Год неумолимо к финалу катился. Засыпало заповедный лес снегом густо, морозы ударили. И ни путник не пройдёт, ни птица не пролетит… Взгрустнулось Баюну, коту лесному. И решил он праздник сделать. Зазывать, понятно, никого не стал — не любили Баюна жители лесные, все сторонились.
Выбрался из норы, значится. Елку какую покрасивей да попушистей выискал. Светлячков по дуплам наловил и огоньков понаделал, а из веток да травы со снегом — гирлянд пушистых.
Костерок малый запалил и сидит на пеньке да на гармошке губной играет. И радуется ели украшенной да мелодии дивной душа котовья.
Хруп-хруп. Пришёл кто-то негаданный. То Мишка косолапый с балалайкой.
— Дюже, — говорит, — мелодия твоя, Баюн, по нраву мне. Дай и я подыграю!
Баюн лапой махнул, подыграй, мол, раз воля твоя. Музыка веселее да шибче стала. И глядит Баюн — тени к костерку из тьмы лесной тянутся.
Волк с косой пришел, говорит:
— Спасибо тебе, друг Баюн! Душу волкову ты музыкой радуешь. Пустишь до костра
Кивнул Баюн. За Волком — Лиса хитрая с колобком в лапах:
— Какой ты, Баюн, хорошенький. Прямо родной. Душа моя лисья танца просит. Удружи, сыграй ещё.
Удивленно бровь Баюн поднял да слова не сказал, заиграл шибчее, всё свое нутро в музыку вкладывая.
И был с вечера до утра праздник на лесной поляне. И Лиса с Волком плясали, и Медведь гопака давал. Опосля все колобком запечённым на костре лакомились да все восхваляли и благодарили Баюна, что в серый день зимний он им праздник устроил. В дружбе клялись. А Баюн благодарил скромно да помалкивал, лишь на гармошке играя.
Ибо знал кот цену слов жителей лесных.
Догорел костерок. Рассвет занялся. Разошлися звери, откуда пришли. И мороз крепчал, намекая, что Баюну в спячку пора.
Вот такая вот вышла Ёлка Баюнова.