Бабушкины самокрутки (18+, мат)

Бабушкины самокрутки (18,, мат) - Ей богу, Славка, не еби мне мозг. Ничего мы не заблудились. Здесь всего одна дорога. Я нервно посмотрел в зеркало переднего вида. Поймал взгляд водителя, он -

— Ей богу, Славка, не еби мне мозг. Ничего мы не заблудились. Здесь всего одна дорога.
Я нервно посмотрел в зеркало переднего вида. Поймал взгляд водителя, он — мой.
За окном — чистое поле, заросшее дикоросом, редкие деревья.
— Ты же уже к ней ездил
Ирка глянула с переднего сиденья, смеясь одними глазами
— Да кто к ней только не ездит. Вот, ты да Машка ещё не были.
Маша, сидевшая со мной на заднем сидении промолчала, смотря в окно.
— Не боись, Слав, она не укусит. У этой бабули клиентура аж с самой Москвы, одна такая травница. Или она из грибов это делает — Миша вопросительно уставился на Иру, но та лишь пожала плечами.
— Может, и из грибов, может из трав. Может из всего вместе.
Въехали в лес, который чем дальше, тем темнее и гуще становился.
— Не нравится мне это место. — бросил я.
— Ещё понравится. Не раз вернёшься.
— А привыкание есть
— Ну-у… — протянул Миша. — не сказал бы…
Показались домики. Много старых, полуразваленных, как и полагается заброшенной деревне в глуши.
— Она что, одна тут живёт
— Ага. Внуки вроде в городе. Я сильно не спрашивал… Приехали, пацаны и дамы.
Машина остановилась напротив домика, который разительно отличался от всего пейзажа. Ухоженный палисадник, небольшая яблоня, козочка на привязи. Миша посигналил, затем сказал нам выйти.
Через пару минут вышла она: пёстрый платок на плечах, шишка седых волос, иссохшее лицо с живыми, блестящими глазами, смеющимися сильнее, чем у Ирки, руки, сложенные на груди.
— Здравствуй, баб Авдотья. — весело начал Миша. — Мы тут это… понимаешь. У тебя есть
Она оценивающе осмотрела нашу компанию, и расцвела в улыбке.
— Конечно есть. Проходить будете У меня чай есть, травяной.
— Да мы возьмём, и поедем. У нас дела есть… — начал я, но Миша меня перебил.
— Да, не откажемся. Дорога-то не близкая.
— Это да, это так. Проходите же, не мнитесь. — и ушла внутрь, оставив дверь открытой.
Ко мне подошёл Миша, и, положив руку на плечо заговорщески произнёс:
— Мы остаёмся здесь.
— Как это, блять, здесь На ночь что ли — возмутился я.
— Ага, на её самую. — пропела Ира и кошкой взлетела на крыльцо, скрывшись внутри. Подошла Маша.
— Да не бзди, не первый раз так делаем. Смотри, сколько домишек. — он отвёл руку в сторону, показывая на вросший в землю ряд домов. — Если что — можешь остаться в машине.
— Да нет, я с вами…
***
Самовар, самый настоящий, с облезшей золотой краской, стол, накрытый выцветшей клеёнкой и вазочка с конфетами. Бабуля суетливо бегает по кухне, ставит нам кружки.
— Так вы тут будете — словно случайно бросила она.
— Да, бабуль, здесь. Домишко-то какой не занятый есть
— Конечно. Хоть всю деревню занимайте, пустая, уж как двадцать лет. Перестройка случилась, и все разбежались. Вот, я одна осталась…
— А домовые против не будут — пошутила Ира.
Маша бросила на неё взгляд, укоризненный, а бабушка лишь рассмеялась.
— Да они только рады гостям. Вы не бойтесь. — она села рядом, разливая нам чай. Сладкий запах разнотравья приятно защекотал нос, одурманивая. — У нас тут… у меня здесь места тихие. Разве что зверьё всякое забредает. Но меня они не трогают.
— Интересно, почему. — непонятно зачем сказал я, тут же отпив чай. Мягкая волна тепла от живота ударила куда-то в голову, развернувшись там меховым зонтиком.
«Странный чай.» — подумал я, чему-то улыбнувшись.
— Дак за свою принимают. Я их не трогаю, и они меня.
— Симбиоз, значит.
— Чегось
— Ничего, бабуль. Так, к слову.
Мы вышли на улицу, оставив Мишу наедине с бабушкой. Свежий воздух ударил в ноздри.
— Краски какие-то яркие… — поделился я.
Ира хихикнула, даже Маша улыбнулась, поправив спавший локон.
— Вот-вот. Тебе уже не так страшно
— Неа. Место классное… — и зачем-то сложил руки в замок за головой, довольно причмокнув.
— Ну, бабуль, бывай. — Бас Миши приблизился к спине. Наклонившись в низком дверном проёме он вышел к нам. — Ну как, ребят, какой домик оккупируем — и хихикнул.
— Вооон тот. — показала пальцем Ира на крайний, ближний к лесу.
— На том и порешили. Пойду, перегоню машину. — Миша собрался идти к ней, но Ирка повисла у него на груди.
— Мииш, не надо.
— Почему — удивился здоровяк.
Она дотянулась до его ежика из волос и провела по ней рукой.
— Ты сейчас не в том состоянии. Давайте погуляем — весело предложила она.
— Я за. — отозвалась Маша.
— И я не против. — пожал плечами.
— Здесь рядом речка есть, можем сходить.
— Но Мииш, я без купальника. — захныкала Ира.
— Я тоже. — отшутился он. — В майке искупаешься.

***
— А здесь классно.
Миша плещется в реке с хохочущей Ирой, а я с моей молчаливой спутницей сижу на берегу, смотря за костром и жаря шашлыки.
— Ага, так чисто. — ответила Маша.
— Ну что, голубки, как проходит готовка
Довольный, мокрый Миша, играя блестящими на солнце мускулами, в одних шортах плюхнулся рядом, ухватив со скатерти жареный кусок мяса. Улыбающийся, с жиром на губах он выглядел как большой, довольный медведь. Рядом оказалась Ира.
— Да я смотрю вы молодцы. — Улыбаясь, выплеснула она.
Ближе к вечеру, когда от солнца остались полосы света на небе Миша достал пакетики со странным разнотравьем, и чистую, грубую бумагу.
— Зачем нам эти домики, мы можем и здесь. — аргументировал он.
Никто не был против. Подвыпившие и довольные мы ждали, пока он сделает те самые, бабкины самокрутки.
Я сделал первую затяжку. Ничего необычного, похоже на тот чай, только сильнее. Когда всё было скурено, Миша объявил, что подействует через полчаса, а сейчас им с Ирой нужно уединиться, и направился к домишкам. Мы с Машей остались одни. Повисло неловкое молчание.
— Это тот момент, когда нужно сказать какой-то бред, чтобы кончилось молчание — язык девушки явно заплетался.
— Агаааа. — зевая, бросил я, ложась на спину. — смотри, какое небо звёздное.
Небо действительно оказалось звёздным. Неожиданно Маша легла головой на мою грудь, и приобняла.
— Да, ты прав. Ты… слышишь, как они поют
— Кто поёт — не понял я, но через мгновение услышал.
Это пели звёзды. И такой мелодии я не слышал нигде. Мелодия природы. Кристально чистая, как ледяная, родниковая вода эта песня полилась из космоса, минуя мои оглохшие от шума города уши.
Маша приподнялась, смешно улыбаясь и смотря мне в глаза.
— Смотрю, ты услышал.
— Аугхмф…
Она хихикнула, и чмокнула меня в губы.
— Сейчас можно… — и легла обратно.
Я не мог ни возразить, не поддержать поцелуй, только прочувствовать его. Сквозь холод космической музыки пробилась упругая, тёплая волна женского тела, запаха и цвета одновременно. И также неожиданно ушла, оставив меня наедине со звёздами.
Слух становился всё острее, зрение поменялось. Я почувствовал себя рыбой.
— Маш.
— М
— Я рыбка.
— Чудесно.
Вздохнув, я, разочарованный в ней осторожно подскочил, и пошёл в лес.
— Куда ты
— Поглять, Мш, пглять.
— А…Ну, иди.
Раздался хлопок дверцы. Залезла в машину.
«Надо укрыться от этих волн, слишком тяжело.»
В груди сдавилась пружина. Пройдя метров пять я без сил упал на колени, тяжело дыша. Вот-вот космос, не прикрытый ни облаками, ни небом должен был раздавить меня.
— Не справляешься
Писклявый голос. Как колокольчик.
Поднял налитые кровью глаза. Оленёнок. Светится, переливается цветами. Милый животик. Стоит на задних лапках.
— У тебя милые рожки. — почему-то ясно и чётко ответил ему.
Он хихикнул. Подошёл и поцеловал, нет, вдохнул в меня воздух, положив свои получеловеческие лапки на мои бритые щёки. Мир как будто разорвался, скатерть, к которой я так привык исчезла.
— Ебать меня в ушко… — только и выдавил, когда эта пара красивых глазок-бусинок оказалась чуть подальше.
— Хихи. Привет в нашем мире.
Осмотрелся, всё ещё стоя на коленях. Воздух светился, переливаясь туманом ярких, приятных красок. Под землёй — реки, вены из светящихся жидкостей, в них — странные, похожие на медуз рыбы, стайками плывущие по своим делам. Деревья дышат приглушённо, как старики, искрясь кристаллами на голых стволах. в кронах — не листья, а паутины, густые, зелёные. Там и тут бегают эти чёртовы оленята, смеясь и прыгая через кочки и друг друга. Некоторые обратили внимание на меня, и встали рядом, глазея, как на пришельца, не скрывая любопытства.
— И куда теперь — спросил я, деловито. Один оленёнок оказался слишком близко, и я схватил его, встал и взял на руки. Остальные захихикали, хихикал и он.
— Пойдём к старому пню.
— Да, давайте его к пню!
— Кпню его!
— Ахихихих…
Весёлая стайка окружила меня, и повела куда-то в лес. Поглаживая тёплый, мохнатый животик оленёнка пошёл, полностью слушаясь свою хохочущую компашку. Они спрашивали меня, что это на мне такое, и почему я такой странный.
— Так, ребятки, я не из вашего мира!
— Как это Как это Почему тогда ты здесь
— Нуу…
— Эй, ты что, впустил его
— Но он милый!
— ТЫ ЕГО ПОЦЕЛОВАЛ!
— Аааа ты его поцеловал!
— Ничего и не целовал!
— Да да да да да, не целовал!
Мы вышли на полянку. Посреди неё — огромный, покрытый мхом пень. Если деревья дышали старостью, то он дышал вечностью. Да так, что вены в земле содрогались. Я выпустил оленёнка, тут же прибившегося к стайке других, и подошёл к пню. Глубоко вздохнув я зачем-то обнял его, покрываясь мурашками от его дыхания. И мхом. Начиная с ног он покрыл меня целиком, я стал его частью.
Все мысли этого старого куска дерева, вся его вечная жизнь в этом мире пронеслась через меня, каждая птица, зверёк, охотник и комар пронеслись сквозь мой внутренний взор, пока я не увидел самого себя, подходящего к себе и зачем-то обнимающего себя, а затем сам себе отдал все воспоминания.
— Эй, пень старый, старый пень-пенёчек, дядюшка пень, отпусти его! — запрыгали оленята.
— А я и не держу. — Проскрипел я и отпустил своё тело. Сознание вернулось в меня, в эту ужасно неповоротливую, неуклюжую тушу.
«Я могу ходить, но и за всю жизнь не понял того, что понял этот пень, стоя посреди леса.»
Зачем-то скинул одежду. Она мне показалась не нужной, и, весело хохоча поскакал вместе с оленятами.
Мы выбежали на край леса. Почему-то всё стихло, а оленята, остановившись настороженно задёргали носами. Перед нами оказалась деревня.
— Вы…Вы не пойдёте дальше
Они дружно замотали головками, и я попрощался с ними. Сделал шаг вперёд.
Всё разом изменилось. Не было страшно, но и не весело. Спокойно стало. Сначала я услышал голоса. Общая, спокойная песня. Сотни голосов разом пели одно и тоже, не мешаясь, а дополняя себя же. Возле домов, палисадников и по дороге бродили тени. Блеклые, еле светящиеся. Старики, дети, коты и псы. Пара коров. Я вошёл в этот мир, как чужак, но они приняли меня, даже не обратив внимания. Шаг по земле. От ступни, по земле — словно эхо — волны света. Как будто всё поселение — в огромном коконе из той же материи, что и эти призраки прошлого.
Я нашёл домик Бабушки, живой среди мёртвых. Я увидел, как от подковы над дверью льётся золотой свет, окружающий весь дом, как толпа из призрачных котов лакает молоко, заботливо поставленное на крылечке. И тут вышла она.
Ничего не изменилось, разве что её тёплая улыбка звала к себе, согревая даже издалека.
— Ох, это ты. — она заметила меня, и тепло улыбнулась. — А чего ж ты голенький
— Да зачем эта одежда… — начал я, но из-за моего голоса весь кокон содрогнулся, и я замолчал.
— Чшш, тише, сыночек, тише. Ты им не мешай, они живут себе, и пусть живут, не нужно слов. — сказала она и скрылась внутри.
Понаблюдав за котами пошёл дальше, ища непонятно что. И тут, открыв дверь одного из домов выглянул Миша. Его бас сейчас, казалось, мог порвать и меня.
— Славик… Славик, какого хуя ты голый — его лицо сложно передать словами. Представьте медведя, который понял, что он медведь. Примерно так.
Из-под его подмышки показалась заспанная, растрёпанная голова Ирки. Игриво улыбаясь она оценивающе смотрела на меня, но Миша спрятал её обратно.
— Ты это… Иди, оденься хоть.
— Хорошо. — кокон вновь содрогнулся. И почему от его голоса он не дрожит.
— Что-что
— Хорошо, говорю. — чуть громче произнёс я, озираясь по сторонам. Пара глаз уже обратила на меня внимание.
— Ну так иди. Не смущай Ирку.
— Да я и не смущаюсь. — буркнула она из темноты.
Почему-то я стал страшно злиться, и топнул ногой. Кокон содрогнулся, чуть просев.
— Эй, ты чего топаешь — пробурчал маленький дедок, недовольно выглянувший из-за широкой спины Миши.
Я топнул ещё раз, чуть не упав. Отовсюду послышались недовольные возгласы и бурчание. Ещё несколько дедков выскочили на улицу, бухтя.
— Славик, ты как, нормально — Миша обеспокоенно высунулся из дверного проёма, открывая взору полуобнажённую Ирку.
— Да, мне заебись, Миша. ЗА-Е-БИСЬ!
Послышался треск. Где-то сверху порвался кокон, засвистел ветер. Дедки, как по команде спрятались в своих укрытиях, начав кричать на меня.
«А что, если они тоже прячутся от космоса»
Встав в позу спринтера и выкрикнув во всё горло самому себе команду старта я разбежался, и врезался в кокон. Треск разорвал перепонки, и кокон, прощально вздохнув упал на землю. Стало жутко холодно, как зимой, меня буквально сносило с ног от леденящего ветра. Небо вновь надавило сверху, а на поле, похожий на шагоход из Звёздных Войн завыл гигантский зверь, сотрясая землю.
— Пизда мне, Миша, пизда!
И я был прав. Собравшись в огромное облако духи деревни налетели на меня, проникая в плоть. Решив спастись бегством понёсся в лес, постоянно падая и крича от боли.
— Оленята! Оленята, черт бы вас драл, спасите!
Из-за деревьев на меня смотрели испуганные глаза, а те, что были ближе других убегали прочь. Там, где проходил шторм из призраков больше не светилась земля, а деревья становились обычными.
Я пробежал где-то метров четыреста, прежде чем упал в кусты, сожранный призраками. Всё моё сознание провалилось в небытиё, и я примерно вечность пробыл нигде, просто повиснув во тьме. Не способный дышать или умереть я оказался в вечной агонии. И если где-то и есть ад, то это — его десятый круг.

***
— Славка…Славян! Ты живой Мать твою, живой. Ну и дал же ты жару.
Разлепил веки. Яркое солнце ударило по воспалённым глазам, вернулось зрение. Надо мной склонился испуганный Миша, рядом отвернувшиеся девчонки .
— На вот, мои шорты. В трусах доеду. Ты как, нормально
— Д..да, нормально, пойдёт.
Натянув одежду, встал. Не шатает, не тошнит, всё в норме.
— Ребят, а может, домой поедем — предложил я, смотря в сторону леса.
— Да, Славка, домой. Домой поедем.
Держась на всякий случай за Мишу добрался до машины, и, собрав вещи мы поехали прочь. Лишь бабушка, смеясь взглядом вслед уезжающей машине стояла на крыльце, кормя тех самых котов свежим, козьим молоком.

Снегов

Источник

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *