«Аист»

Дорога до объекта петляла по сосновому лесу, кое-где выныривая на каменистый высокий берег залива. Наконец автобус резко свернул и по заросшей орешником просеке доехал до контрольно-пропускной будки номер один. Из нее вышли двое охранников. Один обошел транспорт снаружи, второй вошел в салон и начал проверять пропуска. Третий наблюдал за происходящим из окошка, держа руку на кнопке. Пассажиры знали: если что-то пойдет не так, он нажмёт эту кнопку — и люк под автобусом раскроется, проглотив их всех скопом. Что там внизу — известно не было, оттого гипотезы выдвигались невероятные, пересказывались из поколения в поколение и имели статус городских легенд.

В Городе объект считался градообразующим, военным, секретным, опасным, и говорить о нем было не принято. Сотрудники всячески оберегали свои тайны. Любой новый человек попадал в автобус только в сопровождении специально обученного представителя. Попутчиков, естественно, не брали, а случайно ошибившегося дружно изгоняли. Сегодня в сопровождении кадровички Лёси ехал молодой лохматый парень.

Первый кордон прошли без приключений. Через километра четыре лес стал гуще и выше, показался забор второго периметра – выше и толще – а КПП представляло бетонный мешок с разным сложным оборудованием на стенах. Автобус, кряхтя, вполз в него, тяжелые шлюзовые двери захлопнулись. Водитель выключил зажигание. Минуты три транспорт с людьми просвечивали лучи разной степени видимости. Не взирая на Лёсины осуждающие взгляды, сотрудники страшным шепотом пугали новичка:
— Тут, если что, автобус затапливается. Прямо в этом мешке-шлюзе.
— В кислоте.
— Не, в щелочи.
— Не врите, о чем не знаете! Сначала в щелочи, потом в кислоте. До полного растворения органики. Думаешь, почему тут лес такой роскошный Удобряют время от времени.

Парень недоверчиво боялся. Я же слушал вполуха, в троллинге участия не принимал. Страшно не было, привычка.

За третий периметр автобус не пропускали. Люди выходили, подвергались очередному досмотру и пешком шли до входа на фабрику: маленькому сарайчику, сколоченному из старых замшелых досок. Внутри находился идеально ровный куб с четырьмя дверями на гранях. Дождавшись очереди, я вошел в свою западную дверь. Пройдя обязательную процедуру модификации и еще один контрольный пункт, я вошел в родной цех.

Я люблю свою работу. Ну, не по утрам и не в конце месяца. У нас чудесный коллектив. Чудик на чудике. А генеральный — просто золотой. Одним взглядом придавит, почище золотого слитка. Но я люблю свою работу. А работаю я в ОАО НП «Аист».

Только мы с мужиками собрались танино-теобраминового принять, открывается мембрана, Лёся новенького ведет.

— Вот, — говорит, — знакомьтесь. Стажер к вам в цех.
— Это зачем еще! – возмущаюсь. Тут квартальный аврал на носу, новенького нянчить ни сил, ни времени!
— А кто людей просил На отдел рекрутинга наезжал – парирует Лёся.
— Я обученных просил!
— Нет обученных. Бери, что дают! – припечатала и ушла.

Я проводил взглядом кадровичку. Не таким тяжелым, как у шефа. На золото не потянет, разве что на свинец. Толку от этого, конечно, никакого, но все-таки. Однако, обидно. Никто нас всерьез не воспринимает. Другое дело — основное производство, особенно святая святых – конструкторский отдел или сборочный цех. А мы так… то ли нужны, то ли и без нас обойдется. Вспомогательное производство.

Вообще, все комплектующие поступают от смежников. На каждое изделие два комплекта от двух разных производителей. Ну, их, конечно, гораздо больше, производителей этих. Но на изделие идёт всегда два разных комплекта. И мы никогда не знаем заранее, какие именно комплекты пойдут в дело. Заказ на какую комплектацию прилетит. У смежников-то производство запчастей поставлено на поток. Процедура отработана. Как только у них там новое производство сдается в эксплуатацию, в наш конструкторский передают всю проектную документацию. Вместе с головной болью для наших конструкторов. Им предстоит из всего многообразия форм и вариантов деталей сконструировать единое целое. До 40 000 единиц в 4D модель сложить в нужной последовательности, то есть не только конструктив определить, но и спрогнозировать его функционирование во времени. Создать в программе типа АВТОКАД саморазвивающееся и самообучающееся изделие, написать программу этого развития, передать на сборку. Чтоб к моменту поступления комплектующих все было готово.

Вот только… Тут бывает по всякому. Частенько одно с другим не срастается. Смежники откровенный брак гонят. Или запчасти поставляют чуть ли не раньше проектной документации – цейтнот гарантирован. А могут и не привезти вообще. Или так поздно, когда уже никто и не ждал. Чертежи стерлись, запчасти покорежились. Так что сборка часто работает с помощью кувалды и обсценной лексики. Мата, короче. А там уж что получится.

Рассказываю я все это новенькому, а он любопытно озирается. Впитывает.
— Всё, — говорю, — понятно
— Нет, не всё. А я чем буду заниматься

Вздыхаю тяжко так. Эта часть не особо приятная. Ну не престижный наш цех, чего тут говорить. Смотрю на моих горе-работников. Сидят, напильниками пилят, облой снимают. Готовые изделия в контейнер скидывают. Подвожу стажера, показываю.
— Конкретно мы занимаемся изготовлением вот этого.

Стажер взял готовый кубик, покрутил в руках, знаки на всех шестнадцати гранях подушечками пальцев пощупал:
— На игральные кости похоже.
— Ага, — киваю, — по сути они самые и есть. Их вставляют в готовое изделие в произвольном порядке. Случайная комбинация. А там уж как сыграют.
— А зачем
— Считается, мы даем шанс на вариативность всей системе изделия. При сборке новой дезоксирибонуклеиновой… — начал было я.
— Сборке чего
— Дезоксирибонуклеиновая кислота. ДНК. При зачатии, то есть сборке нового изделия на основе материнских и отцовских запчастей конструируется новое изделие. Комплекты порой содержат отклонения. И вообще, среди них откровенно неправильные детали-гены попадаются. А наши гены-мутанты вбрасываются в случайном порядке. Как игральные кости в игру – это ты правильно подметил. Они дают организму шанс модифицироваться.
— Так, а если модификация хреновая – спрашивает.

Пытливый стажер попался.
— А это прабабка надвое сказала. Вот, например, сработала мутация миллионы лет назад. В результате шерсть с обезьяны повылезла. Мало того, закрепилась мутация. Вроде, урод получился лысый с пониженной стойкостью к холодам и, соответственно, нежизнеспособный. Это с точки зрения обезьяны. А в итоге – стимуляция мозгу. Жить-то хочется! Шкуры выделывать научились. Огонь добывать, лён выращивать. Карден, Шанель, Корбюзье и система центрального отопления. Целая индустрия!

Промыл я мозги идейно-политическим экскурсом и посадил новенького к Михалычу, напильник дал. Пусть учится. Пора было делом заниматься. Я тут всем заведую и наши эти игральные кости сам лично инспектирую. Каждую. Я действительно люблю свою работу. Кручу в руках маленький оранжевый кубик — отшлифованный до блеска, с нанесённым на гранях не то рисунком, не то буквенно-числовым кодом. Чувствую, как тепло моих пальцев впитывается в «игральную кость», как оживает что-то внутри. Я, конечно, не знаю, в какое изделие пойдет этот набор мутаций. Но искренне желаю: пусть родится малыш с суперспособностью. Или пусть будет шанс у заведомо больного родиться здоровым.

Хотя я понимаю, что его величество случай все решит сам. Потому нас так не любят. Мы вносим хаос в стройную и точную науку. Генная комбинация выстраивается строго по законам, четко из материнских и отцовских запчастей. Латентность, доминантность. В нас не верят, нас ругают. Наши безликие случайные гены дадут либо регресс, либо развитие человечеству. Кто-то проиграет, кто-то выиграет.

Я подкидываю шестнадцатигранный кубик, он падает на стол и застывает на ребре. Эх… Упаковываю партию, отправляю на сборку. Скоро конец смены. Я снова пройду модификацию и из наночастички стану полноценным человеком. Поеду домой. И не стану думать о том, насколько хорошо подготовил мой цех случайные шансы — игральные кубики жизни. И кому они достанутся. Сегодня.

* * *
Майе хотелось курить. И напиться. Майя боялась. Страх этот жил в ней всегда, порой прятался глубоко в душе, почти растворялся, и она на время забывала о нем. Но за последнюю неделю страх расцвел буйным цветом. Дело было в Хантингтоне. Смертельное генетическое заболевание передавалось в их роду по наследству, но, подчиняясь какой-то там формуле проявлялось не у всех. Как раз Майя была здорова, но ген болезни никуда не делся.

Все произошло совершенно неожиданно, не запланировано и оттого еще более страшно. Майя поняла, что беременна, неделю назад. Вернее, сначала она не верила, искала и находила причины тошноты, легкого недомогания, задержки. Прятала голову в песок. В неделю назад сделала тест, и сомнения отпали. Принять решение оказалось непросто. Как поведет себя муж, если.. Хватит ли ей сил растить больного ребенка Сможет ли она решиться избавиться от беременности Как потом сможет жить с этим А может, ее ребенок здоров

Майя шла в женскую консультацию. Она узнает обо всем. Сегодня.

Источник