Эспрессо без сахара

Даша уже минут десять отиралась около кафе. Она несколько раз перечитала меню, надписанное мелом на чёрной дощечке у входа. Она переложила мелкие деньги во внешний карман сумки. Она заглянула в окошко и за откинутой изжелта-светлой шторой разглядела бариста — парня чуть младше её самой, с узелком каштановых волос на макушке. Убедилась, что маска плотно сидит на его лице, даже натянута на нос и там зажата — сервис, которым не могла похвастаться дорогая франшиза из дорогого Дашиного квартала.

Ещё она разглядела белый, как сливки, подоконник, такого же оттенка круглый столик, что-то синее возле двери — наверное, очередной бессмысленный декор, такой же фальшивый, как эти пластиковые веточки в горшочках у порога, как завитушки на скамейке, грубо замазанные блестящей краской, как ложная потёртость вывески а-ля прованс.

«Эспрессо. Один. Без сахара, — повторила про себя Даша, защипывая поплотнее дужку респиратора на переносице. — Один-эспрессо-без-сахара.»

Когда человек за прилавком вперит в Дашу нетерпеливый взгляд, она впадёт в ступор, как обычно. Неважно, сколько она выкладывает денег, во что одета, насколько отточена вежливость обслуги — всё равно ледяная паника стиснет её на долгие тридцать секунд. Но заученный заказ вытащить из себя проще. Как связанные платки из шляпы фокусника: один-эспрессо-без…

«Хватит трястись, ну же. Это самый простой напиток, его наливают по сто раз на дню. Бариста ничего не спросит и не скажет.»

Всё равно поджилки щемило. Даша ещё раз посмотрела на цену, перебрала монетки и только тогда подошла к двери. Толкнула — слишком неловко, дверь подалась тяжело и тут же мягко стукнулась о синюю бельевую корзину. Груду разноцветного тряпья, в котором угадывались подушки для скамейки, прикрывал огромный выцветше-голубой фартук в мелкую ромашку.

От двери вниз шла куцая лесенка. Даша застыла на верхней ступеньке.
В кафе сидели люди.

Люди подняли головы и снизу вверх посмотрели на неё. Все разом.

Однако Даша не успела запаниковать. Через миг она поняла, почему: взгляды посетителей не вцепились в неё, не измеряли с ног до головы. Скользнули, как по чему-то давно знакомому: мол, «а, это ты!» — и каждый вернулся к своим делам.

Девочка перед шахматной доской ковырнула ложечкой мороженое и дремотно откинулась на спинку стула, покачивая ногой в белом гольфе.

Мать девочки поводила пальцем над своими чёрными фигурами и двинула пешку. Несколько сбитых белых уже раскатились по столику, но девочку это ни капли не огорчало: у неё-то в плену сидели слон и ладья.

Крепкая девушка за дальним столиком уткнулась в потрёпанную книгу. Перед ней стояло целых три миски с остатками салатов, а к губе прилип кусочек свеклы.

Даша боком спустилась про лесенке и осмотрелась получше. У стены возвышалась старинная посудная витрина с резными верхом, на полках — не один десяток разрисованных кружек, тарелок, розеток. Напротив — ниша, в ней окно, то самое, в которое Даша заглядывала снаружи. Теперь она рассмотрела: шторы пестрели орнаментом. На подоконнике выстроились махонькие цветочные горшки, похожие на те, у порога, но зелень в них кустилась вполне живая. Здесь стоял единственный свободный столик. Казалось, он яблоневым цветком влетел сюда из окна да так и остался.

Шторы пропускали рассеянный солнечный свет с ароматом субботнего утра. Бариста возился за стойкой, ни на кого не обращая внимания. Стояла тишина, чуть расшевеленная неспешными словами: «Ну, я походила. Твоя очередь».

Даша открывала дверь в очередную скороспелую будку, арендованную
молодыми дельцами на родительские средства. Вошла же — будто на чью-то кухню, из тех, что в старых домах выходят во двор, открытые с утра до вечера для снующих туда-сюда детей, соседок и кошек. Даже пахло здесь домашней едой, потому что закуски готовили прямо за стойкой. Видавшая виды небольшая плита, рядом — обычная круглая раковина. На кране сушилось вафельное полотенце, полосатое, как тельняшка.

Кухня, где Даша не была незваной гостьей. Словно специально для неё здесь оставили столик у окна, зная, что ей приятно будет сесть в отдельной нише, где свежий воздух идёт из оконной щёлки. Где она никому не помешает — даже в собственном усталом воображении. И никто не помешает ей.

Столик, на котором краска цвета слоновой кости потёрта не дизайнером, но локтями сотен людей. Безмолвный свидетель их задумчивости и покоя. Единственный, за которым она позволила бы себе снять маску.

Даша подошла к стойке. Бариста коротко улыбнулся ей одними глазами и взялся протирать следующую фарфоровую чашку. Тщательно, не спеша, от донышка до краёв.

— Мне, пожалуйста, раф, — сказала Даша. — У вас какие сиропы есть

Источник