Двадцать первый

 

Двадцать первый Он беспомощно смотрел на меня. Я лежал на одной из коек двухместной палаты, и наблюдал, как мой сосед медленно встаёт на ноги и недоверчиво оглядывает свои руки, как будто видит

Он беспомощно смотрел на меня.

Я лежал на одной из коек двухместной палаты, и наблюдал, как мой сосед медленно встаёт на ноги и недоверчиво оглядывает свои руки, как будто видит их в первый раз. Пострадавший в том же пожаре, что и я, он до сегодняшнего дня пребывал в беспамятстве, а в те редкие минуты, когда приходил в сознание, ничего не видел. Врачи говорили, что ему не суждено восстановиться и смерть его не за горами… Как и моя. И вот теперь он стоял посреди палаты, полностью здоровый, а между мной и им находился некто в белом халате и с крыльями, и виновато смотрел на меня.

— Ты не собираешься меня лечить, — я не спрашивал, а утверждал. Лицо ангела сделалось совершенно несчастным.
— Ты не должен был этого видеть, — тихо сказал он. — Я бы вылечил твоего соседа, пока ты спал, его бы выписали, и ты проснулся бы, когда койка была уже пуста.
— Но я не спал.
— Но ты не спал, — эхом откликнулся ангел, — мне очень жаль.
— Теперь тебе придётся меня убить — пошутил я мрачно.
Ангел вздохнул и не ответил.

Cосед недоумённо уставился на меня:
— С кем ты говоришь
— Считай, что у меня жар и галлюцинации, — перевёл я на него взгляд. — Раз уж ты можешь ходить, не мог бы ты позвать медсестру с поста Пусть вколет мне что-нибудь обезболивающее, а то мне очень хреново и улучшений в ближайшее время не предвидится, — я с укором покосился на ангела. Тот потупился и отвернулся. Сосед обеспокоенно вгляделся в моё лицо и в самом деле отправился в коридор.

— Ты не понимаешь, — раздосадованно обернулся ко мне ангел, как только за его пациентом захлопнулась дверь.
— Куда уж мне, — криво ухмыльнулся я, сжимая подушку: боль и в самом деле накатила с новой силой.
— Нет, не понимаешь! — он нервно расхаживал по небольшой палате, задевая крыльями углы мебели. — Дело даже не в том, что у меня есть список людей, которых я должен излечить…
— И все они, конечно, в будущем сильно повлияют на судьбу нашего мира — поинтересовался я.
— Нет! — негодующе воскликнул ангел, вскинув руки к потолку. — Все они выбраны совершенно случайно! Господь Всемогущий собственноручно кидает двадцать игральных костей с количеством граней, равным числу неизлечимо больных в списке, и я отправляюсь их лечить! Ты хоть представляешь, сколько раз я был в ситуации, когда должен был излечить лишь одного, в то время, как рядом умирал кто-то ещё
— Много — мой голос звучал не особенно сочувствующе, впрочем, я и не старался.
Ангел спрятал лицо в ладонях.

 

— Иногда я нарушал Его веление, — проговорил он глухо, — и лечил тех, кого не должен был.
— Тебя наказали, и ты больше так не будешь — издевательски спросил я.
— Велико прощение Его, — отозвался ангел, не отнимая рук от лица. — Но в этом году у меня действительно получилось лечить лишь тех, кто был в моём списке. И этот раз — последний, двадцатый.
— А потом тебя уволят
— Потом я должен ждать до будущего года, чтобы лечить снова, — он убрал руки от лица, но избегал встречаться со мной взглядом.
— Ну что ж, — холодно сказал я сквозь зубы, прижимая к себе подушку. — Раз мне ничего не светит, какого чёрта, — он вздрогнул, — ты тут передо мной распинаешься Мне суждено умереть, нас таких сотни тысяч, ты лечишь лишь двадцатерых и на сегодня твой лимит исчерпан. Лети в свой рай, отдыхай! — я злился на него, на соседа, на себя, на божественный рандом.

— Я устал, — неожиданно признался ангел и присел на край соседской койки. Лицо его подозрительно блестело в свете луны. — Устал решать, кому жить, а кому умирать. Ты можешь стать моим двадцать первым, и это будет последнее, что я смогу. Хочешь
— Всё равно ведь это не ты решаешь, а этот ваш божественный ран… Что — я осознал, что он сказал, и поперхнулся на полуслове.
— Стать моим двадцать первым, — терпеливо повторил ангел. — Будешь полностью здоров, но с одним условием.
— Колись, что за условие — я сел на койке, превозмогая боль.
— Будешь лечить своих двадцатерых в год. Кого хочешь, но только двадцать человек. Если попытаешься вылечить двадцать первого… Последствия непредсказуемы. Либо просто ничего не получится, либо он умрёт раньше времени, либо ты умрёшь сам, либо…
— Что — торопливо спросил я.
Терпение ангела было воистину таковым.
— Либо навсегда потеряешь силу излечивать людей.
— Мне всё равно, я согласен! — выпалил я, не успев осознать, что говорю.

Ангел протянул мне свою мокрую от слёз ладонь. Я ухватился за неё, как утопающий хватается за борт спасающей его лодки, и поднялся на ноги. Ожидал пронизывающей всё тело боли, но она не пришла. Напротив, я чувствовал себя таким здоровым, каким не чувствовал с детства.
—… Спасибо! — кажется, на моих глазах тоже выступили слёзы.
— Тебе не за что меня благодарить, — виновато улыбнулся ангел, и улыбка его была прекрасна, как тысяча рассветов. — Ты помогаешь мне, но ещё не знаешь, какую ношу берёшь на себя.
— Как-нибудь разберусь, — ответил я, улыбаясь ему в ответ.
— Удачи тебе… И прощай, — ладонь в моей руке потеряла твёрдость, растаяла, словно дым, и сам ангел, на секунду став светящимся силуэтом, улетучился, оставив меня наедине с моим новым счастьем.

— Я готова сделать вам укол, — возвестила молодая медсестра, входя в палату и щёлкая выключателем. — Ой… И вы тоже…
А я стоял посреди палаты — босой, в одной только больничной рубахе до колен, без малейших следов ожогов и переломов, с совершенно дурацкой улыбкой на лице, и мечтательно смотрел в окно: туда, куда умчался облаком света мой печальный спаситель.

Двадцать первый Он беспомощно смотрел на меня. Я лежал на одной из коек двухместной палаты, и наблюдал, как мой сосед медленно встаёт на ноги и недоверчиво оглядывает свои руки, как будто видит

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *