
Да продлятся дни твои, о великий шах! Да будет глаз твой остёр, а рука тверда. Да благословит луна твой дом, а солнце освещает путь.
День появления сына своего на свет празднуешь ты сегодня. Много лицедеев во дворце. Танцовщицы услаждают взор, музыканты радуют слух, а рахат-лукум сладок, как поцелуй пери.
Позволь порадовать тебя рассказом дивным. Гостям на удивление, сыну в назидание. Много странных историй доносит ветер. В последнее время одна звучит чаще всех. История о деве, что прозвана была Красные Пески.
…Раскинулось племя шатрами у оазиса. Ночь пришла, даря прохладу после жаркого дня. Делами каждый занят. Дети смеются да звенят саблями мужчины, обучая сыновей своих.
У кочевых племён своя вера, свои законы. Мудрейший правит людьми. Неважно, юн ты или стар, дева или мужчина — если мудр, то достоин вести народ свой. Сидит мудрейший, тревожно на луну глядит — кровью она налилась, нехорошее предрекает.
Беда пришла на резвых скакунах. Стража шаха возвращалась домой. Запасы воды пополнить свернули они. Закон пустыни гласит — мир и покой в оазисе быть должны. Вот только власть иным голову кружит сильно. Как если опий из кошельков стражников с вином, что в бурдюках, смешать.
Приставали к женщинам они, в шатры заходили смело. Мужчины и рады заступиться за племя своё, только крепки доспехи стражников, больше их, да и на быстром скакуне всё одно кто-то до города успеет, подмогу приведёт.
Была у старейшины дочь Мириам. Молода и красива. Четырнадцать вёсен исполнилось на днях. Увидел главный из стражников её.
Продай дочь — сказал старейшине, — лошадь тебе за неё дам. Не продашь — покроет кровь твоя и народа твоего пески. Поднялся старейшина. Кинуться на стражника хотел.
Вышла Мириам вперёд. Постой отец, — сказала. Голос звонкий, как перезвон колокольчиков, над песками разнёсся: Хочешь меня себе — пять жеребцов племени оставь. Отзови людей, чтобы не чинили зла народу моему. Не трогали жён чужих, не бесчестили дев. Сейчас же оазис покинули. Тогда с тобой по своей воле пойду.
Вскинулся стражник. Всё, как Мириам сказала, сделал. Посадил её на коня и ускакал, безутешного отца горевать оставив. Не смог старейшина дочь спасти. Она же племя уберегла, себя в жертву отдав.
Пищи в Песках не много, на одном месте если долго быть — не прокормишь народ. Несколько раз луна свой полный лик показала и скрыла вновь. Вернулось племя к оазису, где горе случилось.
Всё так же смех детский звучит, так же сабли звенят. Смолкает звон, стихает смех. Шатаясь, идёт дева к шатру старейшины. Изорваны одежды, не скрывают измученное тело. Кровь и песок спеклись на ногах, как чешуя мантикоры. Боль и яд в глазах бездонных.
В молчании расходились люди. Поднялся старец, что дочь оплакал давно и решил, что мертва. Упал на колени, обнял ноги её. Плакал, не стесняясь слёз мужских.
Я вернулась, отец. — голос негромок, но племени всему слышен, — долго потешался надо мной злодей. Сбежать пыталась, поймал. На цепь посадил, как суку породистую, чтобы хвалиться мной. Важным гостям отдавал пользоваться. Когда наскучила — отдал другим, сам уехал.
Горьки были слова её, как яд змеи. Камнем падали на сердце отцовское. Слушало племя и ужасалось тяжести содеянного. Цене, что за их жизни заплачена была.
-Я сделала вид, что сломалась, отец. Была послушной. Молчала, когда стражники терзали моё тело подобно стае голодных ракшасов. Опий в вино подмешала однажды. Когда очередной воин наслаждался мной, от удовольствия закрыл глаза, изогнулся, голову назад отвёл, шею открыл. Из пояса его выхватила я нож , ударила по горлу. Горячей кровью умылась. У свободы есть свой вкус, отец. Это вкус крови врагов.
Молчало племя. Молчали пески. Луна, хоть видела прежде многое, тоже молчала. Вздохнула дева тяжело и продолжила рассказ свой.
-Стражник обещал залить оазис кровью, если ты не отдашь меня. За это окрасила кровью его людей пески. Но главного зверя не было там. Он за всё заплатит. Пусть позже, но не минует его месть моя.
Обернулась Мириам к племени. Благодаря мне вы живы, а честь не тронута. Признаёте ли долг свой Опустилось племя на колени, со словами её соглашаясь.
-Ты учил меня, отец. Говорил, что однажды править придется мне. Обещал, что защитишь меня. Не сдержал обещания своего. Я защитила тебя и племя. Встань, отец, посмотри в глаза истерзанной дочери своей.
Поднялся старейшина. Не было у него слов, чтобы ответить дочери.
-Ты учил меня отец. Нет причин бояться смерти, говорил ты. Отчего же страх в глазах и руки дрожат
Мелькнула сталь в руке девы. Омылось кровью отцовское сердце. Обняла старейшину дочь. Поцеловала в лоб и отпустила. Упало тело на песок. Молчало племя.
-Хватит бояться стражи и шаха. В песках будем править мы отныне. Пойдёте ли за мной
Так Мириам, по прозвищу Красные Пески, племенем править начала. Множилось число людей её, других к себе принимали. С разбойниками дружбу свела. Слухи пошли — с джиннами и ифритами договориться смогла. Ракшасы помогают грабить караваны, которые в пути самум застал…
Правда или ложь — не ведомо мне, о великий шах. Сам я не видел ни джиннов с ифритами, ни ракшасов. Позволь прервать мою речь, о великий, шах.
Смотри — танцовщица юная хочет танец семи покрывал исполнить. Позволь ей усладить взор присутствующих изгибами тела, аппетитного, как у лучшей из пери.
Беда пришла, когда ты её не ждал, о великий шах. Не понял ты и гости твои рассказа моего. Пока кружилась дева в танце, слетало покрывало одно за другим. Как зачарованные, следили за ней все.
Забыл глава стражи наставления отца своего. Самая красивая змея — самая опасная. Не узнал под вуалью лицо той, в которой месть похотью своей разбудил. За это нож в чреслах его и красится золото одежд кровью.
Дай нам уйти спокойно, о великий шах. Мириам завершила свою месть. Не тронешь нас — и спокойно жить дальше будешь. Не зови стражу, шах, говорю тебе. Или не видишь сталь у горла сына своего
— Отпусти их отец. — наследник престола молвил, — Они забрали то, на что право имели. Бесчестья для себя боишься Не стоит. Останутся гости на праздник великий, что завтра весь город отмечать будет. Не знаешь, что за праздник, отец Смерть тирана, что людей мучал да бесчинства творил. Он сам и люди его. Или забыл, что мать мою в пустыне оставил, а возлюбленную приказал в яму со змеями кинуть
Кивнул резко юный шах. Пробила стрела горло отца его. Молчали гости. Молчала знать.
Долгим был праздник. Что стало потом — лишь пескам да легендам ведомо. Чтобы не делал ты помни — зло содеянное кровавый урожай сулит. Кто знает, когда твой черед наступит по счетам платить.