Истории из жизни реальных людей
Когда-то давно, ещё в детстве, мы ели вместе медовое мороженое. Ни до, ни после янтарный морозец не касался моего языка, лишь в тот день. День, когда у меня по-настоящему была сестра.
Потом она исчезла и появилась виртуально спустя лет десять. Пообещала встречу и забрала ломоть моей надежды. Она не пришла, пропала на месяцы. Сестра вновь появилась, чтобы одолжить денег и отняла ломоть моего доверия. Больше я о ней не слышала.
Сестра вынула мою сердечную мякоть, оставив только чёрствую корку. Я не знала её. Не понимаю, зачем она нужна мне сейчас, чего хочу от неё. Но мне так больно: сердце ещё помнит как было целым, оно помнит наш медовый день. Всё же утраченное не вернуть. Не думаю, что найди я её – подобрала бы правильные мысли и особенные слова… Наверное, просто нужно вспомнить, понять, отпустить. Мы никогда не встретимся вновь, никогда не станем подругами. Она – дитя юности, я – плод молодости. Юноша в ней отрицает мужчину во мне. Яблочки от яблони из разных времён: если мы и можем быть вместе, то в каком-то другом измерении, на ином уровне сознания, где прошлое, настоящее и будущее не противоречат друг другу и текут в едином потоке.
Старшая. Самая юная. Я иду искать.
Среди родных холмов и ущелий, скал и озёр: где-то там есть то, чего мне недостаёт, что утешит и успокоит. Пускаясь в путь, я знаю, что часть её жизни будет мне непонятна, недоступна, но я должна открыть хотя бы ту малость, что нас связывает.
Моя дорога лежит с севера на юг через полосы длинных ущелий. Земля здесь пропитана горечью, болью, непониманием. Удивлением, гневом. Разочарованием.
Я не люблю разочаровывать, потому что боюсь этого особенного выражения лица, до сих пор изо всех сил стараюсь только очаровывать, всех, даже отвратительных и гнилых, лишь бы не видеть того мимолётного, но смертельного холода, отстранения, чуждости. Я не хотела дырявить пальцем свежий бумажный скотч на зимних окнах, чтобы пришлось переклеивать, я не думала о последствиях… Я не собиралась обижать маму, грубость вырвалась необдуманно… Я не убежала бы из дома, лишь хотела посмотреть на рассвет с улицы…
Захлёбываюсь от чувства стыда и вины. Усилием воли заставляю себя идти по твоим следам, не по своим. Тебя здесь нет, сестра. По крайней мере для меня.
У короткого, глубокого шрама оврага, перпендикуляром рвущего параллели ущелий, напряжение достигает такой силы, что мне кажется: я навсегда останусь на этом дне. Не выберусь из концентрированного страдания, смешанного с тошно-сладким клевером, не вздохну больше полной грудью. Если у смерти есть лицо – это этот овраг, в который сползлись чёрными змеями все горестные мысли. Неудачи, потери, кошмары, расстояния и расставания… Я вязну, но поднимается ветер: свежий, солёный, и выталкивает меня из оврага прежде, чем смерть ответит на мой взгляд. Выбираюсь со дна и за редкими светлыми лесочками различаю прекрасную синь. Ты должна быть где-то там, сестра.
Голубые озёра-близнецы выходят из берегов и тонкими солёными ручейками уходят на юг к горной вершине. У острого края озера, я наконец нахожу тебя: темноокую, темновласую, такую непохожую на меня, крошечную и призрачную, парящую в воздухе. Тебя держит только сильная мужская рука. Если бы не она: ты, как Элли со своим домиком, вмиг улетела бы под шквальными порывами ветра. Вихрь мотает тебя из стороны в сторону. Ты смеёшься и крепко сжимаешь руку юноши, которого я никогда не знала. Подхожу ближе, и внезапно возникшая волна тут же смывает вас в ручеёк, унося к горе.
Я бегу рядом с ручьём по буграм и равнинам, огибаю гору, от которой тянутся вниз симметричные фьорды. Ступая по колючим, жестким травам, я спускаюсь в левый фьорд, из глубины которого доносится весёлый смех. Соль воды мешается с мёдом, тем самым, морозным, как в нашем детстве. Из скалы неподалёку вырастает древний белокаменный замок. Точно, там ведь мы и гуляли с тобой. В тех неприступных стенах навеки замурован наш медовый день. Пробую подобраться к замку, карабкаюсь по острым камням, но оступаюсь и падаю в воду.
Под водой блестит стекло, я плыву на блик: это твои очки. За очками – взрослые глаза. Ты что-то кричишь. Не знаю этого языка. Похоже на латынь пополам с древними, славянскими заговорами. А может это пьяная от мёда вода перевирает твои слова. Из твоей груди вырывается ослепительный символ – это руна – и отбрасывает меня от тебя. Зачем, сестра Я просто хочу понять. Тебя обнимает за плечи косматый бог, морской царь, вы бросаете в меня карты: повешенный застилает моё лицо. Всплываю мёртвой рыбой и утопленным утекаю дальше на юг, к последнему причалу: алым холмам.
Колючие травы тут сменяет тонкий пушок. От счастья до тоски – излом оконечностей холмов. Ты сидишь на самой границе между раем и адом. Рядом с тобой – две дочки. Они тянут край земли то вверх: к бесконечной радости, то вниз: к безутешной печали. Девочки будто играют с канатом, разрывают любимую игрушку.
Здравствуй, сестра! Почему ты бежишь от меня От кого ты бежишь Мой крик растворяется в воздухе вместе с тобой. Ты бросаешь меня в последний раз.
Что же мне делать с этими жалкими обрывками воспоминаний и надежд С несчастными осколками чужой жизни и тайными символами
Вглядываюсь в глубокие морщины родного лба, беспросветную складку на переносице, лесочки бровей и голубые озера глаз, в слёзы, разбегающиеся от острого носа и впадающие в излом губ.
Пробегаю свой путь ещё раз снизу вверх, поперёк и наискосок. Ничего больше.
Посетителей кроме меня не осталось, старикам пора спать.
Спасибо, папа. Твоя молодость во мне не понимает юность в ней. Не понимает, но любит. И прощает.
Не плачь. Я приду к тебе завтра и обязательно помогу найти маму в морщинках моих глаз и ямочках щёк.