Истории из жизни реальных людей
— Семен Семенович, голубчик, я понимаю, что вы — автор и так видите. Но и вы меня поймите. Ну не могу я закрыть глаза на шлемоблещущего Ивана верхом на арабском диком мерине. Мерины не бывают дикими. А Иваны — шлемоблещущими. Нет, если вы исправите эту строчку, ваш авторский замысел не пострадает, нет… И вы… И вам… И до свидания… — «и гори в аду», — про себя закончил редактор Серафим Эммануилович и положил трубку.
Роман «Иван — могучая нога» Серафим Эммануилович редактировал уже третий месяц. Автор попался ретивый и плодовитый. А, главное, совершенно неугомонный. И крайне альтернативный.
Альтернативным было все — орфография, пунктуация, логика. Несчастный герой верхом на «диком мерине» «безудержной дикой рысью» мчал спасать пышногрудую «русую блондинку». И вся эта тряхомудия длилась, и длилась, и длилась… Как переваренная макаронина, которая плавает в раковине — и в руки не дается, и в сток не уходит.
От невеселых раздумий Серафима Эммануиловича отвлек очередной звонок.
— Серафимушка, милый, вы только послушайте! Я сегодня не спала всю ночь! Нахлынуло вдохновение и… — из трубки послышался низкий голос Ларисы Николаевны Сташук, широко известной в узких кругах как Черубина Вамп. — Я посвящаю этот текст вам, Серафим! Слушайте!
Пальцы твои чуткие, как врачебный скальпель. Строчек ты касаешься, будто бы искатель. Ты найдешь там душу, что горит во мраке. А на старом кладбище воют две собаки… — Лариса-Черубина трубно высморкалась. — Серафим, ау! Вы тут Вы меня слышите Это стихотворение войдет в мой новый сборник. Я непременно преподнесу его вам с дарственной надписью! И непременно лично!
Благословенный обморок забрал редактора в темноту, и последние слова настойчивой поэтессы он уже не услышал.
В обмороке было хорошо и спокойно. Там бродил меж рядов старый преподаватель редактуры, которого Серафим видел последний раз перед защитой диплома.
— Вы — редакторы! Вы — последний рубеж между хорошей литературой и бездарной графоманией! На вас, молодые люди, великая ответственность. Только вы можете спасти мир. Только вы. Помните, что вы — воины Света. Света, разума и фокализации! Не сдавайтесь же никогда. И никогда не лгите! Итак, что мы делаем, когда к нам на редактуру приносят графоманскую пачкотню
— Отка-а-азываем! — разнесся по аудитории, которая в пространстве обморока, конечно, тоже была, нестройный хор «воинов фокализации».
— А если автор настаивает — хитро прищурился препод.
— Переходим к крайним мерам!
Серафим Эммануилович вынырнул из обморока. «Крайние меры! Ну конечно! Как я мог забыть!» — судорожно вздохнув, редактор заглянул под кровать и нашарил там порядком запылившийся чемоданчик. Весело насвистывая «Гаудеамус», который почему-то все время сбивался на Моргенштерна, Серафим отключил телефон, небрежно сунул его в карман и вышел из квартиры.
* * *
— Добрый вечер. Семен Семенович, писатель, если не ошибаюсь
— Не ошибаетесь. А по какому, собственно, вопросу..
— Привет от воинов Света!
Подъездное эхо подхватило глухой хлопок и понесло его по этажам. Тело писателя медленно оседало на грязный пол. Серафим задумчиво переступил с ноги на ногу, повернулся и поспешил на улицу. Впереди у бывшего редактора было еще много работы.