с Семёнычем уши отсохнут все эти сопли слушать!

Теперь уже настала очередь Возвышенова обиженно замолчать.

— Простите, — Андрей Семёнович говорил уже практически без дрожи в голосе. Но Даже если всё так, как вы говорите точто теперь То есть, мы очнулись, чтобы Чтобы что Мы здесь ждём пресловутого Высшего Суда или Или что

В ответ справа снова раздался хохот Гайкина.

— Скорее, увы, именно это самое «или что», Андрей Семёныч, — снова заговорил Аристарх Бенедиктович, как будто окончательно принимая на себя роль некоего проводника-экскурсовода. Может быть, конечно, суд и будет, но даже если и так, то ждать нам его, по всей видимости, придётся ещё долго. Лично я умер два с лишним года назад, а Пётр Иваныч Пётр Иваныч, напомните, сколько, чтобы не соврать

— Да уж, почитай, месяцев восемь-то, наверное, будет, — задумчиво протянул Гайкин.

— Видите снова обратился к Большепятову Возвышенов. Время идёт, а мы Мы так и остаёмся здесь. В том состоянии, в котором сейчас и находимся. По правде сказать, что там будет дальше мы и сами не знаем. Единственное, что мы ещё могли бы добавить наверняка, так это то, что больше всего нам с вами сейчас стоит опасаться эксгумации.

— Эксгумации глупо переспросил Большепятов.

— Её, родимой, её, — подтвердил Гайкин.

— А Почему

После этого вопроса на миг воцарилась в прямом смысле гробовая тишина.

— Видите ли, Андрей Семёныч, — решился, наконец, нарушить молчание Возвышенов. Откровенно говоря, мы и сами не знаем, как и почему это работает, но мы называем это Законом Нарушенного Покоя. Что говорят над покойником, когда хоронят или поминают

— Ну «Покойся с миром», например, — предположил Большепятов.

— Именно, Андрей Семёныч! Именно! воскликнул Возвышенов, словно обрадованный правильным ответом ученика учитель. Тем самым мы хотим пожелать усопшему мира и покоя, которых, очевидно, ему, как и всем живущим, впрочем, не хватало при жизни. Вы здесь человек новый, вам пока судить трудно, но мы с Петром Иванычем можем с более или менее твёрдой уверенностью заявить здесь действительно достаточно спокойно. Нас почти никто более не тревожит, не беспокоит, не ждёт от нас каких-то действий, не возлагает ответственности за что бы то ни было, не задаёт вопросов Бывает, конечно, приходят родные и близкие, и тогда лично мне становится несколько не по себе, но даже и к этому потом привыкаешь, ведь, в конце концов, как бы мы ни хотели, мы не можем ни ответить им, ни что-либо сделать, ни, тем паче, прогнать — ничего.

— А Почему мы не можем им ответить Ведь мы же с вамисохранили способность говорить, мы слышим друг друга, говорим друг с другом, — продолжал подкидывать вопросы бывший главный инженер.

— А хрен его знает, почему, — снова вторгся в разговор Гайкин. Мы-то друг друга, может, и слышим, и их, когда приходят, тоже слышим, а вот они нас нет. Хоть благим матом ори похрен дым.

— Пётр Иваныч просто однажды попробовал, — пояснил Аристарх Бенедиктович. Поэтому, в конечном итоге, мы привыкаем даже и к посетителям. Они становятся, своего рода, частью нашей рутины, если о таковой вообще можно говорить.

— Ачем вы вообще здесь занимаетесь в голосе Большепятова зазвучало почти что детское любопытство.

— Лясы точим, анекдоты с байками травим, спим, — лениво и вальяжно ответил Гайкин. Бенедиктыч вон придумал ещё в «Города» играть. Ну, или в «Слова».

— Или отгадываем загадки, которые сами же и придумываем, — подхватил Возвышенов. Словом, дорогой Андрей Семёныч, идём на всё, чтобы как-то скоротать время, потому что уж чего-чего, а теперь его у нас более, чем предостаточно. Надеемся, вы присоединитесь к нам в этом и наш скромный досуг

— Простите, вы начали говорить об эксгумации, — напомнил Большепятов. Так почему нам стоит её опасаться

— Да, действительно, отвлеклись, немного отошли от темы, — признал Аристарх Бенедиктович. Так вот, Андрей Семёныч, возвращаясь к теме покоя и умиротворения Как мы и сказали, здесь, под землёй, в общем и целом, действительно спокойно. Но бывает так, что у живых людей, по той или иной причине, возникают вопросы, ответы на которые можем, как ни странно, дать только мы покойники. Точнее наши бренные тела. Или одежда, в которой нас похоронили. Или вещи, захороненные вместе с нами, если таковые, конечно, имеются. Словом, у них возникает потребность нас раскопать. А раскопать покойника значит, нарушить его покой, простите за тавтологический каламбур. Нарушенный же покой мертвеца, в свою очередь, очевидно, приводит к дестабилизации некоторых эфемерных и неизвестных нам законов Вселенной, нарушает некий незримый баланс, границу между миром живых и мёртвых. И, как это ни прискорбно, но отражается эта дестабилизация, увы, именно на нас. Как только в утрамбованную над нами землю снова втыкается лопата могильщика мы тут же начинаем умирать во второй раз. Мы разлагаемся, сгораем, таем Превращаемся, простите, просто в то самое скопище костей, гнили и копошащихся червей, которое, в итоге, и извлекается наружу.

— Но Ведь Ведь потом трупы закапывают обратно! услышанное явно в очередной раз напугало Большепятова. Этот самый баланс, о котором вы говорите, по логике вещей, должен же в этом случае восстановиться!

— Должен, да не обязан, — прокашлял Гайкин. Всё. Если вырыли считай, кранты. У нас так Борисыч ушёл.

— Ещё один наш теперь уже бывший — сосед, — с грустью в голосе пояснил Возвышенов. Прекрасный был человек и собеседник.

Справа от Андрея Семёновича раздался тяжёлый вздох Гайкина.

— И И что же Как же тогда быть подвесил в воздухе ещё один вопрос Большепятов. Мы что же, вечность будем теперь вот так лежать

— А что нам ещё остаётся с лёгким смешком в голосе отбился Возвышенов. Андрей Семёныч, дорогой, не мучьтесь и не терзайтесь понапрасну. Я понимаю понять и принять всё то, что вы сейчас от нас услышали сразу трудно. Вам потребуется время. Будем надеяться, что и у вас, и у нас его ещё действительно много впереди, а также на то, что мы более никому ни зачем не понадобимся наверху. А понадобимся что ж, мы же всё равно в этом случае бессильны что-либо предпринять или изменить. Остаётся, разве что, порадоваться, что нас не кремировали ибо я не уверен, что на сожжённых распространяются те же посмертные законы, что и на нас с вами. Так что как не крути, а выход, уважаемый Андрей Семёнович, у нас, по большому счёту, только один.

— Это какой же

На несколько мгновений снова воцарилось молчание, и Андрей Семёнович готов бы был поклясться, что почти воочию видел, как переглядываются друг с другом его новые соседи, невзирая ни на темноту, ни на стенки гробов, ни на разделявшую их земляную толщу.

— Сыграем в «Города», Андрей Семёныч предложил Возвышенов, и в голосе его звучала добрая дружеская улыбка.

Соседи - Новенький! Эй, новенький, слышь! Спишь, что ли, ещё Новенький! Эй! «Да что ж такое-то, - с досадой подумал Андрей Семёнович. И тут кому-то чё-то от меня надо, а! Ты подумай! И тут покоя

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *