Ткачи грёз

Сегодня мы с Мирой Шу показывали нашим подопечным плотную реальность мира людей. Дети впервые не просто смотрели через плотный защитный барьер на удивительные постройки из камня, зелёные леса и синие моря. У них появилась возможность прикоснуться, вдохнуть, погрузиться. По-настоящему побывать здесь – птицами пролететь над городами и пустынями, кошками вскарабкаться на дерево, людьми пройтись по мостовым и длинным пляжам.

Я смотрел на подопечных с безграничной нежностью и умилением, время от времени перекидываясь восхищёнными взглядами с Мирой. Конечно, глядя на наших воспитанников, таких юных, ещё только начавших познавать весь этот многогранный мир, мы не могли не вспоминать себя и наш первый день.

О, это было так давно, а всё равно, как будто вчера. Некоторые города людей изменились до неузнаваемости, другие как будто остались такими же, как тысячу лет назад. И как это им удавалось И всё же, неуловимые изменения коснулись всего, стоило это признать. Просто я сохранил в себе способность смотреть на мир глазами ребёнка. Восторженным взглядом собственных подопечных.

Хотя, по-настоящему детьми наши с Мирой воспитанники были только для таких как я и она. И, наверное, останутся ими навсегда. На деле же, с сегодняшнего дня наши подопечные считались взрослыми, способными на самостоятельную жизнь. Пусть ещё многого не знающие и не умеющие. Юные души в начале бесконечного пути.

– Мастер Ариз Ву, а мы сможем самостоятельно посещать мир людей в дальнейшем – обратился ко мне один из моих самых любознательных студентов – Лайс Рэ, после посещения Лувра. – Просто здесь столько всего… Мы не увидели и тысячной доли за сегодня!
– Конечно сможете, Лайс, – улыбнулся я, про себя поражаясь восприимчивости этой юной души. Его внутренний свет был так силён, что пробивался сквозь фальшивую человеческую оболочку, слегка пугая. Вдруг не удержит, на глазах изумлённой толпы туристов превратившись в живое божество. – Только не в ущерб своим обязанностям.

Нужно было скорей уводить детей отсюда. Самое время подняться на границу, проверить, справятся ли наши подопечные с плетением защитного барьера из настоящего материала, а не искусственно созданного, как во время учёбы.

– Я бы хотел большего, – рассуждал Лайс, когда мы всей группой искали безлюдный проулок или случайно открытую дверь какого-нибудь многоквартирного дома. Чтобы без посторонних взглядов обернуться птицами и покинуть Париж. – Изо дня в день заниматься чужими грёзами, укрепляя защитный барьер, это скучно.
– Ты будешь этому отдавать всего несколько часов в сутки, – возразила Лайсу другая юная душа – Этэй Ми. – А всё оставшееся время заниматься, чем угодно. У тебя будет время и на путешествия по миру людей, и на исследования, и развитие собственных способностей.
– О, нет, ты не понимаешь, – улыбнулся Лайс, но скорей не подруге, а собственным мыслям – его лица не покидало мечтательное выражение. – Мне бы не просто хотелось знать всё и понимать любые процессы. Мне бы хотелось это контролировать. Мне бы хотелось проникнуть в саму суть вещей…

На мгновенье я встревожился, как будто лёгкая тень коснулась моей внутренней безмятежности. Подобные мысли и желания у юных душ, как правило, сулили много тревог и хлопот их учителям. Но чего уж скрывать, я с самого начала знал, что с Лайсом мне проблем не избежать. Просто пока он был ребёнком, это были маленькие проблемы, а теперь… кто знает, что теперь.

* * *
Следующим этапом нашего взаимодействия с реальностью, была граница. Над сияющим всеми цветами радуги тонким барьером простирался наш родной мир – бескрайний простор парящих городов и воздушных замков. Мы с Миррой должны были показать студентам, как работать с настоящими грёзами. Как плести из снов и музыки защиту, тот самый барьер на границе.

Начинающие Защитники, такие как Лайс и Этэй, должны были научиться лишь одному. Выискивать места, где барьер истоншается и вплетать в него новые нити грёз, тем самым укрепляя. Эти простые плетения порождали иллюзию, защищая наш мир от людских взглядов и от созданных ими сложных приборов. С земли человек должен был видеть лишь небо и облака. Пусть на самом деле многие из этих облаков ими не являлись.

Ткачи простейших иллюзий, Защитники первой ступени, вот кем должны были стать наши с Миррой подопечные. И пусть иллюзии и простые, для их создания требовались Нити из самых что ни на есть ярких и многогранных снов.

А Лайс хотел сразу взлететь на высшую ступень. Плести защиту от демонов и других тёмных существ. При том, что вживую не сталкивался с подобными существами никогда, не представляя, насколько эта работа опасна и во сколько раз она сложнее той, которой занимались Защитники первой ступени. Не говоря уже о том, что нужно было работать с по-настоящему сложной материей, такой, как истинное творчество. Не с обычными снами, а с осознанной созидательной деятельностью, рождающей музыку, литературу, живопись.

Некоторым Защитникам для этого приходилось знакомиться с кем-то из творческих людей лично, становясь тем, кого принято именовать Музой. Но иногда было достаточно просто прийти в сон к такому человеку. Возможно, Лайс был рождён именно для этой работы, но пока ещё только начинал свой путь, и должен был научиться более простым вещам. И для начала стать чуть менее легкомысленным.

Сейчас он не рассматривал барьер, сплетённый из тончайших радужных нитей, не пытался научиться находить бреши, как другие студенты. Нет, вместо этого он резвился среди фантастических сооружений парящих парков, резко взлетая вверх и падая в молочную белизну облаков. Иногда я даже терял его из виду, так высоко тот поднимался. Что за неразумное создание…

Когда я уже собирался лично взлететь за Лайсом, он вдруг неожиданно спикировал вниз, пролетел чуть дальше основной группы и замер над барьером.

– Так вот как это выглядит! – воскликнул он, привлекая внимание группы. Уж не знаю, как он смог обнаружить то, что должно было в ближайшие часы стать брешью, кувыркаясь в облаках, но именно это он и сделал. Я убедился в этом, подлетев к Лайсу, как и остальные.

Талантливая душа, бесспорно. Полная жизни и света, живого восторга и почти осязаемой любви ко всему. Ну почему так получается, что самые талантливые, они же всегда и самые проблемные

Дальше мы учились генерировать из чужих снов то, что называем Нитями Грёз, строительный материал для барьера, заставляющий людей видеть не то, что есть на самом деле. И тут тоже не обошлось без трудностей.

Конечно, Лайсу удалось отыскать тех, кому в данный момент снились самые красивые и поистине волшебные сны. Прекрасный, лучший материал для строительства иллюзии. Но он так же быстро понял, что генерируя Нити, он тем самым «крадёт» сон. И поутру, человек вместо того, чтобы помнить о приснившемся великолепии, считал, что ему не снилось ничего. В лучшем случае, помнил какие-то едва различимые эпизоды.

Когда Лайс это осознал, чуть не зарыдал от отчаяния. И, конечно же, отказался «воровать» сны.
– Неужели нет другого способа – возмущался он, и напрасно Мира пыталась его утешить, обнимая за плечи и укрывая крыльями, словно в попытке защитить. – Я знаю, что настоящие Защитники, сплетающие барьер из энергии музыки и стихов, не воруют её у авторов! Наоборот, это что-то вроде продукта совместной работы! Дайте и мне этим заниматься, а иллюзии и воровство чужих снов оставьте себе!

– Поверь, об истинной защите ты тоже не всё знаешь, – говорила ему Мира, но Лайс не слышал её, так велико было его горе.
– Когда вы нас учили, я не думал, что придётся красть сны! Люди и так живут ничтожно мало, как мы можем обкрадывать их, забирать то немногое, что у них есть! Почему нельзя воровать их кошмары
– Настоящие мастера умеют брать по чуть-чуть, – заговорил я, – оставляя человеку воспоминания о приснившемся почти полностью. А главное, эти мастера могут не просто оставить сновидцу ощущения, которые тот испытал во сне, но способны и усилить их. Человек может испытать во сне настоящее счастье. Но в таком случае Защитнику приходится обрабатывать не один-два сна, как обычно, а десяток. Это довольно тяжело, а с непривычки так и вовсе невозможно. И требуется настоящее мастерство. У тебя его пока нет. Что же касается кошмаров… Можно воровать и их, но эту энергию ещё трудней переработать, а тот, кто имеет с ней дело постоянно, медленно отравляет себя тьмой изнутри, не замечая этого. Работая только с кошмарами, ты рискуешь со временем сам стать одним из таких кошмаров, только оживших. И ты позабудешь о положительных эмоциях, навсегда погрузившись в сумрак печали, страха и отчаяния.

Он слушал меня, замерев, словно превратившись в одно из облачных изваяний парящих парков. Лицо его было серьёзным, а фиолетовые глаза напоминали грозовые тучи. Мне даже показалось, что я вижу на дне этих глаз свет зарождающихся молний.

– Я хочу научиться и тому и другому, – наконец сказал Лайс, а глаза его всё-таки вспыхнули живым огнём молний, на миг ослепив меня.
– Мы… мы попробуем тебе показать, – неуверенно ответила Мира, а я промолчал. Мы с коллегой были наставниками и учителями, но даже нам мастерство, о котором я говорил, не снилось. Я был неплохим теоретиком, как и многие другие наставники. Но вот истинных умельцев среди нашего народа было немного.

* * *
Чтобы наш юный гений научился брать по чуть-чуть от волшебных снов, а не забирал их целиком, как делали другие Защитники первой ступени, мог работать с кошмарами так, чтобы они его не разрушили, пришлось просить помощи того, кто когда-то, много-много сотен лет назад был моим наставником. С тех пор Морфей Со достиг мастерства невиданного. Говорят, он даже научился проникать в сны разумных существ других миров.

Скользнуть в чужой сон втроём, пройтись по чужим грёзам, сотканным из лунного сияния и звёздной пыли, ничего не разрушив и взяв только одну Нить – это было очень сложно. Отправиться дальше, окунувшись в изумрудный свет прозрачной морской волны, сияющей на солнце, прокатиться на ней, умудрившись не потерять то, с чем пришёл – ещё сложнее. Но наш юный друг с каждой новой сплетённой Нитью ликовал всё больше.

Когда наступило время чужого кошмара, в который мы должны были погрузиться, как до этого погружались в прекрасные сны, я внутренне сжался. Я почти не имел опыта работы с тёмной энергией, а учитывая, что украсть кошмар Лайс собирался целиком, это означало пережить весь ужас на собственной шкуре, так, словно он реален.

– Не бойтесь, Мастер Ариз, – заявило вдруг это удивительное существо, мой ученик, – я буду рядом, я всё приму на себя, вы ничего не почувствуете. Я, кажется, понял, как это работает.
Не только я, но и невозмутимый Мастер Морфей посмотрели на Лайса с искренним изумлением и восхищением. А потом мы шагнули в чужую бездну холодного мрака, в чей-то кошмар…

* * *
Русоволосый мальчуган лет семи сидел у иллюминатора в самолёте, с жадностью вглядываясь в невероятной красоты облака за бортом. Солнце клонилось к закату, подсвечивая фантастические кудри облаков оранжевым и розовым, делая их ещё удивительней.

Пассажиры, утомлённые долгим перелётом дремали в своих креслах, кто-то вяло ковырялся в смартфоне или пялился в электронную книжку. Мальчик не понимал, почему взрослые такие скучные и занимаются подобной ерундой, вместо того, чтобы смотреть в иллюминатор. Там же такое… такое…

Неожиданно он увидел настоящий замок, стройный и величественный, с множеством башенок, с сияющими лазурью и изумрудом шпилями, с ажурными белыми мостами, словно сплетёнными из кружев, с террасами, арками и колоннами. А рядом с замком проплывал остров, словно слепленный из застывших фигурных вихрей. Сооружения, воздвигнутые на этом острове, не иначе как с помощью волшебства, были не похожи ни на что. Мальчик с изумлением смотрел на это чудо во все глаза, а потом попробовал разбудить сидящую в соседнем кресле маму.

– Смотри, смотри, что там! – восторженно шептал мальчик, но шёпот этот то и дело пытался сорваться на крик. – Дворцы и… и…

Мама неохотно открыла глаза, посмотрела в иллюминатор, куда настойчиво указывал сын. Потрясающий огненный закат и холмы кудрявых облаков – да, эффектное зрелище. Может быть, даже стоит сфотографировать. Но спать молодой женщине хотелось гораздо сильней.

Не в силах скрыть своего разочарования, ребёнок с обидой взглянул на мать, потом снова посмотрел туда, где проплывали фантастические небесные замки. Но с удивлением увидел обыкновенные облака, хоть и несколько пушистей, чем обычно.

Источник