Истории из жизни реальных людей
Океан просто прекрасен в это время года. Солнечные лучи дробятся мерцающими бликами в глубокой прозрачной синеве, тёмные, напитанные влагой коряги, словно древний непокорённый бастион, ограждают мир суши от ленивых нападок стихии. Светлый, почти прозрачный тёплый песок и пение чаек – миг бесконечного счастья.
Извилистая тропинка между скал ведёт к небольшому одноэтажному дому. Там живёт одинокий рыбак, ещё не старик, но проклюнувшаяся седина и морщины делают обветренное лицо серьёзнее и старше. Запах соли и водорослей, кажется, намертво въелся в крепкие руки. Море ли забрало его семью, болезнь ли – сейчас уже никто из горожан точно не скажет, а у самого рыбака я так и не набрался смелости спросить.
Сначала мальчишкой, маленьким и шустрым, после – юношей, бунтующим и обиженным на почти весь мир, я любил его общество. Сбегал от суеты домашних дел, материнских нагоняев или споров со сверстниками в это место уединения. Рыбак был для меня подобен той самой скале, на которой был выстроен его дом: ни одна сила не могла поколебать его спокойствие, ни стихии, ни людям не было подвластно пошатнуть его взгляд на мир. На все мои истории, переживания и эмоции он находил правильные, нужные и лаконичные слова и жесты. Он не учил меня жизненным мудростям, ставить сети и ходить в море и без его наставлений умели практически все парни в городе. Он просто был тем человеком, у которого для меня всегда было место. Можно сказать, наверное, что рыбак заменил мне отца, не вернувшегося с войны.
Я уехал из родного города, как уезжают многие молодые люди в поисках лучшей жизни: с пустыми карманами, лёгким сердцем и слезами матери на плече. И я писал первое время неуклюжие короткие письма о том, что устроился, нашёл не просто работу – призвание, не просто женщину – любовь всей жизни. Так мне казалось. Мать отвечала о доме, о жизни тихого морского города, о всяких малоинтересных мне пустяках из прошлой жизни. Той жизни, куда часть меня вопреки всему хотела вернуться. Жизни, где всё было проще.
Но как бы стыдно мне ни было это осознавать, в город своего детства я вернулся лишь с известием о кончине матери, оставив позади разгоревшуюся и успевшую остыть за годы любовь и горечь разочарования. После скромных похорон ноги отнесли меня знакомой тропой между скал к безмятежному пляжу белого песка, заполненному солнцем, тёмными обломками деревьев и птичьими криками. Побродив какое-то время в одиночестве, я направился к старому рыбацкому дому, столь же незыблемо возвышавшемуся на скале, как и в памяти о детстве. Навстречу мне пронёсся, едва не сбив на повороте, чумазый счастливый мальчишка, судя по одежде, из местных. Я сам непоседливым юнцом не раз натыкался на прохожих на этой узкой тропе в своё время.
Он сидел на террасе и смотрел на кружащих над водой чаек, на ласточек, свивших гнездо под крышей дома – как обычно делал в это время дня, если не был в море. Задний двор знакомо был затянут сохнущими снастями, над коптильней вилась тонкая струйка едкого дыма. Обернувшийся на звук шагов рыбак удивлённо поднял брови, сощурился, и лицо, запомнившееся мне серьёзное лицо, будто бы не изменившееся ни на чёрточку за прошедшее время, тронула улыбка. Как ни в чём не бывало, он махнул на плетёное кресло рядом с собой и обратился ко мне привычно:
– Какие новости ты принёс сегодня, мальчик
Я замер, не находя слов, что было мне обычно не свойственно. В голове роились тысячи вопросов. Чем вызван такой приём, узнал ли меня вообще этот человек, важный мне человек, чья мудрая ненавязчивая поддержка во многом сделала меня мной. В уме ли он и в здравии ли, кажется мне это или и вправду он вовсе не изменился
– А, сначала вопросы, новости потом. Понимаю, садись же, или ты забыл – здесь некуда торопиться
Знакомый спокойный голос, низкий и хрипловатый, будто всегда слегка простуженный. Свитер грубой вязки, то ли серый, то ли бежевый. Запах моря, сильный, будто на берегу.
Сперва несмело, сбиваясь и делая паузы, постепенно расслабляясь и набираясь уверенности, я рассказал, кажется, всю свою жизнь с того момента, когда пыхтящий эшелон увёз меня навстречу мечтам. История моей жизни, подробности, которых я, казалось, не помнил, проблемы, ушедшие и текущие – с каждой минутой рассказа я будто бы становился легче и одновременно счастливее. Более похожим на того мальчишку, который впервые увидел море.
Когда я замолчал, описав похороны матери и сумбурные эмоции по поводу возвращения, рыбак кивнул и протянул тихое: “спасибо”, слабо различимое среди шума поднявшихся к вечеру волн. Я снова подумал, что при неясном вечернем свете мы с рыбаком сейчас кажемся одного возраста. Знакомый, будто вырубленный в скале профиль на фоне бесконечного волнующегося горизонта.
– Все дороги приводят к морю, мальчик, как когда-то из него вышли. Как жизнь, как истории. Но море большое и шумное, а жизни и истории… Их много, но редкие из них звучат настолько громко, что могут докричаться до моря сквозь пение волн и плач птиц.
Рыбак развернулся ко мне, и глаза его были одного цвета с толщей воды, бившейся в скалы. Он не давал советов и не пытался подбодрить меня, как делал обычно, когда его помощь и совет были мне особенно нужны, он просто посмотрел на меня долгим взглядом, и я почувствовал, будто на меня смотрело само море.
После, подняв руку в обычном жесте и подойдя к двери в дом, рыбак проговорил, прощаясь:
– Возвращайся в мир и живи, мальчик. А когда придёт время рассказать новую историю, возвращайся сюда и знай: море дождётся тебя. Я дождусь.