Истории из жизни реальных людей
Нет ничего страшнее одиночества. Пусть сейчас бросятся к клавиатурам интроверты — слать мне возражения и петь ему, одиночеству, дифирамбы. Мол, благо это.
Я не поверю. Хотя — каждому свое.
Я и сама интроверт. Но не махровый, так сказать. Не терплю толпы. Сроду не была на всяких митингах. Очередей не выношу. Когда устаю от чрезмерного общения, ухожу к себе и в себя. На несколько дней. Это могут быть длинные выходные, праздники какие-то… Тогда тишина для меня — лучшая музыка. Но потом я не выдерживаю и иду к людям. И какое это счастье, когда есть к кому пойти. Страшное это дело — одиночество.
Но ничего нет страшнее одинокой старости…
Давний приятель моего мужа, лет на десять его постарше, года два назад овдовел. Милейшая, великой души человек жена его, Софья Николаевна, заболела дрянью той, лекарство от которой никак не могут найти. И в одночасье умерла. Семья у них, что называется, крепкой была. Трудяги оба, каких поискать. Сами, без всякой помощи, выстроили добротный дом. Вырастили и поставили на ноги троих сыновей. Сад вокруг дома, огород огромный. Порядок во всем. Достаток. В гараже старенькая, но еще надежная машина. Жить бы да радоваться внукам.
Не случилось радости. Остался хозяин, Федор Иванович, в доме своем огромном один. Тосковал. Начал было к бутылке прикладываться, но очень быстро одумался и стал, как прежде, вести дом. Один. По субботам вытаскивал, как раньше, во двор ковры. Выколачивал. Потом еще пылесосом прохаживался, и дом его сверкал чистотой, как при Софье. Научился варить борщ. И сказал как-то мужу моему:» Я и не знал, что борщ сварить — это не меньше двух часов надо…»
Мы дома часто о нем говорили. Ездили проведать его. Угощал нас на кухне собственноручно состряпанными пирогами и, кивая на портрет жены своей, что стоял на отдельном столике, говорил о том, что не мыслит в доме своем другой хозяйки. А потом всхлипнул и изменившимся голосом сказал, как опостылело ему одиночество…
…Я много лет знакома с одной женщиной. Екатерина Ильинична. Ей много лет. 70 с маленьким хвостиком. Но она потрясающе выглядит! Пышные ухоженные волосы, статная, большеглазая. Морщинки — только вокруг глаз, но и те как-то очень ей идут. Работает медсестрой. До сих пор работает! И почти вслепую попасть в вену ей равных нет. Зав. отделением на нее молится.
Овдовела лет тридцать назад. Один раз попыталась наладить личную жизнь. Проходимцем оказался горе-избранник. Но это совсем другая история…
Единственная дочь ее много лет живет в другой стране. Приезжает редко…
Две похожие жизненные истории…Так нередко бывает, если говорят о людях советской эпохи, чья юность пришлась на конец шестидесятых.
У Екатерины большой, 6 комнат, дом. Да что там дом — поместье! С хозпостройками, малинником, садом-огородом. И идеальный везде порядок. Совсем как у Федора Ивановича.
Откуда мне было знать, что их пути пересекутся…
Я когда-то учила английскому языку первоклассницу- внучку Екатерины Ильиничны. Она ее растила, пока мама работала за границей. С тех пор мы приятельствуем. И в одну из встреч она, краснея, как юная дева, рассказала о том, что в судьбе ее наметились изменения.
«Знаете, мне после смены в больнице не хочется идти домой. Собаки и той нет — померла. Только две кошки и встречают. А тут.. Познакомились мы с одним человеком. Брат его лежал у нас в отделении. А он пришел его навестить. Слово за слово.. В общем, мы вроде как вместе…»
«Помилуй Бог, Екатерина Ильинична, так это же как хорошо! А кто он, как зовут, где живет »
И тут выясняется, что «один человек» — это Федор Иванович и есть! И скажите после этого, что мир не тесен!
Тут бы самое время сказать: стали они жить-поживать да добра наживать. Да только добро у обоих было нажито давным-давно. И именно оно препятствием и стало.
Какое-то время жизнь двух немолодых, испытавших немало горя людей окрасилась новыми красками. Принарядившись, они ездили друг к другу в гости. То он к ней, то она — к нему. Помогали друг другу. Она в его доме развесила новые шторы, и он подивился, насколько уютнее и красивее стал его дом. А он постриг по весне все ее деревья-кустарники. Да мало ли по дому мужской работы…
Но, погостив, закончив дела житейские, они возвращались домой. Каждый — к себе.
Федор Иванович — моему мужу: да как же я дом оставлю На кого Ну день-другой сосед Андрей присмотрит, кур покормит, собаку, а дальше Да и не с руки мне, мужику, к женщине в примаки идти.
Екатерина Ильинична — мне: этот дом — вся моя жизнь. Я помню, как мы с мужем, бедные, как церковные мыши, по кирпичику, по камешку его поднимали. И что теперь — просто запереть его и уйти А тут еще сыновья его стыдить стали. Ну знаете, про беса — что в ребро. Ни при чем тут бес. Я же не вчера родилась. Они переживают, чтоб дом на сторону-то не ушел. Ну, вдруг я претендовать буду Я их не сужу. Мне моя дочка то же самое вчера по скайпу сказала..И наказала ухо востро держать, как бы не остаться на старости лет ни с чем.
Мы, я и муж мой, не знаем, общаются ли они сейчас. А насчет супружества, что было забрезжило на их небосклоне — знаем. Не состоялось оно. Они, каждый у «своего», спрашивали совета — как быть.
Я не знаю ни одного человека, кто мог бы подсказать — как. Какая злая ирония судьбы. Жили бы они каждый в коммуналке или в однушке какой — и проблем бы не было. И в мире на двух счастливых людей стало бы больше. Но никто не смог оставить свой дом. Который, видимо, для них, впрочем, как и для меня — живое существо.
…Прав был Федор Иванович. Тот, что — Тютчев. Написавший когда-то:
О ты, последняя любовь!
Ты и блаженство, и безнадежность…
Как жаль…
Автор: