Розы и виноград

 

Розы и виноград Мой дорогой Мишель! Я пишу тебе из нашего поместья, что возле Безье. Вчера ночью снова пролетали ракетоносные планеры. Я бы никогда не подумала, что чтобы сажать яблони, не

«Мой дорогой Мишель!

Я пишу тебе из нашего поместья, что возле Безье. Вчера ночью снова пролетали ракетоносные планеры. Я бы никогда не подумала, что чтобы сажать яблони, не придется копать землю. Я высадила вчера тридцать саженцев и перепланировала наш сад. В газетах пишут, что вы сейчас в Пикардии. Пошлешь мне оттуда открытку, если будет время

К сожалению, мне не удалось потушить твой кабинет, но я успела спасти большую часть бумаг. Даже твою рукопись. Я не читала, как ты и просил, хотя я знаю, что ты пишешь про нас. Зато теперь ты не будешь ворчать, что восточное крыло никуда не годится. Когда ты вернешься, мы перестроим его так, как ты хочешь.

В этом году необычайно много винограда достояло до зимы. Хватит на целую бочку ледяного вина, представляешь Я помню, как ты его любишь. Не смейся, от любого другого ты морщишь нос. Кстати, твой механический сборщик винограда и все эти машины, которые ты заказал из-за океана, очень помогли: сейчас мало людей, которых можно нанять на работы. Почти все заняты в суконном и пороховом деле, так что твоя фабрика, что в Айвероне, приносит очень хороший доход.

Отец Франсуа собирает пожертвования для строительства бронепоездов. Я видела один вживую. Такой огромный, отовсюду валит пар, а уж если гудит, то у меня закладывает уши. Хорошо, что он не управляется людьми, а уголь поступает по какой-то ленте. Человек бы оглох, наверное, находясь внутри. В правительстве считают, что такие поезда очень вам помогут. Я тоже так считаю. А еще я считаю, что прабабушкины серьги, те, что с индийским гранатом, мне совершенно не к лицу, правда, милый

До нас практически не доходят вести. Пиши мне, если выдастся время. Не улетай насовсем.

В горе и в радости твоя,
Сильвия
28 октября сего года»

А холодный дождь, больше похожий на снег, капал по листьям, барабанил по крыше, иногда срываясь на красивый паркет через дыру в потолке, и фарфоровая треснутая чашка с чаем, куда больше нельзя было налить чаю и до половины, а только на треть, уже не могла согреть озябших женских пальцев, испачканных чернилами.

И огонь в камине, рыжий, как шерстяная шаль и вьющийся, как локоны девичьих волос, только тихо трещал: «Не вернется, Сильвия», «Не пиши, Сильвия»… Миловидная женщина лет двадцати пяти от роду отставила чашку на край секретера и потянулась за новым листом. Фарфоровая фигурка амура на часах, что стояли в одной из деревянных ниш, смотрела осуждающе. Сильвия поежилась от осеннего холода и подцепила замерзшими пальцами перо. Достала нож, чтобы заточить.

Дрожащие руки сорвались и на бледной коже проступила алая капля. Сильвия недовольно закусила губу и обмотала палец кружевной салфеточкой, что лежала неподалеку. Закашлялась, закрыв рот кулаком и шмыгнула носом. В более теплом помещении внизу отец Франсуа и его механические помощники вместе с сестрами милосердия шили и перевязывали тех, кто кого уже нельзя было поместить в полевой госпиталь, раскинувшийся на территории виноградников. Совладав, наконец, с пером, девушка окунула его острый кончик в чернильницу. Скоро чернила замерзнут и писать будет уже невозможно.

«Мой дорогой Мишель!
Я пишу тебе из нашего поместья, что возле Безье. Представь себе, розы, что послала в подарок твоя матушка, те самые, они прекрасно цвели все лето. Я нарадоваться не могла, даже засушила несколько цветов. Да, вот те, что ты нашел между страниц письма, это они.

 

Твоя система, разработанная для полива, работает без перебоев, я едва разобралась в том, как наконец ее отключить, чтобы наш парк зимой не превратился в каток.

Я решила посадить их и на месте белых кустов. Белые розы очень плохо переносят наш климат. Один наш друг из Османии прислал мне несколько апельсиновых и мандариновых саженцев и миндальное дерево. Я посадила их в нашем зимнем саду.

Софи жарит каштаны в меду. Как всегда необыкновенно вкусно. Мишель, милый, хоть кто-нибудь во всей Франции жарит каштаны так же превосходно Тебе наверняка довелось попробовать, как это делают в других провинциях, а я, как ты знаешь, очень любопытна.

Правда, что в Пикардии их жарят на вине и с перцем Ты же отвезешь меня в Амьен, когда вернешься Хотя бы на пару дней.

С нетерпением жду твоего возвращения,
В горе и в радости твоя,
Сильвия. »

Женщина задумалась, затем подписала лист одиннадцатым ноября. Отложила на вчерашнюю газету, закрывая первую полосу. Осенний промозглый ветер распахнул окно, сбросив исписанную бумагу на со стола, раскидав письма по всему кабинету, заставляя их летать от обитых гобеленами стен к деревянному потолку. Сильвия бросилась ловить листы так, как будто от них зависела ее жизнь. Только каблучки постучали по полу.

А листы летали по кабинету, задевая краями изразцовую холодную печь и деревянную тумбу с портретом молодого брюнета, вставленным в простенькую раму. И белые пальцы Сильвии, порхающей вслед за письмами, ловили исписанных беглецов – бумажные листы, прижимали их к груди, чтобы ни одного листа бумаги не коснулась осенняя морось.

Только газета, слишком тяжелая и приземлённая осталась лежать, где лежала. Она была слишком прозаичной, чтобы как любовное письмо взвиться в воздух от порыва осеннего ветра. Она писала о простых вещах.

Сильвия закрыла окно и снова села за секретер, старательно закрыв газету исписанной бумагой. Женщина не хотела читать об угольной войне и боях за Амьен. Мишель, отправляясь на фронт, сказал ей, что Франция непременно победит. Его биплан рассекал небо где-то над полями и виноградниками Шампани и Пикардии во главе звена. Самолет Мишеля не мог уткнуться горящим носом в землю под Тернье, не мог вспыхнуть факелом, не давая никому подойти, ведь… Это был самолет Мишеля. А Мишель с детства мечтал о небе.

Сильвия взяла новый лист. Обмакнула перо в чернила. Она не хотела читать о том, как доблестная Франция освобождала занятый войсками кайзера Амьен, потому что за пафосом, бравадой и сухой статистикой, похожей на могильный камень, скрывались жизни, теряющие свои лица между строчек. В дверь кабинета негромко постучали. Женщина сложила письменные принадлежности, убрала их в секретер и вышла прочь, не чувствуя, что сквозняк обнимает ее за плечи.

На войне не бывает непричастных. Она не оставляет выбора никому. Повязав платок на рыжие, как огонь в камине, волосы, Сильвия в сопровождении двух сестер милосердия спустилась в лазарет, где по рукам раненых ходила одна и та же газета. Слишком приземленная и повседневная, чтобы улететь навсегда. В газете писали о боях за Амьен. В разбитой взрывом теплице одиноко чернел обугленный ствол миндального дерева. На неубранных лозах спелыми гроздьями висел, покрываясь инеем, перезревший виноград.

Розы и виноград Мой дорогой Мишель! Я пишу тебе из нашего поместья, что возле Безье. Вчера ночью снова пролетали ракетоносные планеры. Я бы никогда не подумала, что чтобы сажать яблони, не

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *