ЧЕЛОВЕК ЧЕЛОВЕКУ БЫК

 

ЧЕЛОВЕК ЧЕЛОВЕКУ БЫК Автор: — Бы-ы-ча, — протянул одноклассник, накалывая на вилку сочную человечину. Расплылся в улыбке. — Дружок ты мой пирожок! Как поживаешь — Да неплохо, — робко отозвался

Автор:

— Бы-ы-ча, — протянул одноклассник, накалывая на вилку сочную человечину. Расплылся в улыбке. — Дружок ты мой пирожок! Как поживаешь
— Да неплохо, — робко отозвался Быча, рассматривая начищенные ножи, оранжерею и высокую люстру. — Ты, смотрю, тоже хорошо устроился.
— Хорошо, — кивнул Рогач, копытом подзывая официантку. — Тёля, принеси-ка томлёных щёчек.
— Какого возраста — уточнила Тёля.
— Ты какого любишь — обернулся к Быче Рогач. Быча растерялся.
— Я так-то не ем человечину…
— Веган
— Дорого.
— Давай младенцев, — велел Рогач официантке. — И томатику!

Когда на столе появился горшок с разваренным геркулесом, поверх которого розовели щёчки, Быча сглотнул.
— Налетай, — захохотал Рогач. — Смелей, смелей! Чего копошишься Вот так!
Он вонзил ложку в горшок, зачерпнул кашу и подхватил сразу три полоски мяса. Человечина свешивалась с уголков его рта, когда Рогач жевал. Заглотив последний кусок, он дёрнул головой; блеснуло золотое кольцо на роге.
— Давай, давай. Чего хотел-то

Быча откусил край щёчки и облизал ложку.
— Вкусно у тебя готовят.
— А то, — рыгнул Рогач. — Зачем встретиться-то хотел
— Работа нужна. Ты же знаешь, я неплохо готовлю…
— Неплохо — это да. Но у нас тут — высший класс, Быча. Каждый повар — с сертификатом. Санитарная книжка, свидетельство школы Бышлена. Я не могу тебя взять просто так, даже по дружбе.

Быча развёл копытами, растерянно улыбнулся:
— Да я и не ждал особо. Так, наобум… Но спасибо, что выделил время. Что угостил.
— Не пренебрегай человечиной, — серьёзно посоветовал Рогач, указывая на мускулы: — Качаешься же Нужен протеин. Его больше всего в человечьем мясе.
— Дорого, — сухо повторил Быча, отодвигая стул.
— Погоди-ка. Погоди, — потряс головой Рогач. — Поваром я тебя не возьму, это — нет. Но есть одна работёнка… Копыта испачкать не боишься
— Я ничего не боюсь, — угрюмо ответил Быча.
— Моему вышибале на прошлой неделе зазвездили рогом в живот. Пробудет в больничке три месяца, потом ещё восстановление. Хочешь на его место
— Что делать-то
Рогач ткнул копытом за спину, в высокое окно, зашторенное серебристой вуалью.
— Вот этих убрать.

Быча присмотрелся; за стеклом, ёжась от холода, стояли шестеро быков и пара коровок. Одни переступали с копыта на копыто, грея лапы под мышками, другие трясли транспарантами.

«Бык, не ешь человека!», «Люди — братья наши меньшие», «Ты можешь стать человеком в следующей жизни» и всё в таком духе. У крайнего молоденького бычка Быча разглядел надпись «Залайкайте меня полностью, пожалуйста».

— А этот чего высовывается — недоумённо спросил он.
— А, придурок, — отмахнулся Рогач. — Примазался, ищет дешёвой славы. Так что Согласен
— Что делать-то Просто их разогнать
— Не так просто. Они здесь каждый день тусуют, ходят, как на работу. Эти ещё мирные. Агрессивные подваливают к полуночи. Если копится больше двух-трёх — надо разгонять. Согласишься — триста мугриков в месяц и ужин за счёт заведения.

Быча хмуро глянул в окно. Крайняя коровка с белым пятном на лбу напомнила ему Кау.
— Да хоть сегодня начну.
— Завтра, — качнул рогами Рогач. — Санитарная книжка есть Супер! Тёля, проводи-ка нового охранника в отдел кадров.

***

Он сказал Кау, что устроился поваром.

— В «Минотавр» К твоему однокласснику — с любопытством спросила она, выглядывая из-за зеркала.
— Да, — мрачновато ответил Быча.
— Съездим в честь такого поужинать
— Я устал, Кау. Завтра ещё оформляться. Хотел лечь пораньше.

Кау выпорхнула из-за стола и обняла его, обдавая запахом молока и трав.
— Не куксись, Быча. Успеем и погулять, и отдохнуть. Такое событие нужно отпраздновать! И, может, раз такое дело…
Она красноречиво провела копытом по аккуратному ушку. Завитая блестящая шерсть, тени от длинных ресниц, идеальная фигура с крутыми бёдрами… Быча никогда не мог устоять.
— Будут тебе цацки.

***

Неделю спустя ему выдали аванс; Быча принёс домой апельсины, овсяное молоко и упаковку челофарша. Кау, попробовав человечину, осталась в полном восторге.

— Котлеты куда нежней, чем куриные. Позвонковые чипсы — просто восторг!

Через месяц к его стандартному ужину на кухне «Минотавра» добавился десерт из стволовых клеток — комплимент от Рогача. Мугрики полились рекой. Иногда, вне дневного рациона, Быча заказывал горшок щёчек. Каждую субботу они с Кау проводили в «Минотавре», а после ехали кутить — сначала по быкста-местам, чтобы Кау сделала новые фото, после — в «Час Быка», где они шли по ювелирным и шмоточным, а затем оттягивались на танцполе или целовались на ночном сеансе в «КиноТаур».

В Кау было что-то такое… Что-то, что совершенно сводило его с ума, лишало осмотрительности. Быче казалось, что, будь Кау человеком, он полюбил бы её и тогда. Но, глядя на человеческих женщин, он с благодарностью думал: хорошо, что Кау — корова. Союз быка с человеком… Случись такое, одними демонстрациями дело бы не обошлось.

***

Как-то в вечернюю смену Быче сломали рог и выбили три зуба. Дома Кау накладывала ему ледяной компресс и смазывала место скола эмалью.
— Какие у тебя копыта ловкие. И нежные, — урчал Быча. — Как заправский врач.
— В другой жизни я, может, и стала бы врачом, — смеялась Кау.

После того случая Быча записался в спортзал и теперь трижды в неделю качался в «Тавре». Он завёл для Кау золотую карту; в ответ она стала выставлять их общие фотографии с хэштегом Всё шло просто отлично, и единственным, что смущало Бычу, были её запросы, растущие быстрей, чем его мышцы.

В феврале Кау попросила свозить её к морю; она млела, вызолачивая шерсть до оттенка ласкового песка, потягивала коктейли и выкладывала фоточки на сёрфе и огороженном пляже. Он жевал салат — курорт оказался вегетарианским, — испытывал постоянный голод и тихо зверел, глядя, как Кау играет в бадминтон с татуированными быками и тёлочками в обтягивающих джинсах.
— Я бы с удовольствием с тобой играла, но ты не хочешь! — оправдывалась она. Он рычал.

По возвращении — загорелыми, с чемоданами, полными курортной чепухи и блестящих новых купальников из золотых ракушек, — они впервые крупно поссорились — с битьём посуды и истеричным повизгиванием Кау. Ему показалось, что она строила глазки стюарду в самолёте. Кау оправдывалась, но Быча не слушал — он одним ударом разрубил кухонный стол, а затем, рыча, принялся методично удалять из её смартфона контакты пляжных знакомых. Кау хныкала за диваном; когда он поднялся со стула, она замерла. Быча тяжело прошёл к дверям и принял доставку.

— Давай разогрею, — робко предложила Кау, косясь на запаянные в вакуум перчёные рёбра.
— Обойдусь, — буркнул Быча и вгрызся в мясо, запивая рёбра томатным соком.

Следующим утром он вышел на работу, но не ушёл в каморку дожидаться первых демонстрантов, а принялся вышагивать перед крыльцом, отсекая «друзей человека» ещё на подлёте. В тот день на центральной площади проводили большой митинг против поедания человечины — «ох уж это травяное лобби», озабоченно ворчал Рогач, — и к «Минотавру» стянули полицию.

К вечеру демонстранты колонной свернули к ресторану. Быча заметил это из раздевалки; забинтовал копыта, кинул в пасть плитку мясного концентрата и, ласково улыбаясь, вышел на улицу.

 

— Господин охранник, — напряжённо окликнул его бык в бронежилете. — Хочу напомнить, что мероприятие является согласованным, и вы не вправе применять насилие…
Быча улыбнулся, обнажая зубы. Дёрнул обломанным рогом, покрытым золотой эмалью.
— Не вправе. Не переживай.

…Вечер кончился крупной дракой; когда толпу разогнали и кареты Скорой уехали, Быча, прихрамывая, прошёл в ресторан. Смыв с морды кровавую кашу, швырнул бинты в мусорный бак и зычно промычал:
— Тёля! Аспирин!

Но вместо Тёли в каморку вошёл Рогач. Впервые за день Быча испугался: если Ро откажет ему от места…

— Я всё объясню. Они полезли сами. Особенно этот молоденький — так и прыгал на рога!
— Спокойно, Быча, — покачивая копытом, успокаивающе велел Рогач. — Ты просто красавчик. Только загляни в БК!

Свободной лапой Быча обновил ленту — и увидел своё собственное фото в гуще толпы.
— Все первые полосы наши, — поигрывая кольцом в носу, усмехнулся Рогач. — Никакие эсэмэмщики ещё не делали «Минотавру» такой рекламы!
Он бросил на стол пачку банкнот и улыбнулся бывшему однокласснику:
— Премия за инициативность. Со следующего месяца повышаю оклад на пятьдесят мугриков.

Быча довольно замычал. В тот вечер они с Кау, как в старые добрые времена, оттянулись в «Часе Быка». От Бычи шарахались; Кау оделась скромно, улыбалась напряжённо и сделала лишь несколько фото, но он настоял, чтобы она непременно выложила их селфи с хэштегом про золотого бычка.

На минуту Быча затосковал, вспомнив, как замутил с ярко накрашенной коровкой — впервые он увидел её видосы в Бык-Боке, потом долго листал ленту её Быкстаграма, взглядываясь в манящий, с поволокой взор из-под густых ресниц. Через неделю он отважился написать — и Кау растаяла, когда он явился на встречу с букетом полевых цветов, таких редких в городе. Быча потратил на это всю зарплату, но зато нашёл прямую дорогу к сердцу Кау; ключом оказались дорогие цацки.

…Вечером Кау привычно сидела среди розовых подушек, читая комментарии. Благодушно улыбнувшись, сытый Быча улёгся рядом; рога, нырнув сквозь прутья подголовника, привычно упёрлись в стену.
— Что пишут
— Да так, — пробормотала Кау, но он заметил, что глаза коровки покраснели.
— Что пишут — уже грозно повторил он.
Кау прижала телефон к себе. Быча несильно двинул её копытом. Кау вскочила с кровати и побежала; Быча нагнал её и вырвал телефон. Сопя, привалился к стене и принялся читать комментарии под их совместным селфи.

«Ты связалась с настоящим мудилой»
«Кау, опомнись, беги от этого мудака!»
«Такой мудак в следующей жизни проснётся человеком!»

— Значит, так, — яростно прошипел Быча. — Закрываешь свой Быкстаграм сейчас же. А не то придётся отработать все мои мугрики.

***

Следующим вечером он не застал её дома, хотя запер дверь, не оставив ключей. Окно было распахнуто. Вещи Кау в беспорядке валялись по квартире. Пнув пустую косметичку, Быча вонзил вилку в гору холодного мяса и принялся жрать.

Раздался звонок. Вскочив, Быча бросился к телефону, но вместо «Кау» на экране высветилось «Рогач». Босс велел выйти в ночную смену — за сверхурочные, разумеется.

Заметив у крыльца «Минотавра» постные морды с транспарантами, Быча, не переодеваясь, врезался в толпу. Прежде он никогда не пускал в ход рога, но белое пятно на лбу незнакомой коровы сняло предохранитель. Летели ошмётки мяса. В ушах стоял звон, мычание, чужой вой, но громче всего грохотала собственная кровь. Быча пришёл в себя посреди улицы, сидя в подмёрзшей луже, по которой плавали обрывки коровьей шкурки.

— Быча! Мать твою, Быча, ты что устроил — как сквозь вату услышал он. Тяжело повернул голову и, сквозь двоение в глазах, узнал Рогача.
— Чё такое, Ро — буркнул он, сплёвывая.
— Быча, уволен! Уволен! — визжал Рогач, в панике озираясь.
— За что — выдохнул Быча.
— Ты же её убил!
Быча с недоумением уставился туда, куда смотрел Рогач. Измазанная грязью тушка, вывороченная голова, разбросанные копыта.
— Вон, вон отсюда! — шипел Рогач, толкая его в спину. — Пока полиция не наехала! Ты хоть подумал, что с тобой в следующей жизни за такое будет

…Быча сидел за столом в пустой квартире. Мяса не было. Мугриков тоже. Зато были звон в ушах, боль, разрывавшая череп, и санитарная книжка с погашенной печатью «Минотавра».

На зеркале в прихожей висел жёлтый шарфик Кау. Быча зарылся в него мордой, испачкав кровью. Шифон пах травой и молоком.
— Му-у-у, — протяжно и зло взвыл Быча. — Му-у-у!

Это травяные мудилы с курорта сбили её с пути. Это они настроили её против. Они поплатятся…

Быча обмотал копыта бинтами, не смыв кровь. Выбрался на улицу. Дорогу до «Минотавра» он даже не заметил; опомнился, только оказавшись перед знакомым крыльцом с колоннами и алебастровыми вазонами с секвойей.

У ресторана отиралась приличная толпа. Испытав торжествующую, глухую ярость, Быча взревел:
— Му-у-у!
И бросился вперёд.

Он очнулся среди белых стен. Сначала подумал — психушка. Но, заметив капельницу, окна без решёток и мирные фигуры на соседних койках, понял: больница. В горле было сухо, но голова оказалась совершенно ясной.

— Му-у, — неуверенно позвал он. Мычание вышло похожим на блеяние, на кривую пародию.
— Му-у — испуганно повторил Быча. Что-то заслонило свет; через секунду он различил над собой хорошенькую медсестру в белом халате.

— Что такое, Борис Чабанович — участливо спросила она, наклоняясь. — Что-то болит Пить
— М-му, — со страхом выдохнул Быча, ворочаясь. Выпростав лапу, поднёс к лицу. В ужасе шарахнулся, стукнувшись затылком о подголовник; ничего не упёрлось в стену. Вместо копыта перед лицом шевелились пальцы. — Му-у-у-у!
— Всё пройдёт, — успокаивающе погладила его медсестра-коровка. Наклонилась, чтобы поправить одеяло — от неё, перекрывая запахи больницы, пахнуло молоком, лугом, — участливо повторила: — Всё пройдёт. Сейчас добавлю обезболивающего. Спите. Если понадобится — зовите.

Последним, что он запомнил, проваливаясь в небытие, был блеснувший на халате коровки бейджик. «Кау», было написано на нём.

Автор: Стрельченко

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *