Холодно не будет

Я очень любил лето. В сыром углу за сценой было не так холодно, когда наступали каникулы. Дети разбредались по домам, морям и летним лагерям, учителя наконец-то оставляли актовый зал в покое, наступала благодать. Чего ещё мог желать старый рояль, который однажды затянули за кулисы и забыли о нём

Стар я стал, немощен. Помню, раньше служил при консерватории, видал столько талантливых пианистов, которые вкладывали всю душу в пальцы ради чистой искренней ноты. Студенты дарили мне свои эмоции и наслаждение игрой, и я отвечал их зову, мы вместе создавали невероятное и невозможное, а потом…

Унылые стены школьного актового зала. За что от меня так избавились и заставили променять масштаб консерватории на школу Да кто же мне скажет, я всего лишь рояль. Моим делом было стоять в углу маленькой сцены и дарить своё звучание учителям, школьникам и их родителям только по праздникам.

С тех пор я не услышал, не почувствовал ни единой чистой ноты. С тех пор не прошло ни дня, чтобы я не вспоминал о своих лучших временах в консерватории.

С каждым годом становилось всё хуже: я старел, дети взрослели, мир шагал вперёд, а искренность звучания настолько обесценилась, что я очутился за кулисами. На моё место пришло небольшое электронное фортепиано, именно оно и встало в углу маленькой сцены.

Молодость победила, но радости в этом было мало. Как только я оказался в объятиях кулис и пыли, меня всё реже использовали по назначению. Был подставкой, был хранилищем для реквизита, был местом для сидения, из-за чего однажды колёсико съехало из-под ножки, и я опасно накренился. Старое деревянное тело заскрипело от натуги, и детей это напугало: больше никто ко мне не подходил.

Меня боялись, меня не любили и желали, чтобы я вообще исчез из-за кулис. Во время концертов дети пинали меня ногами от скуки, пока никто не видел, и вслух задавались вопросом, почему я всё ещё здесь стою, если никто не хочет на мне играть. Иногда же некоторые из них открывали крышку, но лишь для того, чтобы побаловаться, пощипать меня за струны и помолотить неумелыми пальцами по исстрадавшимся клавишам.

Я так ждал, терпел, так надеялся и верил, что найдётся хоть кто-то, кто полюбит мою искренность, кто почувствует во мне душу… Но годы шли неумолимо, шли вперёд и растирали в пыль мои надежды. Я озлобился, расстроился окончательно и перестал подпускать к себе детей. Стоило только кому-нибудь приблизиться, как я начинал жутко скрипеть, заржавевшие петли на крышке издавали противный звук, после которого никому не хотелось ко мне прикасаться. Я решил, что пусть лучше покроюсь пылью, пусть лучше меня снова отдадут куда угодно, да лучше пусть я стану камнем… Но никому больше не позволю сделать себе больно.

Да, в сыром углу за сценой было не так холодно. Но только на дворе стояло далеко не лето. За окном свистел лютый зимний ветер, в воздухе витало томительное ожидание Нового года, когда весь актовый зал ходил ходуном от вечных утренников, криков детей и щелчков фотоаппаратов их родителей. Как же я ненавидел это время, те самые мгновения, когда вокруг столько людей… А я всё равно одинок, среди тёплых улыбок и объятий мне всё равно холодно. Да, я очерствел, но пронизанная плесенью душа старого рояля всё ещё верила где-то в глубине, что однажды всё изменится: однажды мне холодно не будет.

Отгремел последний новогодний утренник, и я вздохнул с облегчением. Дальше оставалось пережить очередную зиму, насладиться тишиной, которая мне была роднее всякой неискренней музыки. Что такое чистая нота Не знал я больше. Лишь слышал произведения великих людей, сыгранные детьми из-под палки на электронном фортепиано. Я и сам потерял свою искренность и больше не верил, что кто-то сможет её найти.

Но тишина в актовом зале была недолгой: раздался щелчок, загорелись лампы под потолком, а торопливые шаги настукивали неизвестный ритм по деревянному полу.
— Побудь здесь, я сейчас кое-что заберу из кабинета, и мы пойдём домой, — сказал знакомый голос, в ответ ему только угукнули. Вернулась учительница музыки, её я знал очень хорошо. Только кому она сказала подождать

Не прошло и нескольких секунд, как по невысокой лестнице застучали подошвы сапожек, потом звук стал доноситься уже на неярко подсвеченной сцене. Ещё несколько шажков… И из-за кулис показалась малышка лет шести с очаровательными белокурыми локонами. Она рассматривала рисунок на стене и теребила в пальцах блестящий пакет с конфетами, а затейливые рожки-спиральки на макушке мигали новогодними огоньками и озаряли по-взрослому серьёзное личико, при этом так по-детски разрисованное под бабочку.

Я молча любовался гостьей, не желая, чтобы меня заметили: слишком редко наблюдал вот такую детскую беззаботность. Но вдруг малышка обернулась. То, как она отшатнулась и округлила глаза, внезапно задело мою прогнившую расстроенную душу… А потом разозлило. Конечно, испугалась такого огромного рояля, всего лишь ребёнок ведь. Я хотел её запугать окончательно, хотел противно заскрипеть крышкой, а потом долго жалеть об этом, но…
— Рояль! Настоящий рояль!

Пакет с конфетами внезапно оказался на полу, а малышка торопливо направилась ко мне. Я даже не успел заскрипеть и воспротивиться, как она подняла крышку и провела тоненькими пальчиками по измученным клавишам, которые уже забыли трепет прикосновений. Её не испугало, что в школе сейчас стояла идеальная тишина: в актовом зале всё равно заиграла музыка. Что-то очень простое, наверняка, выученное с мамой-учительницей на скорую руку… Но как же защемило старое рояльное сердце от искренности, от чистого восторга в детских глазах.

На звук из-за поворота выбежала мама малышки. Она хотела крикнуть ей, чтобы та перестала трогать расстроенный рояль, однако застыла на месте. Молча смотрела, слушала и не верила своим ушам, пока чистые ноты заполняли всё пространство, западали в душу и вызывали мурашки по коже. Я и забыл, что такое бывает… Кто же знал, что именно эта малышка подарит мне надежду, что я всё ещё жив, что я нужен.

Она пробудила меня. Всего несколько искренних нот, сыгранных с наслаждением и желанием, стали для меня новогодним подарком, о котором я даже и мечтать не мог.
— Мам, а научи меня ещё чему-нибудь! – звонкий голосок прорезал звуки рояля, но женщина покачала головой.
— Не сейчас… Дома. Ты научишься дома, а потом я разрешу поиграть тебе на рояле. Хорошо

Малышка закончила мелодию и нехотя убрала руки с клавиш, но потом всё же побежала к маме, едва не забыв подхватить с пола выроненные конфеты. Она гналась за новыми знаниями, чтобы потом опробовать их на рояле, который до этого видела только на картинках в книгах и в интернете. А тут — целый рояль, и в маминой школе!

Вскоре актовый зал погрузился в тишину, о которой я так мечтал. Но он ней я тогда не думал. Я всё ещё слышал чистые ноты, настоящую искренность в каждом звуке.

Да, лето я любил больше, потому что в сыром углу за сценой не так холодно, когда наступают каникулы. Но воспоминания грели меня и дарили настоящее тепло, вселяли веру в новогоднее чудо с мерцающими огоньками и запахом еловых ветвей.

И теперь я точно был уверен в одном: этой зимой мне холодно не будет.

Источник