Чужая жизнь

Комья глины обожгли лицо, руки, спину. Тело дрожало, я едва стоял на ногах. Крики, смех и новые удары глиняных снарядов. Я не думал ни о боли, ни об обиде. Я будто ушёл в далёкое укрытие, где ждал, когда всё кончится.

Сколько длилась глиняная казнь минуту или десять Я не знаю. Наконец обидчики ушли, и я упал в траву. Но и тут не нашлось спасения: июньское солнце продолжило издевательства, поджаривая глину на спине. Я попробовал встать, но не смог. Всё, что получилось спрятаться туда, где хранились воспоминания о жизни до этого поганого места.

Мы с отцом прибыли в Кащеевку в начале весны. Мать умерла, папа запил и год назад получил вольную с железной дороги. Он воспринял это как знак судьбы и тут же ушёл в новый запой. Каждый вечер он звал меня к себе, и заплетающимся языком твердил про карту сокровищ, что нашёл в забытой на вокзале сумке.

Домик, что мы сняли, находился на краю села, которое кольцом тянулось от обгоревшей церкви. Хотя скорее он походил на сарай, но…

Ты живой Голос донёсся и близко, и издалека. Я вскочил, как разбуженный на посту солдатик.

Около меня застыл мальчишка. Он был среди мучителей Не помню. Сегодня, как и всегда, я огрёб за рыжие волосы и веснушки.

Меня зовут Вася, представился мальчик.

Серёжа, выдохнул я.

Вася сорвал травинку. Я заметил на изумрудном стебле каплю глины. Ловким движением он запихнул травинку в рот и сделал вид, что курит. Глядя в глаза, он прищурился и выдохнул воображаемый дым.

Будешь спросил Вася.

Это не сигарета.

Ты слишком много знаешь, улыбнулся он и выставил указательный палец как пистолет. Придётся от тебя избавиться.

Я промолчал. Багровое полотно заката спустилось к застывшему вдали селу, а значит, стоило торопиться домой. Но когда Вася протянул «раскуренную» травинку я благодарно кивнул, и, боясь поломать надкушенный стебель, сунул её в рот.

Как дымит, а! воскликнул он. Круто, правда

Я не ответил. Вася скрестил руки, словно чего-то ждал. Исподтишка я оглядел мальчишку: чуть ниже меня, чёрный ёжик волос, курносый нос. Он бросался глиной или нет Сложно открыть глаза, когда тебя расстреливают.
Вася сорвал новую «сигаретку». В отличие от моих конечностей палочек, на его руках проглядывали мышцы, а футболка с эмблемой «Спартака» плотно облегала тело.

Извини, что не заступился. Он опустил руки и носком ботинка потёр землю. Я смотрел, но ничего не сделал.

Я не знал, что ответить. Разве купаться в озере преступление, заслуживающее мучений

Больше я не испугаюсь, насупился Вася, больше всего сейчас напоминающий разъярённого бычка.

Спасибо, пробормотал я и оглядел свою одежду. Белая маечка, синие шорты и шлёпки всё в глине. Пойти грязным к отцу я не мог. Вдруг он воспримет это как знак судьбы и всё-таки оторвёт мне уши, как часто грозился

Помоги постирать одежду.

Ну Я ни разу этого делал, замялся он.

Вася сказал что-то ещё, но моё внимание привлекли шаги за спиной. Я обернулся и на секунду разглядел человека, который тут же скрылся в пшенице. Конечно, о слежке я не думал все мысли заняла одежда незнакомца: старомодный костюм и шляпа. Нет, ну кто в здравом уме так гуляет летом

Ты оглох Я не умею стирать, сказал Вася.

Я чувствовал, что даже зубы изгвазданы в глине. И впервые за вечер улыбнулся:

Ничего. Я тоже курить не умел.

***
Из-за того, что отца не было дома, пришлось лезть в окно. В комнате я снял одежду и выжал в тазик. Мыслей, что папа ищет меня, не возникало: скорее он в поисках каких-нибудь знаков, чем сына.

От стука в стекло я испугался, но лишь до того, пока сквозь занавеску не разглядел черты нового друга.

Спокойной ночи, сказал Вася. Ты это Извини.

Я махнул рукой, мол, брось.

Нет, правда, нахмурился он. Я всё-таки на секцию бокса хожу.

Я оглянулся в сторону кухни: папа мог зайти с чёрного входа в любую минуту. И потом отвечай с кем болтал, почему одежда мокрая Но я не хотел уходить. Пальцы вцепились в ржавый шпингалет, я настежь распахнул приоткрытое окно, впустил тёплый воздух и поглядел на усевшие небо звёзды.

Разбираешься в созвездиях спросил Вася.

Я кивнул. Сказать по правде, я давно решил стать астрологом. Ну, недели две назад точно. Большая Медведица, Андромеда, Кассиопея я знал их, и думал, что они знают меня. По ночам я тайком лазал на крышу и представлял, что за мной вот-вот прилетит звездолёт, который отвезёт на любую из мерцающих в небе точек.

А я их не различаю, улыбнулся Вася.

Хочешь покажу

В другой раз, отмахнулся мальчишка.

Созвездия я ему так и не показал. Нам оставалось жить неделю.

***
Эй, Корявый! Чё разлёгся, поднимай хилое тельце!

Ненавистное прозвище ударило по ушам, но я вежливо пробормотал:

Да, пап.

Рассвет бил сквозь шторы, а из кухни пахло жарящимся мясом. Я вытянул затёкшую со сна шею и увидел тень, которая колыхалась на обоях, словно подгоняемый ветром парус. Скрюченные руки шарили по потолку, длиннющие ноги плясали на полу. Не двигалась лишь несуразная шляпа.

«Сон. Всего лишь сон», подумал я.

В подтверждение мыслей, та исчезла со стены, как только отец вошёл в комнату.

Ты когда-нибудь прекратишь меня бесить с порога спросил он.

С первого взгляда папа напоминал потрёпанного охотника: резиновые сапоги испачканы в грязи грязью, рукав камуфляжа порван, к штанам прицепились ветки. Рюкзак тянул его к полу, но больше меня занимал окровавленный нож в ладони.

Пап, прошептал я. Ты

Я готов был выболтать все секреты, лишь бы исчез нож, но казалось, что прошла вечность, прежде чем он положил его на стол и рухнул в продавленное кресло. Странно, но я не чувствовал всюду волочащийся за отцом запах перегара. И никогда раньше не видел его таким уставшим.

Сбылось, Корявый, чуть менее холодно, чем обычно, сказал он и закурил сигарету.

В оправдание папе, скажу: он никогда при мне не курил. Пил, ругался, но не курил. На секунду я подумал, что он увидел глиняную казнь и убил обидчиков. Но нет, тот мужчина был в шляпе, и

Я снова глянул на стену лишь солнечный зайчик играл на обоях, и поднятая отцом пыль искрилась в солнечных лучах.

Сумка, произнёс папа. Помнишь, что там

С-сумка, что ты нашёл в поезде заикнулся я и подтянул одеяло к подбородку, прячась от неизвестно откуда взявшегося холода.

С-сумка, что я нашёл в поезде, передразнил отец. Внутри неё лежала карта. На ней был нарисован помеченный крестом лес. Зуб даю, это клад. Днём в лесу шлялись грибники, поэтому я пошёл на поиски ночью.

Я выдохнул. Пар побежал изо рта к потолку. Отец не замечал холода, в то время как наши губы стали лиловыми.

Тебе не чувствуешь спросил я.

Взмахом руки он призвал к молчанию.

Сынок, я нашёл сундук с золотом.

Холод исчез. Как зачарованный, я слез с кровати и прошлёпал к отцу. За креслом прятался грязный сундук.

До сих пор не верю, что он набит монетами! расхохотался отец. Прикинь, как мы заживём!

Он говорил что-то ещё, но я не слышал. Мой взгляд приковала крышка сундука, которая открылась, как только я подошёл на расстояние вытянутой руки. Всё, что было внутри него огромная, чёрная шляпа, будто снятая с огородного пугала. Именно её я видел на тени и человеке в пшенице. Папа, тем временем, с нежностью коснулся её краёв и соскоблил грязь с несуществующих монет.

Мою голову словно повернула чья-то злая воля: глаза скользнули по обоям. Там снова появилась тень на этот раз без шляпы.

Но с огромным, во всю стену, оскалом.

Читай продолжение по ссылке:

Источник