Винсент

 

Винсент На улице Власова фонарей не было давно. Кажется, при Брежневе разбили последний, да так и не установили новые. Влада Ивановна — женщина лет семидесяти — шла осторожно, прижимая к груди

На улице Власова фонарей не было давно. Кажется, при Брежневе разбили последний, да так и не установили новые. Влада Ивановна — женщина лет семидесяти — шла осторожно, прижимая к груди драгоценную сумку с сочинениями десятого «Б». Учительница опасалась ходить этой дорогой, но там был самый короткий путь от школы до дома, а она, как всегда, задержалась на работе допоздна.

Гопники, наркоманы и прочие асоциальные элементы её не трогали. У доброй половины из них Влада Ивановна была классным руководителем. Да и западло трогать старушку.

Тихое шуршание листвы, мокрая от дождя трава. Пейзаж напоминал «Звёздную ночь» кисти Ван Гога.

Перед женщиной возникла фигура. Тощие ноги, торчащие из-под пальто. Маленькая голова в широкополой шляпе. Фигура приблизилась и остановилась в метре. Женщина вздрогнула. Страх не дал издать ни звука.
— Прошу прощения, что потревожил вас в столь поздний час… — осторожно начал тихий мужской голос. — Некоторые обстоятельства заставляют меня пойти на крайние меры.
— Сумку не отдам! Там сочинения, — твёрдо сказала Влада Ивановна. Она была готова биться за тетради до конца.
— Что вы, милая леди. Я бы не посмел вас ограбить. Лишь смиренно прошу вас взглянуть… — полы пальто распахнулись. Женщина зажмурилась, опасаясь разглядеть в темноте тело извращенца.

Её руки коснулась стопка листов.
— Не поймите меня неправильно. Я писатель и, ввиду невозможности представить широкой публике свои сочинения, вынужден искать иные способы распространения своих сочинений. Прочтите, пожалуйста, — мужчина говорил вкрадчиво, подбирая каждое слово.
— Лучше б эксгибиционист, честное слово, — Влада Ивановна поморщилась.— Ладно уж. Хуже сочинений Петракова всё равно ничего не будет. Но не здесь же!
— Я бы пригласил вас к себе, но, боюсь, вы сочтёте это приглашение неуместным.
— Пойдём ко мне домой. Но учтите — я только взгляну. И вы тут же уйдёте. В наше время опасно демонстрировать подобные вещи на улице.

Через пятнадцать минут они сидели за столом на маленькой кухне старой квартиры. На стене висела репродукция «Ирисов», совсем не вписывающейся в скромный интерьер постсоветской хрущёвки.
— Вот здесь у тебя слишком тяжёлое предложение. Ваня, ты слушаешь — Влада Ивановна строго посмотрела на сидящего напротив мужчину.
— Слушаю, учитель, — смиренно ответил Ваня. — А что не так По-моему замечательное предложение. Только послушайте: «И громыхали войны между марсианскими туглобрюхами и волосистыми пескокроликами, будто не было у них других дел, кроме как сражаться друг с другом день и ночь».
— Всё с ним не так. Только посмотри — согласования никакого, несколько смысловых частей впихнул. Да ещё названия эти…

Они просидели на кухне до утра. Учительница правила ошибки, терпеливо разъясняя, как улучшить текст. Ваня — по документам Иван Иванович Скирский — внимательно слушал, жадно впитывая знания. В мире, где писательство под запретом, а школьные сочинения свелись к ответам на тесты, подобные уроки стали большой ценностью.

Влада Ивановна отправилась на уроки, взяв с новоиспечённого ученика слово, что тот будет приходить каждую неделю на занятия. Она соскучилась по хорошим книгам и текстам. Оттого и взялась помогать этому странному человеку. А может потому, что несуразный, долговязый белобрысый чудак ей чем-то понравился. Женщина и сама не знала точной причины странного поступка.

Так продолжалось несколько месяцев. Иван писал книгу о страшной войне за престол, Влада Ивановна правила главы и объясняла правила согласования, деления предложений и многое другое.

Но однажды Ваня исчез. Без предупреждения и предварительной договорённости. Просто не пришёл на занятие. Будто его и не было никогда. Женщина загрустила. За время общения она успела привязаться к мальчику. «Абонент недоступен» — сухо сообщал автоответчик на каждый звонок. А адреса она и не знала.

Всё изменилось в вечер, когда в почтовом ящике появилось письмо. Текст его был довольно коротким и состоял всего из трёх предложений: «В ночном небе зарыто красное вино. Тушканчики отрыли хлебные корочки в подполье, наелись и издохли. Видимое станет ключом, если услышать будет дано обратное».
На оборотной стороне листка криво-косо были нарисованы люди, идущие по кругу.

 

Иной счёл бы это простой детской шалостью или неуместной шуткой. Но Влада Ивановна поняла — это крик о помощи. С Ваней что-то случилось. И каракули — попытка изобразить «Прогулку заключённых». Ван Гог, нежно любимый учителем и учеником, давно стал тайным шифром. О писательстве было опасно говорить напрямую — власти не одобряли это дело и моги выписать большой штраф, посадить в тюрьму или даже казнить за попытку создания художественного произведения, не вписывающегося в рамки политики государства.

Только вот — что теперь делать Как помочь На конверте ни обратного адреса, ни телефона. Никаких данных или подсказок о местонахождения ученика. Влада Ивановна спрятала письмо во внутренний карман пальто и поспешила домой.

«Тушканчики отрыли хлебные крошки» — книгу нашли. Ване грозит большая опасность. За ним могут прийти. Если ещё не пришли.

Но красное вино… Женщина не имела ни малейшего понятия о том, как это относилось к делу. Нужна ли помощь или это просто информация Оставалось только догадываться.

Второе письмо не заставило себя ждать. Содержание его не слишком отличалось от предыдущего.
«Тушканчики кругом несут околесицу. Трижды подумай, мог кто-то повеситься Иглобрюхи напали на бедных тушканчиков. Мучили голодом, били сурками. Но не нашли тушканчиковой мамы. Мама беги, если ноги уносят. Три иглобрюха бредут на колёсах».

Почерк тот же. Но если Ваня в тюрьме, как он умудрился написать письмо Как отправил его Слишком много вопросов и слишком мало ответов.

Вместо третьего письма пришёл участковый. Долго спрашивал про соседей, между делом вставляя вопросы вроде: «Кто это к вам, Влада Ивановна, по вечерам приходит Чай, ухажёр завёлся Не поздно ли, на старости лет»

Ещё через месяц объявился и сам Иван. Ещё более измождённый и худой, чем обычно. Обычно довольно общительный, теперь непривычно молчаливый. И почему-то всё время прятал правую руку то в карман, то под стол.
— Влада Ивановна, вы должны поехать со мной. Прошу. Умоляю. Здесь слишком опасно. Времени очень мало.
— Но у меня работа, выпускной класс на руководстве. Педсовет на носу, да ещё и цветы поливать будет некому, — робко отнекивалась женщина.
— Если сейчас не уехать, цветы явно будет некому поливать. Или как в «Мастере и Маргарите». Поселят в вашу квартиру кого-то более благонадёжного — и всё на том. Для этих людей закон поворачивается в нужную сторону. И мы оба знаем, о каком именно законе идёт речь. Пожалуйста, поезжайте со мной. Там будет безопасно. Хорошие люди.
— Даже и не знаю, Ванюша…

В дверь настойчиво постучали. Не дождавшись ответа, хлипкий кусок фанеры снесли, в квартиру ворвались вооружённые люди.
— Вы арестованы по статье сто три часть два закона о писательстве, — трое в масках скрутили Ваню и Владу Ивановну, не оставляя шанса выбраться.
— Вы обвиняетесь в производстве художественного текста антигосударственной направленности. Вы имеете право на добровольную сдачу книги.
— Только я виноват, отпустите её! — кричал Ваня. Но его никто не слушал.

— Руки на стол. Оба. Живо, чтобы я видел! — гаркнул главный.
На правой руке Ивана отсутствовал указательный палец.
— А ты, вижу, попадался, голубчик. Предупреждением отделался. Ну, теперь по полной пойдёшь. Зря добровольно не сдался…

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *