Время

 

Время Шиши-одоши размеренным стуком всегда тянул юношу в этот угол сада. Около десятка бамбуковых трубок звучали на разный лад, ударяясь друг о друга и о камень внизу. Иногда, когда приезжала

Шиши-одоши размеренным стуком всегда тянул юношу в этот угол сада. Около десятка бамбуковых трубок звучали на разный лад, ударяясь друг о друга и о камень внизу. Иногда, когда приезжала старшая сестра, она тоже садилась возле фонтана и разбавляла его перестук искусной игрой на сямисэне.

Жизнь одно лишь пробужденье, жизнь летит мгновенным сном, пела она каждый раз. Ни один визит сестры не обходился без этой народной песни, и раньше, лет семь назад, юноша часто прерывал её игру.

Ма́ю, хватит! кричал он, едва слышал знакомый мотив, и в ярости дважды ломал сестре любимый инструмент. Она не плакала, только грустно опускала голову, забирала сямисэн и уходила в дом. Там она заботливо прижимала его к себе, минут десять сидела без движения, а после без слов прощания уезжала домой, к мужу. Когда возвращалась через две-три недели, снова опускалась на траву в саду перед фонтаном и тихо вытягивала ненавистную брату песню.

Джу́широ, сказала она, и юноша вздрогнул. Сестра не называла его по имени семь лет и не говорила ничего, кроме заученных слов. Почему ты меня не остановил Тебе же не нравится.
Джуширо перевёл на неё растерянный взгляд. Семь лет со смерти матери. Семь лет, как они стали жить по разным домам. Семь лет его ненависти к народному мотиву, смысл которого дошёл только сейчас.
Это мамина песня, проговорил юноша так тихо, что шиши-одоши едва не заглушил его голос мелодичным перестуком. Теперь я понял, зачем она её пела.

 

Он забрал у сестры сямисэн, положил пальцы на струны и протянул последние две строки:
Звук последний уж раздался, хотя первый не смолкал
Джуширо стиснул зубы. Мама болела давно и неизлечимо, но дети узнали об этом слишком поздно отцу пришлось рассказать, когда маму однажды забрали в больницу прямо с семейного праздника. Она никогда не смеялась над сыном, который любил ходить по дому в традиционной одежде самурая, размахивая деревянным мечом. Маю было сложно понять эту странную тягу к прошлому у семилетнего брата, потому они редко могли найти общий язык без помощи родителей.
Каждый час от нас умчался с тем, что Бог нам даровал, пела мать на удивление красиво, укладывая Джуширо спать. Другой колыбельной она как будто не знала, потому после её смерти мальчик не выносил этого мотива настолько надоело.

Время слишком быстротечно, сказала Маю, оглянувшись на дом. В комнате постаревший отец одиноко смотрел в окно, но девушка знала, что он тоже слушает песню. Мама ушла так скоро, что мы упустили драгоценные дни. Она напоминала нам, но мы всё равно не успели.
Сестра грустно улыбнулась.
Джуширо, если ты меня не остановил сегодня, значит, ты наконец вырос. Ребёнку смысла этой песни не понять.

Она вернула себе сямисэн, такой же пережиток прошлого, как и одежда брата. Юноша расценил это как попытку быть с ним на одной волне и, прикрыв глаза, затянул ненавистный мотив вместе с Маю. Ненавистный тогда, ненавистный сейчас и впредь, потому что он всегда будет напоминать об ушедшей матери и потерянном времени.

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *