Шаги на чердаке

 

Шаги на чердаке Мари считают странной, она другая. Не так, как все. Может сидеть часами в горячей ванне. Под утро только идет в постель. Играет ночью на старой скрипке, а скрипка стонет, как

Мари считают странной, она другая. Не так, как все. Может сидеть часами в горячей ванне. Под утро только идет в постель. Играет ночью на старой скрипке, а скрипка стонет, как мертвый клён. Макает пальцы в краситель липкий, и на обоях рисует сон: разводы серым, и красным перья, режет руки чтоб нужный цвет Врачи сказали, что это скверно К том ж худая почти скелет. Мари выходит из дома редко, ни с кем не дружит, всегда молчит, в окно бросает свои таблетки, по три часа она в сутки спит. Мари шестнадцать, не ходит в школу, и держит комнату в бардаке. Не прочь в окне показаться голой.
В шаги влюбилась на чердаке. Она их слышит, пожалуй, с детства. Пугалась раньше там никого. Теперь ей лучше любых приветствий негромкий шелест этих шагов. Мари ложится на плитки пола и смотрит вверх, где ступает ОН. И представляет себе: он молод, немножко дерган, чуть-чуть взбешён. Небрит, в обносках, босой, высокий, брюнет с подпалиной седины, и взгляд опасный, такой глубокий: пороки и страхи ему видны. Цвет глаз меняет то бледно-серый, то жутко черный, то золотой, он знает много такие сферы, что не постиг ни один живой.
Всё теребит в непослушных пальцах клочок косматый ее волос. Что знает она о постояльце Не беспокоит Мари вопрос кто он такой невидимка сверху. Дух Призрак Демон Хранитель Глюк Плевать ей, что он по привычным меркам зло, полтергейст, но никак не друг.
Шаги стихают, а он ложится
на пл, прижавшись к доске лицом. Сегодня ночью ей будет сниться, что там под крышей они вдвоём.
Он скажет тихо: «Мари, я знаю» и в этом «знаю» сто тысяч слов: он любит то, как она играет, и запах терпкий ее духов, рисунки странные не обоях, привычки глупые, худобу. Порезы, раны и капли крови, ту родинку любит на бледном лбу
Сквозь потолок на Мари он смотрит и думает:
«Как она хороша…»
Мари говорит:
— Вот который год ты любуешься просто на малыша А мне шестнадцать. Я тоже знаю. И в этом «знаю» сто тысяч люблю. Вижу, какой ты Я, возможно, больная И все придумала К черту. Плюнь не думай, не принимай близко к сердцу Но я без тебя бы сошла с ума. А может уже.. Вот такое дельце всегда ты со мной, ну а я одна
И плачет Мари, мерзнет, боится а вдруг никого на чердаке Она себе придумала принца, а это просто скрипит паркет

И Мари решает, что будет нормальной. Пьет исправно таблетки, заводит друзей. Становится взрослой, все классно формально. Больше шаги не слышатся ей.
Мари вышла замуж, уплыли годы, дочери Элли шестнадцать лет, и Элли слышит, как кто-то ходит по чердаку. У нее секрет: она ложится на пол и смотрит
сквозь потолок, представляя как,
мечется он, походкой нетвердой мерит пыльный пустой чердак. Элли считает ему лет двадцать, прядь седины в черноте волос, нервный, высокий, и может меняться радужка глаз. Он небрит и бос И сердце Элли быстрее бьется, когда она думает,
что он там.
Однажды придет и к Мари прижмется и тихо скажет:
— Послушай, мам
Со мною наверно не все в порядке, — Мари ладошку сожмет в руке, — Наверно, я все-таки психопатка Влюбилась в шаги, что на чердаке

 

Скрипач

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *